...Эльфы - стражи границы Дориата - набрели на них через два дня. И,
словно лавина, прокатилась по всему Дориату весть о возвращении, и
неправдоподобные слухи об их деяниях, что приходили из внешнего мира,
стали явью.
Они - в лохмотьях - стояли среди толпы царедворцев, как
возвратившиеся из изгнания короли, и придворные Тингола с благоговейным
почтением смотрели на них. А Берен ныне смотрел на Тингола с жалостью. "Ты
дитя, король. Тысячелетнее дитя. Ты сидишь в садике под присмотром нянюшек
и требуешь дорогих игрушек... И не знаешь, что за дверьми теплого дома
мрак и холод. А играешь-то ты живыми существами, король... Двух королей
видел я. Один умер за меня, другой послал меня на смерть. Отец той, что я
люблю..."
- Государь, прими свою дочь. Против твоей воли ушла она - по твоей
воле снова здесь. Клянусь честью своей, чистой ушла она и чистой
возвращается.
Берен подвел Лютиэнь к отцу и отступил на несколько шагов, готовый
уйти совсем.
- Постой! - неверным голосом промолвил король. - Постой... а то, о
чем был уговор?
Берен стиснул зубы. "И сейчас он думает об игрушке..."
- Я добыл камушек для тебя, - насмешливо процедил он. Он не понял,
вспыхнув гневом, что король просто растерян и не знает, что говорить.
- И... где?
- Он и ныне в моей руке, - зло усмехнулся Берен. Он повернулся и
протянул к королю обе руки. Медленно разжал левую руку - пустую. А что
было с правой, видели все. Шепот пробежал по толпе. Тингол внезапно
выпрямился и голос его зазвучал по-прежнему - громко и внушительно.
- Я принимаю выкуп, Берен, сын Бараира! Отныне Лютиэнь - твоя
нареченная. Отныне ты - мой сын. Да будет так...
Голос короля упал и сам он как-то сник. Он понимал - судьба одолела
его. "Пусть. Зато Лютиэнь останется со мной. И Берен, кем бы ни был он -
достойнее любого Эльфийского владыки. Будь что будет... Когда он умрет -
похороним его по-королевски. А дочь... что ж, утешится когда-нибудь..."
Все понимали мысли короля. Берен тоже.
...Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиэнь чувствовала - что-то
творится с ее мужем, что-то мучает его. Однажды, проснувшись вдруг среди
ночи, она увидела, что Берен, приподнявшись, напряженно смотрит в
раскрытое окно. Он не повернулся к ней, отвечая на ее безмолвный вопрос.
- Судьба приближается.
Она не поняла.
- Прислушайся - как тревожно дышит ночь. Луна в крови, и соловьи
хрипят, а не поют. Душно... Гроза надвигается на Дориат...
Он повернулся к жене. Лицо его было каким-то незнакомым,
пугающе-вдохновенным, как у сумасшедших пророков, что бродят среди людей.
Он медленно провел рукой по ее волосам и вдруг крепко прижал ее к себе,
словно прощаясь.
- Я прикоснулся к проклятому камню. Судьба проснулась и идет за мной.
Какое-то непонятное мне зло разбудил я. Может, не за мою вину камень
жаждет мести, но разбудил ее я. И зло идет за мной в Дориат...
- Это только дурной сон, - попыталась успокоить его Лютиэнь.
- Да, это сон. И скоро я проснусь. Во сне я слышал грозную Песнь, и
сейчас ее отзвуки везде... - как в бреду говорил он. - Я должен остановить
зло. Моей судьбе соперник лишь я сам...
Они больше не спали той ночью. А утром пришла весть о том, что
Кархарот ворвался в Дориат. И Берен сказал:
- Вот оно. И чары Мелиан теперь не удержат моей судьбы. Она
сильнее...
...Кто не слышал о Великой Охоте? Кто не знает знаменитой песни
Даэрона? Кто не помнит о последнем бое Берена?..
Берен умирал, истекая кровью, на руках у Тингола. Король не хотел
терять Смертного, которого уже успел полюбить. Но Берен понимал, что все
кончено, и знал почему-то, что и волколак тоже не переживет его. Сильмарил
стал злой судьбой для обоих.
И вот - Маблунг вложил Сильмарилл в уцелевшую руку Берена. Странное
чувство охватило его. Словно все неукротимое неистовство камня вливалось в
него, но это было уже неважно - он умирал и не мог принести зла никому.
Сильмарилл был укрощен кровью человека. Теперь в нем не было мести. Теперь
он мог отдать его. Он протянул камень Тинголу.
- Возьми его, король. Ты получил свой выкуп, отец. А моя судьба
получила свой выкуп - меня.
И когда Тингол взял камень, показалось ему, что кровь в горсти его, и
тусклым стеклом плавает в ней Сильмарилл. Берен больше не говорил ничего.
И, глядя на камень, подумал Тингол - скорбь и память...
И пел Даэрон о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза
Берен и Лютиэнь, и как упала она на зеленый холм, словно подсеченный косой
цветок... И ушел из Дориата Даэрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не
позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан хранили их
от тления, и казалось - они спят...
У Элдар и Людей разные пути. Даже смерть не соединяет их, и в обители
Мандоса разные отведены им чертоги. И Намо, Повелитель Мертвых, Владыка
Судеб, не волен в судьбах Людей, хотя судить Элдар ему дано. Он знал все.
Он помнил все. Он имел право решать. Никто никогда не смел нарушить его
запрет и его волю. И только Лютиэнь одна отважилась уйти из Эльфийских
Покоев и без зова предстать перед троном Намо.
- Кто ты? - сурово спросил Владыка Судеб. - Как посмела ты прийти без
зова?
И ответила Лютиэнь:
- Владыка Судеб... Я пришла петь перед тобой... Как поют менестрели
Средиземья...
Намо вздрогнул. Он знал, кому и когда были сказаны эти слова, и что
случилось потом. Но он не успел сделать ничего - Лютиэнь запела.
Она пела, обняв колени Намо, пела, заливаясь слезами, и Намо
изумлялся - неужели она еще не умерла, ведь она плачет - тогда откуда она
здесь? Почему?
Пела Лютиэнь, и слышал он в песне ее то, чего не было в Музыке
Творения, чего не видел Илуватар, - чего не видел никто из них, разве что
Мелькор. И летели ввысь, сплетаясь, мелодии Элдар и Людей, и видел, как,
соединяясь, Черное и Белое порождают великую Красоту, и понял - эту Песнь
он не посмеет нарушить никогда, ибо так должно быть....
- Чего просишь ты, прекрасное дитя?
- Не разлучай меня с тем, кого я люблю, Владыка Судеб, сжалься, ведь
я знаю - ты справедлив...
"И та, что была казнена, просила меня о том же. Отблеск Камня на
обеих... Но что же вы сделали! И ни осудить, ни простить не могу..."
"Прости их, брат, - услышал он в душе скорбный тихий голос. - Своей
болью они заплатили за все... Прости их..."
Намо склонил голову. Он вызвал одного из своих учеников.
- Приведи Берена. Если он еще не ушел...
- Нет, о великий! Он не мог уйти, он обещал ждать меня...
"Я подожду тебя", - из окровавленных уст... Как похоже на - тех...
Они ничего не говорили - просто стояли, обнявшись, и слезы катились
по их лицам. Намо молчал. И, наконец, после долгого раздумья, заговорил
он:
- Ныне должен изречь я вашу судьбу. Я даю вам выбор. Лютиэнь, ты
можешь в Валиноре жить в чести и славе, и брат мой Ирмо исцелит твое
сердце. Но Берена ты забудешь. Ему идти путем людей, и я не властен над
ним. Или ты станешь смертной, и испытаешь старость и смерть, но уйдешь из
Арды вместе с ним...
- Я выбираю второе! - крикнула она, не дав ему договорить, словно
испугавшись, что Намо передумает.
- Тогда слушайте - никто из Смертных еще не возвращался в мир из моих
чертогов. И если вы вернетесь - нарушатся судьбы Арды. Потому - ни одному
из живущих, будь то Эльф или человек, вы не расскажете о том, что узнали
здесь. Вы пойдете по земле, не зная голода и жажды, и настанет час, когда
вы найдете землю, где вам жить. Судьба сама приведет вас туда. И вы не
покинете ее. Отныне, ваша жизнь - друг в друге. Судьба ваша отныне вне
судеб Арды, и не вам их менять. Я сказал - так будет.
И стало так - по воле Владыки Судеб. И Сильмарилл, искупленный их
болью и кровью, не погиб в море или в огне земли, а светит ныне Памятью в
ночном небе. Правда, для всех эта память разная...
467-70 ГОДЫ I ЭПОХИ
Из "дневника" Майдроса:
...Сильмарилл в Дориате. И принес его человек. Я должен убить его.
Сильмарилл - наше достояние. Но ничего - я подожду. Главное - Враг уязвим,
даже в своем оплоте! Это шанс. И если мне удастся объединить Элдар...
Может, тогда я смогу вернуть корону Нолдор роду Феанаро...
472 ГОД I ЭПОХИ. НИРНАЭТ АРНОЭДИАД
Из "дневника" Майдроса:
...Все получилось так, как следовало ожидать. Мы начали битву на
равных. Но единство - то, что соединяет силу в один кулак - было разрушено
до боя. Воистину, Год Бессчетных Слез. Для меня же страшнее всего то, что
Финакано погиб. Даже тела не нашли - только расколотый шлем. О других
потерях даже не говорю. Все кончено.
...Однако Союз Майдроса останется в хрониках. И на том спасибо.
...Нет Финакано. Нет его страны, его народа. А мы - сыны Феанаро -
как листья на ветру. Что осталось от Элдар, кроме жалких бродячих шаек?
Где наши гордые дворцы? Где воины в блестящих доспехах, в чьих очах горел
свет Валинора? Где наши песни и предания? Все сгинуло. Лишь как огоньки во
тьме - Гондолин, Нарготронд, Кирданов остров да побережье. И Дориат...
...Но почему же он не добивают нас? Или ждет, пока мы сами перережем
друг друга? Похоже, в этом он прав...
СТРАШНЕЕ ЛЖИ. 472-501 ГОДЫ I ЭПОХИ
Из "дневника" Маэзроса:
...Ну, и кого проклинать теперь? Неужели все Элдар настолько тупы,
что не видят того, что Враг передавит нас всех поодиночке? Неужели нельзя
забыть о своих распрях сейчас, для более высокой цели, чтобы разобраться
во всем потом, после победы? А я уверен - вместе мы победим.
Ородрет отказался сражаться под моим знаменем, все из-за братцев моих
- Келегорма и Куруфина. Удрали, оставив меня и Маглора драться с Орками,
да еще пытались захватить власть в Нарготронде, благо Финарато погиб. Этот
сладострастный красавчик Келегорм никак не мог позабыть своих наложниц,
что бросил на волю Орков в Химладе. Ему еще и дочь Элве понадобилась. Элве
отказался присоединиться к нам. Эти глупцы еще додумались требовать - от
Элве! - чтобы он отдал им Сильмарилл и немедленно выступил с ними против
Моргота. Как бы не так. Здесь я очень хорошо понимаю Элве и полностью на
его стороне. Они пригрозили, что убьют его. Что ж, попробуйте, милые
братцы...
"Свершилось. Наконец-то свершилось. Господин мой, Финголфин, если из
Благословенной Земли видишь ты это - возрадуйся. Наконец-то Элдар выступят
вместе! Ты хотел этого, как и твой родич Маэзрос. Что ж, он сможет
отомстить за себя. Жаль, не ты. Но я выполню свою клятву - если судьба
будет благосклонна ко мне, то я расправлюсь с Врагом не хуже, чем ты. Враг
еще пожалеет..."
- Господин!
Хурин резко поднял голову, оторвавшись от своих мрачно-торжественных
дум.
- Господин, король зовет тебя.
- В чем дело?
- Совет будет. Надо что-то решать - Маэзрос задерживается, и нет от
него знака.
- Они что, хотят без него выступать?
- Не знаю, господин мой, но слухи ходят.
Хурин быстро зашагал к ставке Фингона. На душе у него было тревожно.
"Нельзя допустить этого. Сущее безумие. Враг раздавит нас поодиночке. Он
только и ждет этого разобщения. Столько мы ждали - неужели не подождем еще
немного? Даже мы, смертные, готовы ждать. А годы бессмертных долги, что им
время?"
На совете из смертных был только Хурин. Это считалось великой честью
- Фингон уважал Хурина и прислушивался к его слову. Впрочем, Хурин прожил
год у самого Тургона в потаенном городе Гондолин и многое узнал из
