дверях появился, наконец, Мелькор. Лицо совершенно счастливое, глаза
сияют:
- Знаешь, Ученик, я понял, какую сказку им расскажу.
- Ох, Учитель... - Гортхауэр улыбнулся.
Менее всего Гортхауэр ожидал застать такую картину. Он знал, что
Мелькор непредсказуем; но то, что увидел теперь, настолько не вязалось с
образом спокойного и мудрого Учителя, что Майя растерялся. Они... играли в
снежки! Похоже, Мелькору доставалось больше прочих: разметавшиеся по
плечам волосы его были осыпаны снегом, снегом был залеплен плащ.
"Своеобразный способ выразить любовь к Учителю!" Впрочем самому Вале все
происходящее доставляло удовольствие. Он смеялся - открыто и радостно, как
умеют смеяться только дети; подбросил снежок в воздух, и тот рассыпался
мерцающими звездами, озарившими мягким светом разрумянившиеся от игры лица
Эллери.
- Учитель! - окликнул его Гортхауэр.
Тот обернулся и подошел к Ученику, на ходу стряхивая налипший на
одежду снег.
- Что ты делаешь? Зачем?
Мелькор, едва успев заслониться от метко пущенного рукой Мастера
снежка, ответил:
- Чтобы поднять людей, нужно делить с ними все: и горе, и радость, и
труд, и веселье. Разве не так, Ученик?
- Да, Учитель, но все же... они же просто как дети, и ты...
Мелькор рассмеялся молодым, счастливым смехом:
- Почему бы и нет? Скажи честно: не хочется самому попробовать?
Гортхауэр смутился:
- Но ты ведь - Учитель... Как же они... Как же я...
Снежок, попавший ему в плечо, помешал Майя закончить фразу.
Гортхауэр нагнулся, зачерпнул ладонью пригоршню снега; второй снежок
угодил ему в лоб.
- Ну, держитесь! Я ж вам!.. - с притворной яростью прорычал он. - Я
тут по делу, а вы вот чем меня встречаете!
Увернуться Мастеру не удалось.
- А это от меня! - крикнул Мелькор, и снежок, коснувшись груди
Сказителя, обратился в белую птицу.
Гортхауэр, повернув к Мелькору залепленное снегом лицо - Мастер
Гэлеон в долгу не остался - предложил, широко улыбаясь:
- Ну что, Учитель, покажем им, на что мы способны?
Мелькор кивнул, изящно увернувшись от очередного снежного снаряда.
В руках Менестреля, снежок неожиданно обернулся горностаюшкой. Зверек
замер столбиком на ладони Эльфа, поблескивая черными бусинками глаз,
фыркнул, когда его осыпали снежинки, и юркнул под меховую куртку
Менестреля.
- Развлекаешься, Учитель? - рассмеялся Гортхауэр.
...К ночи собрались в доме Мага - греться у огня и сушить вымокшую
одежду. Слушали Менестреля, пили горячее вино с пряностями. Мелькор,
разглядывая окованную серебром чашу из оникса - дар Мастера - вполголоса
говорил Гортхауэру:
- Конечно, простого заклятия довольно, чтобы прогнать холод, высушить
одежду; Бессмертные могут вообще не ощущать стужи. Но разве не приятнее
греться у огня в кругу друзей, пить доброе вино - хотя, по сути, тебе это
и не нужно - просто слушать песни и вести беседу?
- Ты прав, Учитель, - задумчиво сказал Майя. - И я не могу понять:
почему в Валимаре тебя называют Врагом? Почему говорят, что добро неведомо
тебе, что ты не способен творить? Прости, если мои слова оскорбили тебя...
но разве не проще жить, если понимаешь других, не похожих на тебя самого?
Если не боишься?
- Я понял тебя. Беда в том, что они не хотят понимать. Тебе, конечно,
не рассказывали, что я предлагал им союз?
- Нет...
- Неудивительно, - Мелькор грустно усмехнулся. - Что доброе может
сделать Враг? Валар страшатся нарушить волю Эру. А союз со мной означает
именно это. И, чтобы никто и помыслить не мог о таком, меня именуют врагом
и отступником. Значит, ничего доброго не может быть ни в мыслях, ни в
деяниях моих.
- Но ведь это не так!
- А ты можешь считать врагом того, кто умеет любить, как и ты; кто
хочет видеть мир прекрасным, как и ты; кто умеет мыслить и чувствовать,
как и ты; кто так же радуется способности творить? Кто, по сути желает
того же, что и ты?
- Какой же это тогда враг?
- В том-то и дело, - Мелькор отпил глоток вина.
- Знаешь, - после минутного молчания тихо сказал Гортхауэр, - я
пытаюсь представить себе Ауле, играющего в снежки со своими учениками.
- И что? - заинтересовался Вала.
- Не выходит, - вздохнул Майя. - Он не снизойдет. Наверное, ему
никогда не придет в голову превратить комок снега в птицу. Ведь пользы от
этого никакой. Просто красиво, интересно, забавно... А он - Великий
Кузнец, потому и должен создавать только великое и нужное. К вящей славе
Единого. А от такого - какая слава? Просто... на сердце теплее, что ли? Не
знаю, как сказать...
Мелькор вздохнул:
- Когда-нибудь я расскажу тебе, что сделало Ауле таким...
- Странник!
Юноша обернулся.
- Слушай, Странник, что с твоими глазами?
Тот недоуменно пожал плечами: да вроде ничего особенного... Художник
тихо рассмеялся:
- А глаза у тебя золотые...
- Что? - не понял Странник.
- Золотые, как мед, как восходящее солнце. Посмотри сам!
Странник хмыкнул:
- И ничего смешного. И нечему удивляться. У тебя вон - синие, у Мага
- зеленые, как листва на солнце...
- Правда? - Художник вдруг посерьезнел. - Послушай, а почему?
- Разве не всегда так было?
- Нет... Были - серые, и у тебя, и у меня, и у него... Не понимаю.
Может, Учитель ответит?
- Раньше как-то не до этого было...
- Мы только сейчас поняли...
- Может, ты знаешь? Глаза разные становятся, и волосы... Почему?
Вала улыбнулся. Какими разными они стали... Непокорные волнистые
пряди темно-золотых волос разметались по плечам Странника, ведь он
какой-то светлый, ясный и тонкий, как солнечный луч. У Художника взгляд
цепкий и острый, но глаза - бархатисто-синие, как темный сапфир, а
иссиня-черные волосы перехвачены узким кожаным ремешком. Он кажется
старше: Странник в сравнении с ним - мальчишка совсем, хотя оба - из
Изначальных. Но всем давно известно, что синеглазый Мастер Орэйн теряет и
смелость, и уверенность, и суровость свою, стоит лишь появиться рядом
маленькой хрупкой Халиэ - искусной вышивальнице и ткачихе.
- Почему, Учитель?
- Просто - вы Люди. А люди все разные, непохожи друг на друга, как
листья дерева, как звезды...
"Вы - Люди. Такие, какие виделись мне, когда я слышал Песнь Эа.
Только они волей Эру будут недолговечны, как искры костра, и смогу ли я
вернуть им то, что отнял он? Или дар свободы обернется для них карой и
горем? Неужели в этом Эру окажется сильнее?"
Разговор получился неожиданным.
- Скажи, Гортхауэр, а другие Творцы Мира, те, что живут в Валиноре,
они красивы?
Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь
безупречные лица Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной
черты, словно кто-то задался целью изобразить безупречную красоту, и это
ему удалось, но в погоне за точностью и чистотой линий исчезло что-то
главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не было жизни.
Все Валар были разными и - схожими, хотя отличались ростом и чертами лица,
цветом волос и глаз. Впрочем, почти все...
Нет, те, кого видел он вокруг теперь, стократ прекраснее. И смуглый
золотоглазый мечтатель Странник, и широкоплечий насмешливый Оружейник,
Гэллор-Маг, всегда задумчивый и сосредоточенный, и порывистая Аллуа, и
почти величественная Оннэле Кьолла...
- А Валиэр?
Пожалуй, красивыми можно было бы назвать двоих: Ниенну и Эстэ. Именно
потому, что на их лицах оставили след чувства. Но венец завершенности,
совершенная Королева Мира - кто из Людей назовет прекрасной - ее?
- И Король... младший брат Учителя?
Манве. Странно: огромные сияющие глаза и длинные ресницы не делают
старшего брата менее мужественным, а черты младшего почти женственны -
почему? Снова что-то неуловимое...
- Послушай, Гортхауэр... я только сейчас подумал... - Странник
выглядел смущенным. - Какого же цвета глаза у Учителя?
А правда - какого? Светло-серые? Зеленые? Голубые? Разве различишь
цвет звезд?.. Ему приходили в голову только сравнения: небо, море,
звезды... Но ведь небо не всегда голубое, не всегда зелеными кажутся воды
моря... Молния?.. Лед?.. Сталь?..
- Не знаю. Я не знаю.
Разными были они - Ученики Мелькора, Эллери Ахэ. Были те, под чьими
руками начинал петь металл и оживал камень. Были понимавшие язык зверей и
птиц, деревьев и трав, и те, кто умел читать Книгу Ночи... И тот, кто
лучше прочих умел слагать песни, звался - Черным Менестрелем.
Девятилучевая крылатая звезда была знаком его: совершенствование души,
путь крылатого сердца. Похожи и непохожи были его баллады на те, что пел
Золотоокий Майя; может, потому, что жила в них неведомая печаль. И
туманились глаза тех, кто слышал песни его. И тот, кто видел знаки Тьмы,
нашел способ записывать мысли. Он создал знаки тай-ан, что можно было
писать на пергаменте пером и кистью, и те, что можно было высекать на
камне и вырезать на дереве. И среди Эльфов Тьмы носил он имя Книжника.
И тот, кто слышал песни земли, облекал их в форму сказок - странных и
мудрых, радостных и печальных. Так говорил он: "Наши дети полюбят эти
сказки; когда начинаешь открывать для себя мир, он кажется полным чудес и
загадок - пусть же будет так в тех историях, что будут рассказаны им..."
Мелькор улыбался, слушая его; и назвали его - Сказитель.
Разными были они, но схожими в одном: все они называли себя Людьми,
ибо, хотя и были изначально Эльфами, избрали они путь Смертных; но жизнь
их была столь же долгой, сколь жизнь Перворожденных, и усталость не
касалась их - разве успеешь устать, когда вокруг столько неизвестного,
нового и прекрасного? И мир ждет прикосновения твоих рук, и радуется тебе,
и твое сердце открыто ему...
И радовался Учитель, видя, как растет мудрость и понимание учеников
его.
И был в Арте мир. Но недолго длился он.
ЧАША. 488-500 Г.Г. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ
Со времени ухода Артано как-то странно начали смотреть на него в
Валиноре, и многие даже сторонились. Он приписал это тому, что Ауле впал в
немилость у Короля Мира и Великих, но вскоре ему представился случай
убедиться, что это не так. В очередной раз предложив Кузнецу свои услуги,
он услышал угрюмое: "Нет".
- Но почему, о господин мой?
- Что ты, что этот - в одной форме отлиты, - мрачно ответил Ауле.
Курумо не понял его, но переспросить не решился. Однако задумался и
ответ господина своего запомнил.
Однажды он поймал на себе недобрый взгляд Тулкаса:
- Тебе что здесь надо?
Курумо изящно поклонился:
- Я послан с поручением от Ауле, моего господина, о Могучий...
- Ну, иди... - буркнул Тулкас. И за спиной Майя услышал, - вражье
отродье...
Курумо был умен - да и несложно было догадаться об истине.
"Значит, как и Аулендил, я был создан Мелькором. И я -
могущественнейший и мудрейший среди Майяр, как он - среди Валар... Ну
конечно! И теперь Валар просто боятся меня. Даже Тулкас. Слуга Ауле! Тоже
мне - титул. Что меня ждет здесь? Участь слуги? А - там? Конечно, он
примет меня, как принял Артано..." Курумо досадливо поморщился. Артано.
Соперник.
"Но разве не меня считают самым искусным из учеников Ауле? Конечно,
могучий Вала оценит это. А там посмотрим. И, чтобы он не усомнился в моей
преданности, я преподнесу ему великий дар, достойный Владыки!"
- ...Что ты здесь делаешь?
Курумо вскочил и склонился перед Кузнецом:
- О, господин мой! Задумал я сделать чашу для Короля Мира...
