нас, Нолдор? Из детей Нолофинве и Арафинве - никого. Все убиты. Все
погибли честной смертью, в бою с врагами. Только мы, сыны Феанаро, гибнем
от руки своих же. Неужели мы лишены даже почетной смерти?
...Осталось нас четверо - я, Маглор, Амрод и Амрас. И еще остались
Сильмариллы и клятва. Никого больше нет из видевших свет Валинора, разве
что Галадриэль, что затерялась где-то на востоке. Или на юге? Не все ли
равно...
...Теперь мы страшнее Врага для тех, кто бежал из опустошенных земель
к устью Сириона. А Враг все чего-то ждет... Что же ты не добьешь нас,
проклятый, чего ты ждешь? Мы все равно не откажемся от клятвы, никогда!
506 ГОД I ЭПОХИ
Орки напали ночью, неожиданно. Перебили всех, кроме Маэглина. В нем
сразу распознали вождя; конечно, надо бы доставить его Гортхауэру...
однако Оркам хотелось позабавиться. Маэглин в ужасе слушал, как они
обсуждают, что с ним делать. Выхода не было. Сейчас, пожалуй, даже Ангбанд
пугал его меньше грядущей расправы.
Люди появились из-за деревьев бесшумно, как тени.
- Это еще кто? - прищурился их предводитель.
- Эльф, - неохотно буркнул кто-то из Орков.
- Я не слепой! - рявкнул человек. - Я спрашиваю, кто, какого рода?
У Маэглина затеплилась слабая надежда на спасение. Он привык, что
Люди почтительно относятся к королям Нолдор и их родне.
- Я Маэглин, племянник короля Тургона, - сказал он, пытаясь придать
своему голосу внушительность и уверенность. Удалось это ему плохо, однако
лицо человека просветлело. Маэглин перевел дух и приободрился.
- Значит, племянник Тургона? - как-то ласково сказал человек.
- Отдай его нам, Гонн, - мрачно вымолвил кто-то из воинов.
- Нет, ты подожди. Племянник Тургона - это хорошо. Это очень хорошо.
Это, значит, что же, ты королю Финголфину внуком приходишься? Да мне
просто повезло! Ты не бойся, Оркам я тебя не отдам.
- Он наш, - прорычал предводитель Орков. - Наша добыча!
- Сразу видно, что альвы и харги - братья по крови. Верно, очень
хочешь ты поговорить с ним по-братски. Но скажи-ка мне, кто ты такой,
чтобы решать? - недобро усмехнулся Гонн, положив руку на рукоять меча. -
Может, тебе и владыка Твердыни не указ?
Орк колебался. Гонн снова повернулся к Эльфу:
- И в Аст Ахэ я тебя не отправлю, альв, внук Финголфина. И ребята мои
тебя не тронут, - он ласково улыбался. Потом вдруг его лицо дернулось в
злой усмешке. - Я сам тобой займусь. Я твою голову сам Повелителю
доставлю, сволочь! - проревел Гонн.
Маэглин вжался в ствол дерева. Все происходящее было похоже на
бредовый страшный сон. Выхода не было. Он проклинал день и час, когда
покинул Гондолин, нарушив запрет Тургона. Этот человек был страшнее Орка,
и из глаз его смотрела смерть - неотвратимая, чудовищная, жестокая. Бежать
было некуда. Гонн сделал шаг вперед...
Приглушенный стук копыт. Статный всадник в черном на вороном коне.
Бледное, красивое и жестокое лицо. Гонн склонился перед ним:
- Здравствовать и радоваться вечно тебе, Гортхауэр, Повелитель
Воинов!
- И тебе здравствовать, Гонн, сын Гонна из рода Гоннмара, отважный
воитель. Кто это? - всадник небрежно указал на Эльфа.
- Маэглин, альв, племянник Тургона, внук Финголфина.
Гортхауэр угрюмо усмехнулся.
- Славная добыча досталась тебе сегодня, Гонн, сын Гонна.
- О великий! Это мы схватили его. Отдай его нам, - предводитель Орков
хищно оскалился.
Гортхауэр, казалось, не обратил на Орка никакого внимания:
- Пленник твой. Он в твоей воле.
- Благодарю...
Стоявший в каком-то оцепенении Маэглин, наконец пришел в себя и,
отпихнув воина, бросился к всаднику:
- Повелитель! Пощади!
Гортхауэр холодно усмехнулся:
- Ты знаешь, у кого просишь пощады?
- Да, владыка Гортхауэр! Пощади, милосердный!
Майя расхохотался:
- Совсем свихнулся от страха. Милосердный, надо же! Да нет, вы меня
называете Гортхауэр Жестокий. И это правда. И ты в этом убедишься, Нолдо!
- Пощади! Все тебе расскажу, все! - Маэглин дрожащими руками вцепился
в стремя. Гортхауэр брезгливо отстранился:
- Ну, что ты можешь рассказать?
- Все! Я племянник Тургона, я знаю, как добраться в Гондолин. Ты
завоюешь это королевство, я помогу тебе!
- Тоже мне, помощник, - сквозь зубы процедил Гортхауэр. - Ну, да
ладно. Иди вперед.
Гонн вздохнул, потом, не сдержавшись, сплюнул и бросил:
- Не вздумай бежать, альв. Сойдешь с тропы - считай, мои ребята тебя
получили. И тогда пощады не жди.
Маэглин рассказывал торопливо, сбивчиво. Гортхауэр слушал с
непроницаемым лицом - не угадать, что думает.
- Тургон не устоит перед твоей мощью. Только я прошу тебя отдать мне
принцессу Идрил...
Гортхауэр отвернулся.
- Я буду править Гондолином, предан тебе буду, служить буду...
- Высоко ценишь свою жизнь, Нолдо, - тяжело сказал Гортхауэр. -
Ладно. Теперь убирайся.
- Да, да, Великий... Скажи, твои слуги не тронут меня?
- Здесь тебя никто не тронет. И ты получишь то, что заслужил.
Какой-то второй смысл почудился Маэглину в этих словах.
- Ты обещаешь, господин? - нерешительно спросил он.
- Тебе что, мало моего слова? Вон отсюда!
"Ты получишь свое, Нолдо, внук Финголфина, потомок Финве. Ты,
равнодушно смотревший на гибель своего отца, ты, пожелавший стать
господином и предавший своего родича и короля, ты, презирающий людей,
возжелавший над трупом Туора взять в жены Идрил, ты, в чьих жилах кровь
палача - будь проклят! Ты купил свою жизнь ценой крови своего народа, и
наградой тебе станет ненависть друзей, презрение врагов и позорная смерть.
И не будет могилы тебе, предатель; высоко хотел взлететь ты - тем страшнее
будет твое падение. Грязная тварь. Я достигну двух целей сразу: никогда
более воинство Гондолина не придет на помощь Нолдор, сыновьям Феанора, и я
отомщу за кровь Учителя. Да будет так".
Он резко поднялся, набросил на плечи плащ, застегнул его у горла
стальной пряжкой - черно-серебряная змея с холодными бриллиантовыми
глазами.
"Пора действовать".
ЛЕСНАЯ ТЕНЬ. 493-515 ГОДЫ I ЭПОХИ
Элион вспоминал рассказ о страшной участи пленников Моргота, о
чудовищных пытках, которые измышлял Проклятый для своих врагов. Тысячу раз
он проклинал свою злосчастную судьбу, позволившую ему выжить в том бою.
С удивлением обнаружил, что кто-то умело перевязал его раны. Это
угнетало и страшило еще сильнее: что доброго может быть из Ангамандо?
Он начал на ощупь исследовать каземат, в котором оказался, видимо,
когда был без сознания. Вопреки ожиданиям, здесь было сухо и не слишком
холодно. У вороха сена, на котором он лежал, Эльф обнаружил кувшин с водой
и еду. Попробовал с опаской. Вода была чистой и холодной, пища - вполне
сносной. Плохо было одно: в каземат не проникал ни один луч света. Полная
темнота.
И потянулись часы - а, быть может, дни и недели. Раз в день появлялся
какой-то человек, приносивший воду и еду. Ожидание было страшнее всего;
Элион, кажется, был бы даже рад, если бы его повели на допрос: легче
умереть, чем бесконечно терзаться неизвестностью и ожиданием. Но время
шло, и ничего не происходило. Он уже с нетерпением ждал прихода своего
тюремщика, несколько раз пытался заговорить с ним, но не добился ни слова.
Он начал разговаривать сам с собой - но здесь, где, казалось, умерли
все звуки, голос его звучал слишком громко, пугающе. Он чувствовал, что
сходит с ума. Тьма и беззвучие. Безвременье. Беспамятство...
...Солнце. Свет. Элион плакал, как ребенок, протягивая руки к
бледному светилу. Он смеялся, и слезы текли по его лицу; он нес какую-то
несусветную чушь, и снова плакал и смеялся... Если б знать, кто вывел его
из вечного мрака - сюда, к свету, - благословлял бы имя его, будь то хоть
сам Враг. Быстро начали болеть отвыкшие от света глаза, но когда кто-то
поднял его за плечи - беспомощного, слабого, - он взмолился:
- Лучше убей меня... я не могу, не хочу снова - туда... я не могу...
Он снова потерял сознание.
Первое, что осознал, придя в себя - лежит на постели. На настоящей
постели, не на ворохе сена. Осторожно, боясь снова увидеть мрак каземата,
Элион открыл глаза.
Небольшая комната с высокими сводами была освещена бледным светом,
падавшим из узкого стрельчатого окна. Элион приподнялся и огляделся.
У стены - стол, заваленный книгами и свитками, невысокое кресло с
резной спинкой, еще одно - у постели, на нем аккуратно сложена одежда;
камин... Ничего лишнего, почти аскетически строго; только на стене -
какой-то гобелен. Эльф поднялся, натянул одежду, набросил тяжелый темный
плащ - огонь в камине, похоже, погас давно, и в комнате было довольно
прохладно.
Гобелен поразил его. Он никак не мог понять, как вещь, исполненная с
таким мастерством, могла оказаться здесь, в Ангамандо? Правда, сюжет мог
показаться странным: в ночном звездном небе парила огромная сова, раскинув
серебристо-серые крылья. Сияющие золотые глаза ее, казалось, внимательно и
настороженно изучают Эльфа. В лапах птица сжимала меч с витой рукоятью и
непонятным заклятием, начертанном на светлом клинке.
"Может, похищено из какого-нибудь разграбленного эльфийского
поселения? Вряд ли... Странная картина; прекрасная, но слишком мрачная.
Ночная птица... Что-то зловещее. Нет, это не работа Элдар..." - растерянно
размышлял Элион.
С трудом оторвавшись от гобелена, Эльф подошел к окну. У него
теплилась еще безумная надежда, что каким-то чудом его вырвали из вражьих
лап, и теперь он у друзей. Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы
развеять все сомнения. Черные горы, вырастающие из скал сумрачные башни...
Тангородрим. Ангамандо. Твердыня Моргота.
"Кто знает мысли Врага? Может, все это - ловушка, слишком искусно
расставленная, чтобы я мог понять сразу?.. Может, он просто решил поиграть
со мной, как хищный зверь с подранком, зная, что я в его власти?"
Он шагнул к столу. Судя по количеству рукописей, он был в обители
какого-то книжника. Один лист был, похоже, написан совсем недавно. "Может,
в этом я найду разгадку?.." Элион присел в кресло и принялся за чтение.
Письмена были чем-то знакомы, но в то же время какие-то иные. Однако
Элион был Нолдо, да и немного понимал речь тех, у кого ныне был в плену.
Сначала с трудом, потом все легче разбирая такие похожие и непохожие
письмена и слова, он погрузился в чтение - где-то читая, где-то угадывая и
домысливая. Хотя писал явно враг, все-таки было немного неловко...
"Звезда моя, королева Севера!
Каждый час, проведенный вдали от тебя, кажется вечностью. И лишь то,
что ты не забыла меня, согревает душу. Глупо, конечно, но я почему-то
боялся, что не смогу вспомнить твое лицо... А потом понял, что помню,
помню все. Я часто теперь возвращаюсь мыслью к нашей первой встрече. Я
взглянул на тебя, и показалось мне - глаза твои сияют, как ясные голубые
звезды, недостижимо-далекие и манящие... Я помню каждую мелочь. Твое
темное платье, расшитое серебром, было похоже на траву, едва тронутую
инеем, на которую опустились две снежно-белых прекрасных птицы - твои
руки... Те мгновения, что ты молчала, длились бесконечно, но когда
заговорила, голос твой показался звоном замерзших ветвей под первым теплым
ветром, когда только-только сердце начинает предчувствовать весну. Если бы
ты знала, моя королева, как я хочу снова услышать твой голос, твой смех,
похожий на песню лесного ручья... Когда ты смеешься, кажется - весь мир
