Может, тогда он сумеет, наконец, увидеть Путь Людей. А там - пусть выберет
сам. Величайший из Людей - Люди поверят ему... Не мне же, Врагу, верить...
- Если он захочет быть тем, кем ты ожидаешь.
- Я не жду, что он станет действовать по моему желанию, Эннот.
- Более того, прозрение может и сломать.
- Не надо, не говори так, я сам тысячу раз об этом думал! Если будет
так, то проклятье падет на меня. Вы же сами и проклянете. Знаешь, было бы
кому мне молиться - молил бы, чтобы он оказался настолько тверд сердцем,
как говорят о нем.
- Может, пусть лучше уходит... да о чем я, уже поздно, Учитель.
- Да. Уже поздно, Эннот.
"И все видно, все - как на ладони. Даже Гондолин. Так что же - он все
знает? Но почему не разит? Почему не уничтожит? Ведь у него хватит сил.
Или - не хочет? Не хочет?! Или - замысел... Боги... смертному не понять. Я
не понимаю, я бы ударил. Значит, я не стал им, и Тургон мне дорог... Но
почему так?.. Дориат в радужном тумане... Турин, сын мой, хоть ты вне
власти Врага..."
- Владыка, будь милостив к рабам твоим! Разве мы не помогли тебе в
битве, обратившись против врагов твоих? Мы разили их в спину, и враги
бежали в страхе!
- И чего же хочешь ты? - холодно молвил Вала, глядя на угодливо
согнувшегося в поклоне человека. Не столько он сам был противен, сколько
воспоминание о другом. О брате Гортхауэра.
- Отдай нам земли альвов! Позволь - мы сами вырежем оставшихся!
- Не слишком ли высокую цену просишь за предательство? Нет, не жди.
Только Дор-Ломин, где вы уже поселились, твой. Но знай: хоть ногой ступишь
за пределы этой земли - тебе конец. Ты сам определил свою награду. Вон!
"Почему он его карает? Или и Врагу доступна справедливость? Нет, это
все ложь, ложь! Конечно, как всегда, Враг взял плату и наградил -
смертью... Турин, сын мой, помнишь ли обо мне..."
"Что же это, за что? Неужели проклятие Врага ослепило их обоих? Элве,
ты же видишь - Турин не хочет унижения, Человек горд. Так пойми же
Смертного, тесть Берена!.. Воистину, недаром имя Дориата всегда ложилось
тенью на сердце... Турин, нет, не слушай, не унижайся. Пусть они увидят
Человека. Пусть поймут. Пусть признают его достоинство... Или?.. Чему же
верить, если даже меня, чтимого двумя королями, считали низшим
существом... Неужели Враг не лжет... Ненавижу! Если это правда - будь он
трижды проклят за такую правду!"
- Приведите его ко мне. Найдите его. Не хотелось бы мне, чтобы он
погубил себя. Приведите его. Может, он будет в безопасности здесь. Он уже
изведал благость Эльфов. Может, поймет меня...
"Сын мой, уходи. Дориат изгнал тебя - уходи в Гондолин, уходи к
Тургону. Он должен помнить, должен принять тебя, Турин, сын мой!"
- Мы не успели, Властелин. Прозрение убило его.
- Расскажи мне все. Все.
- Он избегал всех, верил только себе.
- Это тоже путь.
- Он привел его к гибели. Все были ему врагами. Он верил Эльфам - они
стали его бояться. Он был слишком горд, чтобы слушаться их. Он был
воспитан Эльфами - оттого был высокомерен с Людьми. Он был чужд всем - и
вот, лишь бездумному, беспамятному существу смог он ответить любовью. Чья
вина, что это оказалась его сестра? Чья вина, что все его начинания
обернулись злом? Он погиб, мы не успели. Эльфы тоже.
- Они-то могли успеть, если действительно желали его найти! - Вала
резко встал. - А вина - на мне. Я должен был предвидеть...
Вала ничего не сказал Человеку - мысли Хурина были как на ладони.
"Бессмертные и Смертные идут разными путями. Нет дела до нас Эльфам.
На волю Врага оставили они нас... Но не радуйся - я не сломлен. Ты виной
смерти моих детей. И ты еще получишь свое..."
- Ступай своей дорогой, сын Галдора. Я не прошу прощения - я не во
всем виновен, да и ты не простишь. Иди, ты свободен. Теперь пора судить
тебе - тебе самому. Судить всех и все.
Воины Аст Ахэ провожали его до границ эльфийских земель с великим
почетом. Но ни слова не сказал Хурин.
Он стоял у горных стен - ограды Гондолина. Потаенного пути он не
знал, но здесь была крепость Тургона, он помнил это. Он еще верил, что тот
примет его. Последняя ниточка, последняя надежда на то, что все, что он
видел, все, что он узнал об Эльфах - ложь, наваждение Врага. И он звал. Он
умолял судьбу - пусть отзовется. Неужели все былое для Эльфов - ничто?
Ведь они все помнят. Или это "все" разное для Смертных и Бессмертных?
Неужели все, что Люди сделали для Эльфов, все их горе, их потери -
ничтожны в глазах Элдар? И Люди - лишь пешки в их непонятной игре? И
неужели нет богам дела до Людей, как и говорил Враг? Значит, это не
ложь... Но он - Враг. И где же правда? Неужели Люди - одни, беззащитны,
беспомощны? Чужие слова зазвучали в памяти: "Ищи свой путь сам. Смотри
своими глазами". Он ужаснулся их чудовищной истине и, чтобы избавиться от
кошмара, снова закричал:
- Тургон! Вспомни свои слова! Ответь мне! Где ты!
Но ответа не было ему.
И сказал Хурин:
- Горе тебе, Гондолин, город крепкий! Горе тебе, негодному пастуху,
оставляющему стадо! Горе тому, кто закрыл уши и глаза свои от страданий
тех, кто слаб, тех, кто молит о помощи! Среди блеска золота и камней не
видно крови, за песнями и шумом пиров не слышно стонов падающих под
ударами мечей. Горе тебе, отвратившемуся от мира! Ты - как крона,
презревшая корни. Ныне погибнут они, затем твой черед. Да будет так! Я не
верил словам Врага, ныне же вижу - он не лгал. Будь же проклят, жестокий
город, ибо слава и краса твоя куплены чужой кровью, и придет тебе пора
платить виру...
"Что же. Теперь осталось расплатиться с другим королем. И больше
ничто не связывает меня с бессмертными".
- Вот, получи плату, король. Ты ведь не впервые получаешь плату от
Людей, верно? От Берена - камень за свою дочь. Теперь прими же это
ожерелье Наугламир из сокровищницы Финрода. Помнишь его? Почему же лучшим
суждено гибнуть, а ничтожные существа, вроде тебя, живут? Прими же плату -
ты хорошо воспитал моего сына. Хорошо охранял его. Хорошо искал его.
Хорошо берег мою жену и дочь. Мы в расчете!
Хурин швырнул под ноги Тинголу ожерелье. Король сидел молча, застыв
как каменное изваяние. Мелиан встала.
- О Хурин! Сдержи свой гнев. Это горе говорит - не ты. Это Враг
затуманил взор твой...
Хурин с усмешкой выслушал слова Мелиан.
- Мелиан, благодарю - ты жалеешь меня. Странно. Это людское чувство.
Впрочем, Враг говорил - Арда меняет всех. Мне кажется, он прав. Ну, что ж,
мы в расчете. Ты скоро забудешь обо мне, король, хотя бессмертные,
говорят, не умеют забывать. Боюсь, что умеют - то, чего не хотят
помнить... Никогда не думал... Может, даже после смерти своей дочери ты не
долго будешь печалиться... Прощай. Пути Смертных и Бессмертных, увы,
разошлись. Кто тому виной? Свет и Тьма не столь различны, как мы. Но мы
могли меняться, и сами виной своим несчастьям... Прощай. Я ухожу своей
дорогой.
Никто не знает, где окончил дни свои сын Галдора. Он не был с Врагом.
Он не был среди рыцарей Света. Одинокий, не верящий никому, он прошел по
земле, и у Великого Моря потеряны его следы. Люди говорили - море
поглотило его и память о не верящем никому.
ПОСЛЕДНЯЯ ГАВАНЬ. 473 Г. I ЭПОХИ
Он сидит на обломке белого камня у расколотой чаши фонтана. Длинные
чуткие пальцы машинально перебирают жемчужины в хрустально-прозрачной
воде. Чудовищная тяжесть легла на плечи.
"...Мы освободили силу, с которой нам не совладать..." Снова
прикосновением раскаленного железа обожгло это - "мы". Он содрогнулся,
вспомнив застывшее лицо Учителя и хриплое: "Спеши!.."
Не успел.
...Воины Черного Отряда склонились над умирающим. Прерывистое дыхание
кровью клокочет в горле, рассечен светлый доспех на груди. Сражался до
конца: воины насчитали двенадцать трупов Орков.
Кто-то приподнял голову Эльфа, кто-то поднес к его губам воду в шлеме
вороненой стали. Он закашлялся, открыл подернутые предсмертной дымкой
глаза. Видно не сразу понял, кто перед ним - попытался улыбнуться
бескровными губами. Потом взгляд его прояснился - и в тот же миг обрел
остроту и твердость стали.
- Морготовы твари! Убийцы! Будьте прокляты! - с невероятной силой
ненависти выдохнул Эльф. Тело его бессильно обмякло, кровь перестала течь
из ран.
...Он вспомнил восторженного мальчика-странника, что рассказывал о
серебряных башнях, о белых, как лунный свет, стенах, о вьющихся светлыми
лентами дорогах, сбегающих к пристани, о фонтанах, похожих на морские
раковины, полные жемчужин, о легких лебединых кораблях...
Теперь он видел это сам. Развалины серебряных башен, разрушенные
стены, залитые кровью белые плиты дорог и камни пристани, пылающие
корабли...
...Они торопились, загоняя хрипящих коней. Кто заступит дорогу
черному вихрю, кто остановит стремительный северный ветер - молчаливых,
как смерть всадников, чей предводитель - Гортхауэр, Повелитель Воинов?
Стаей черных птиц, темным пламенем над спящей землей неслись к югу воины
Аст Ахэ.
"Мы посланы Учителем..."
И отступили стражи Севера, давая дорогу.
"Воля Мелькора".
И спешивались черные конники, отдавая им коней.
"Приказ Владыки".
Пришедшие с Востока склонялись перед ним, давая им ночлег и еду, с
благоговением и надеждой вглядываясь в суровые лица.
Они опоздали лишь на несколько часов.
Здесь не было речи о справедливости, чести, милосердии. Здесь сводили
извечные счеты с Эльфами их братья по крови, Орки. Синдар защищались
отчаянно, но Орков было больше, много больше... Они были пьяны от крови, и
некому было остановить их. Они не щадили никого, и их диким воем был полон
воздух...
...Быстрее, быстрее! Стремительнее северного ветра летели вперед
черные воины, и крыльями развевались за их спинами плащи, и выпущенной из
лука стрелой несся впереди на не знающем усталости легконогом коне -
Ученик, Крылатая Ночь, Повелитель Воинов, Меч Мелькора - Гортхауэр...
Ледяная сталь - глаза Эльфов. Те, кто отражал натиск полчищ Орков у
Гавани - были обречены, но никто из них не сдвинулся с места. Потому что
там, за их спинами, бежали к кораблям женщины и дети, несли раненых; и
нужно было продержаться эти бесконечные минуты, чтобы те, кому суждено
спастись, успели поставить паруса и поднять якоря...
...Они пронеслись как тени по немым улицам - только стук копыт громом
отдавался в оглушительной мертвой тишине. Они ворвались в гавань, когда из
ее защитников в живых не осталось почти никого. И горели белые корабли, и
сгустки пламени, шипя, гасли в воде, которую багровые отблески пожара
окрасили в цвета крови. Двое всадников, не спешиваясь, натянули луки - и,
не успев добраться до корабля, рухнул на камни Орк, а пламя факела весело
плясало, отражаясь в черных зеркалах кровавых луж...
Эльфы не поняли, что произошло. Они видели каких-то всадников, и у
многих сердца стиснуло предчувствие неотвратимой беды - пришло
подкрепление, все кончено... Но среди Орков вдруг возникло замешательство,
и Эльфы получили несколько драгоценных минут отсрочки...
...И покинули Лосэлеллонд, последнюю гавань Кирдана на берегах
Белерианда, белые корабли, скорбные птицы моря, оставляя за собой
разрушенный город, пылающие дома, непогребенные тела родных.
И, стискивая зубы в бессильной ярости, клялся Эрейнион Гил-Галад, что
ни прощения, ни пощады не будет Врагу, что, если когда-либо ему суждено
