чем-то чудесным и божественным, а обычными людьми, которых могли убить или
ранить. Часто их сыновья по зову черных рыцарей брали оружие и уходили
сражаться с врагами. Так было и в других краях, где хоть что-то знали о
Властелине, и воины в черных доспехах были его вестниками. Была беда - они
приводили помощь. Они просили о помощи - и воины уходили на Север и на
Запад.
На берегу лесного озера под вековыми, обросшими клочьями мха елями,
стоял маленький деревянный дом. По обычаю сюда приносили тех, кто умирал,
кого уже отказывались пользовать лекари. Так воины отряда узнали, что
напрасно они загоняли коней, что единственное, чем могут ей помочь - дня
два-три удержать в теле угасающую жизнь. Вынуть наконечник никто не
осмеливался - железо касалось сердца. И тогда Ульв сказал:
- Я поеду просить Властелина. Когда-то он говорил мне, что я дорог
ему. Не думаю, чтобы сейчас было так. Но, может, ради прошлого он
согласится помочь... Иначе мне не вынести своей вины. Я так пытался забыть
или хотя бы реже вспоминать об этом, но жизнь бьет без пощады... Я еду.
- Прости, что осмеливаюсь показываться тебе на глаза, Властелин.
Выслушай меня, прошу! Не за себя буду просить...
Он стоял, ссутулившись, перед Властелином и глухо говорил, глядя в
пол.
- Я никогда ни о чем не просил, - мучительно выдавливал он слова. -
Это не для моего спокойствия, Властелин... Я не хочу врать - если она
умрет, то к моей вине прибавится еще и эта смерть. Не погуби я ее брата,
она не пришла бы сюда. Я не вынесу... И все же - не ради меня, ради нее.
Это чистое, смелое сердце, ты ведь сам знаешь!
"Что объяснять тебе, что утешать тебя? Ты из тех людей, что лишь
тогда сочтут себя невиновными, когда сами смогут простить себя. А ты
никогда себя не простишь".
Кто-то хотел нарисовать лицо. Полукружья бровей и ресниц, едва
намеченные бледные синеватые губы, волосы, - остальное сливалось с белым
полотном - так казалось с первого взгляда. Жизнь в головах, Смерть в
ногах, и ни одна пока не скажет: "мое". Зазубренный наконечник лежал в
обожженной ладони. Несколько секунд назад ему казалось, что сердце
трепыхается пойманной птахой в его руке - теперь оно билось свободно и
спокойно. В сером тумане небытия всплывали образы и обрывки мыслей.
Ощущение бытия. Осознание зова жизни. Он держал руку на холодном лбу.
"Ничего не говори, девочка. Думай в ответ, я пойму".
Смятение. Его собственное лицо. Стыд. Горечь незаслуженной обиды.
Страх. Женщина без лица. Крик ребенка. Ребенок.
"Малышка в безопасности. Хочешь, тебе ее принесут?"
Золотые волосы. Ребенок. Горящие дома. Чувство потери. Горе.
Одиночество. Золотоволосый воин с окровавленным боевым топором. Ребенок.
"Ириалонна, девочка, все хорошо. Не бойся. Ты выздоровеешь".
Стыд. "Лучше бы я умерла".
"Ты знаешь, кто я? Узнаешь?"
Его собственное лицо. Наручники.
"Ты выздоровеешь. Ты станешь, кем хочешь. Воины, что нашли тебя,
просили меня об этом. Они возьмут тебя в свой отряд. Понимаешь?"
"Да".
"Не будет позора, если ты передумаешь. Но душа твоя воистину душа
защитника. Ты оказалась сильнее, чем я думал... Будет так, как ты решишь".
Девяносто девять их было в отряде. Сотая - единственная женщина среди
воинов Аст Ахэ. Ученичество ее еще не кончилось, но уже близился срок
Клятвы. Многие надеялись, что она передумает, ведь мало, кто так умел
лечить, как она. Стань она целительницей - и не надо отрекаться от
собственного естества. И можно надеяться, что не вечно сердце ее будет
девственным. А надеялись многие. Но никто никогда не пытался ее
отговорить. И Клятва была дана, и у девяноста девяти братьев появилась
сестра. Любимая сестра. Ее берегли. Ею гордились. В ее присутствии
светлели сердца воинов.
- Когда ты касаешься раны, сестричка, она перестает болеть, -
говорил, улыбаясь, Вент.
Его не следовало принимать всерьез. Уже семь лет он был женат, и
любил свою жену до безумия. Каждая весть с родины принималась им как
великий дар. Отец его, сам когда-то учившийся здесь, но не ставший Рыцарем
Твердыни, послал сюда своего сына, чтобы сделать из него мудрого
правителя. Он не ошибся в сыне. Нечего было опасаться и воздыханий Торка,
бывшего когда-то рабом. Он и сам не скрывал, что все это лишь мечты,
мечты... Хуже было молчание Ульва, упорно избегавшего ее. Лишь один раз
было - он принес полный шлем лесной земляники. Ириалонна сказала, что ей
столько не съесть, и предложила ему разделить с ней ягодное пиршество. Его
серые глаза вспыхнули такой радостью, что она почему-то испугалась. Теперь
и она пряталась от него. С той поры Ульв не пытался даже заговорить с ней.
Зато с ней как-то заговорил Дейрел, княжий сын. Он был одним из самых
красивых людей в Аст Ахэ: легкий и стремительный, с волнистыми
темно-золотыми волосами и янтарными глазами. Ей показалось, что в его руке
кровь. Но это был только золотой перстень с большим рубином.
- Откуда? - спросила она.
- Отобрал у Орка, - тот пожал плечами.
- Но ведь он кого-то убил и отнял этот перстень... На нем кровь.
- Чушь. Даже если так - мертвым что за радость в украшениях? Захочешь
- будет твоим.
И тогда он сказал, какова цена этому перстню. Ей захотелось ударить
Дейрела.
- Дешево же ты меня ценишь, - сказала она сквозь зубы.
- А сколько ты просишь? - последовало за этим. Дейрел дерзко улыбался
ей в лицо. Он был уверен в своей неотразимости.
- Ты что, на самом деле? Дейрел, ты с ума сошел? Ты же брат мне, ты
же Клятву давал, мы же вино с кровью пили!
- Лет пять назад это бы меня остановило. Но ведь ты сама избавлялась
от суеверий в годы ученичества. Так разве тебе не ясно, что слова есть
лишь слова, даже, если это слова Клятвы? А то, что выпито, ничем не лучше
обычной воды. Ты же не считаешь, что побраталась с родником? Нет, у меня
уже нет иллюзий. Я понял, что Служение никому, кроме Властелина, не нужно.
Лишь ему в нем выгода. Я уйду. И хочу, чтобы ты ушла со мной. И вот тогда
я дам настоящую цену за тебя. Мой отец - князь, я единственный наследник.
А ты станешь моей женой. У тебя будет все, что пожелаешь...
- Замолчи! - крикнула она, зажимая уши. - Это же гнусно! Ох, и дрянь
же ты! Еще раз заикнешься - всем расскажу!
Дейрел вспыхнул. Затем вновь на его лице появилась улыбка -
снисходительно-надменная.
- Мне кажется, Ульву ты простила бы не только слова, а кое-что и
больше.
Не стерпев, она ударила его по лицу. Дейрел схватил ее за руки, но
через мгновение отпустил. Усмехнулся.
- Я запомню урок, - коротко сказал он и вышел.
Она промолчала. Дейрел тоже вел себя, как ни в чем не бывало. Неделя
прошла, и другая, и Ириалонна уже стала забывать о происшедшем.
...Борра и Этарк обнажили мечи. Давний спор о том, где лучше бьются -
на востоке или на западе - должен был разрешиться поединком. Борра, обычно
невозмутимый, вышел-таки из себя и обещал надрать мальчишке уши.
Мальчишке, правда, было уже двадцать шесть, но озорство в нем было
неистребимо. Конечно, Борра разделал его в пух и прах минут за десять.
Этарк завопил, что это еще ничего не значит - справиться с маленьким. Вот
пусть попробует справиться с Ульвом.
- Если Ульв проиграет, - усмехнулся Борра, - то я тебе точно уши
оторву, нахал!
- Ульв, мои уши - в твоих руках! - трагически взвыл Этарк.
Теперь предстояло сражаться двоим из лучших рыцарей Аст Ахэ. Зрелище
обещало быть интересным. Внезапно сзади раздался насмешливый голос:
- Поосторожней, Борра! Он ведь любит приканчивать друзей в дружеских
же поединках. По-дружески. Как Лонньоля, к примеру.
Ириалонна в ужасе обернулась. Дейрел улыбался, скрестив на груди
руки. Ее взгляд метнулся к Ульву. Лицо его помертвело, и лишь косой шрам
от лба до подбородка, слева направо, полыхал красным. Ульв остановившимся
взглядом смотрел прямо перед собой.
- Это так? - тихо, растерянно спросила она.
- Конечно так, - рассмеялся Дейрел. - У него же все на лице написано.
- Я знаю, как погиб мой брат, - медленно и четко выговорила она.
- Но ты же не знала, что это он его убил.
- Теперь знаю. Одного не знаю - зачем ты мне сказал об этом?
- Справедливость требует, чтобы ты знала.
- Так что ж твоя справедливость так долго молчала? Целых четыре года?
Она повернулась к Ульву.
- Я не виню тебя. Брат погиб - теперь ты мой брат. Мы в расчете.
Ульв криво улыбнулся. "Лучше бы ты убила меня, сестра. Любимая сестра
моя".
Борра заговорил как всегда медленно и невозмутимо.
- Мне кажется, тебе здесь не место, Дейрел.
- Шел бы ты своей дорогой, - добавил Торк.
- Пусть уходит, - послышались отовсюду возгласы.
Теперь побледнел Дейрел. Уйти самому - одно. Быть изгнанным - совсем
другое. Теперь отец его не примет. Дороги домой не было. Но Дейрел не
просил прощения - молча вонзил в землю меч и ушел. Больше о нем не
слышали.
- Госпожа! Изволили проснуться?
Голова раскалывалась. "Госпожа" - ее никогда так не называли. В
отряде звали сестрой, Властелин - по имени, иногда - Заклинательница Огня,
по смыслу имени. Правда, один раз назвал каким-то другим, чужим именем...
Иэрне, кажется. Лицо у него было потом как у Ульва - в тот день... Какой
знакомый голос... Нет, не припомнить. Что же было, почему так больно...
...Эти пирамиды из голов Орков попадались уже не первый раз. Вроде,
что же тревожиться - нрав их всем известен, чего жалеть. Но слишком
жестоко. Кто? Эльфы давно бежали к морю или бродили где-то на юге. Люди?
Не в обычае тех, кто здесь жил, поступать так. И кто тогда жжет деревни?
Следов Орков нет, а все сожжено и разграблено, и люди куда-то уведены. И
эти странные слухи о Властелине - будто взимает он дань в оплату за помощь
и защиту; а кто не повинуется - жестоко карает. Теперь имя Владыки Тьмы
вызывало страх.
- Вот нелепость, - горько говорил Торк. - Ищем того, кто убивает
Орков. Раньше мы людей от них защищали. А случись что - именно Орки будут
за нас, а Эльфы и Три Племени - врагами будут...
- После таких слухов не только Три Племени, - мрачно ответил Ульв.
Дальше дни и ночи, поиски... Простая неосторожность - угодили в
засаду втроем. Правда, остальные подоспели почти сразу, но она помнила
только страшную боль в голове. На этом все обрывалось. Она с трудом
открыла глаза. Высокий резной деревянный потолок. На стенах - дорогое
оружие и ткани. Светлая горница убрана с крикливой роскошью. Она лежала в
большой постели среди мягких подушек, укрытая теплым легким одеялом.
- Как изволили почивать, госпожа? - тот же слегка насмешливый голос.
- Дейрел...
- Узнала. Все-таки помнишь. И на том спасибо.
Он изменился за эти два года. Пополнел. Лицо, еще красивое, пожелтело
и стало одутловатым, под глазами - темные мешки. Похоже, сильно пьет.
- Как я... здесь?
- Тебя привезли мои люди.
- Отбили?
- У кого? У себя, что ли? Не делай удивленных глаз, давно уж могли бы
понять, что связались с равным, с тем, кто ваши штучки хорошо знает.
- Так это ты...
- Так это я. Вы открыли на меня охоту. А я - на вас.
- Ты мстишь?
- Не без этого. Но пока я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я
вам не мешаю. Разве я не убиваю Орков?
- Но ты и людей убиваешь.
- Как и вы.
- Мы не убиваем мирных жителей!
- Убиваете врагов. А те, кто не подчиняется мне - мои враги. К тому
же, я их защищаю - пусть платят. Вы ведь тоже сражаетесь не "за так".
- Как ты все извращаешь.
