Из огня и льда силой Музыки Творения, силой заклятий Тьмы и Света
были созданы они. Арта дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом
и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто
убьет дракона и отведает от сердца его, станет мудрейшим из мудрых, и
древние знания будут открыты ему, и будет он понимать речь всех живых
существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.
И Луна своими чарами наделила создания Властелина Тьмы, поэтому
завораживал взгляд их.
Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь их, огнем
было дыхание их, и глаза их горели яростным золотом, и гнев Мастера,
создавшего их, пылал в их сердцах. Красной медью одело их восходящее
Солнце, так что, когда шли они, казалось - пламя вырывается из-под пластин
чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны Темного Огня, Балроги.
Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще Отцом Драконов.
И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой броней гибкой
чешуи одело их тела Солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их
были цвета бледного сапфира, цвета неба пустыни. Веянье крыльев их -
раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания их. Гибкие,
изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны - и красота их
смертоносна. В создании их помогал Властелину ученик его Гортхауэр, чье
имя означает - "Владеющий Силой Пламени". Из рода Драконов Огня известно
лишь имя одного из последних - Смауг, Золотой Дракон.
Вечером последней луны осени, когда льдистый шорох звезд только
начинает вплетаться в медленную мелодию тумана, когда непрочное стекло
первого льда сковывает воду и искристый иней покрывает тонкие ветви,
явились в мир Драконы Воздуха. Таинственное мерцание болотных огней жило в
глазах их; в сталь и черненое серебро были закованы они, и аспидными были
крылья их, и когти их - тверже адаманта. Бесшумен и стремителен, быстрее
ветра, был полет их; и дана была им холодная, беспощадная мудрость воинов.
Немногим дано было видеть их медленный завораживающий танец в ночном небе,
когда в темных бесчисленных зеркалах чешуи их отражались звезды, и лунный
свет омывал их. И так говорят люди: видевший этот танец становится слугой
Ночи, и свет дня более не приносит ему радости. И говорят еще, что в час
небесного танца Драконов Воздуха странные травы и цветы прорастают из
зерен, что десятилетия спали в земле, и тянутся к бледной Луне. Кто
соберет их в Ночь Драконьего Танца, познает великую мудрость и обретет
неодолимую силу; он станет большим, чем человек, но никогда более не
вернется к людям. Но если злоба и жажда власти будут в сердце его, он
погибнет, и дух его станет болотным огнем; и лишь в Драконью Ночь будет
обретать он призрачный облик, сходный с человеческим. Таковы были Драконы
Воздуха; и один творил их Мелькор. Из их рода происходил Анкалагон Черный,
величайший из драконов.
Порождением Ночи были Драконы Вод. Медленная красота была в движениях
их, и черной бронзой были одеты они, и свет бледно-золотой Луны жил в их
глазах. Древняя мудрость Тьмы влекла их больше, чем битвы; темной и
прекрасной была музыка, творившая их. Тишину - спутницу раздумий - ценили
они превыше всего; и постижение сокрытых тайн мира было высшим
наслаждением для них. Потому избрали они жилища для себя в глубинах темных
озер, отражающих звезды, и в бездонных впадинах восточных морей, неведомых
и недоступных Ульмо. Мало кто видел их, потому в преданиях Эльфов не
говорится о них ничего; но легенды людей Востока часто рассказывают о
мудрых Драконах, Повелителях Вод...
Черной нитью в парче золотых легенд,
Лунной руной на свитке прошедших лет
Мы - остались. Осталось у рухнувших стен
Черных маков поле - нас больше нет...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИКАЗАНО ЗАБЫТЬ
КТО СМЕЕТ ВИДЕТЬ. ВЕК ТЬМЫ
...Имен не осталось.
Приказано забыть.
Только следы на песке - на алмазном песке, на острых режущих осколках
- кровавые следы босых ног. Но и их смыло море, но и их иссушил ветер...
Ничего.
Когда Светильники рухнули, по телу Арты прошла дрожь, словно ее
разбудило прикосновение раскаленного железа. Глухо нарастая, из недр ее
рванулся в небо рев; и фонтанами брызнула ее огненная кровь; и огненные
языки вулканов лизнули небо. Когда Светильники рухнули, сорвались с цепи
спавшие дотоле стихии. Бешеный раскаленный ветер срывал с тела Арты
гнилостный покров неживой растительности, выдирал из ее недр горы,
размазывал по небу тучи пепла и грязи. Когда Светильники рухнули, молнии
вспороли слепое небо, и сметающий все на своем пути черный дождь обрушился
навстречу рвущемуся в небо пламени. Трещины земли набухали лавой, и
огненные реки ползли навстречу сорвавшимся с места водам, и темные струи
пара вздымались в небо. И настала Тьма, и не стало неба, и багровые
сполохи залили тяжелые низкие тучи, и иссиня-белые молнии рвали в клочья
дымные облака. И не стало звуков, ибо стон Арты, бившейся в родовых муках,
был таков, что его уже не воспринимало ухо. И в молчании рушились и
вздымались горы, срывались пласты земли, и бились о горячие скалы новые
реки. Словно незримая рука сминала мир, как глину, и лепила его заново. И
в немоте встала волна, выше самых высоких гор Арды, и беззвучно
прокатилась - волна воды по волнам суши... И утихла плоть Арды, и стало
слышно прерывистое огненное дыхание земли.
Когда Светильники рухнули, не было света, не было тьмы, но это был
миг Рождения Времени. И жизнь двинулась.
Когда Светильники рухнули, ужас сковал Могущества Арды, и в страхе
страхом оградили они себя. И со дна Великого Океана, из тела Арды вырвали
они клок живой плоти и создали себе мир, и имя дали ему - Аман. Отныне
Эндорэ значило для них - враждебный ужас, и те, кто не отвратился от него,
не были в чести у Валар...
Когда Светильники рухнули, не стало более преграды, что застила глаза
не-Светом. И он, забытый, потерянный в агонизирующем мире, увидел темноту.
Ему было страшно. Не было места на земле, которое оставалось бы твердым и
неизменным, и он бежал, бежал, бежал, обезумев, и безумный мир, не имеющий
формы и образа, метался перед его глазами, и остатки разума и сознания
покидали его. И он упал - слепое и беспомощное существо, и слабый крик о
помощи не был слышен в реве волн, подгоняемых бешеным радостным Оссе.
...И в немоте встала волна выше самых высоких гор Арды, и на гребне
ее, как на коне, взлетел, радостно хохоча, Оссе. Долго мертвый покой мира
тяжелым грузом лежал на его плечах, но он не смел ослушаться господина
своего Ульмо. И теперь великой радостью наполнилось сердце его, когда
увидел он, что ожил мир. И не до угроз Ульмо было ему - он почуял свою
силу. Волна вознесла его над миром, и на высокой горе увидел он Крылатого
Валу. Мелькор смеялся - и смеялся в ответ Оссе, проносясь на волне над
Ардой. И в тот, первый День, Майя Оссе стал союзником Черному Вале.
Вода подняла его бесчувственное тело, закрутила и выбросила на
высокий холм, и отхлынула вновь. И много раз перекатывалась через него
вода - холодная, соленая, словно кровь, омывая его, смывая с тела грязь.
Ветер мчался над ним, сгоняя с неба мглу, смывая дым вулканов, протирая
черное стекло ночи. И когда открыл он глаза, на него тысячами глаз
смотрела Ночь. Он не мог понять - что это, где это, почему? Это - Тьма?
Это - Свет? И вдруг сказал - это и есть Свет, настоящий Свет, а не то, что
паутиной оплетало Арду, источаясь из Светильников. Вечность смотрела ему в
лицо, он слушал шепот звезд и называл их по именам, и, тихо мерцая, они
откликались ему. Тьма несла в себе Свет бережно, словно раковина - жемчуг.
Он уже сидел, запрокинув голову, и шептал непонятные слова, идущие
неведомо откуда, и холодный ветер новорожденной Ночи трепал его
темно-золотые длинные волосы. И именовал он Тьму - Ахэ, а звезды - Гэле, а
рдяный огонь вулканов, тянущий алые руки к Ночи - Эрэ. И казалось ему, что
Эрэ - не просто Огонь, а еще что-то, но что - понять не мог. И полюбил он
искать слова, и давать сущему имена - новые в новом мире.
И сделал он первый шаг по земле, и увидел, что она тверда, и пошел в
неведомое. Он видел и первый Рассвет, и Солнце, и Закат, и Луну; удивлялся
и радовался, давал имена и пел... И думал он: "Неужели это - деяние Врага?
Но ведь это прекрасно! Разве может быть так прекрасно зло? И разве Враг
может творить, тем более - такое? Может, это ошибка, может, его просто не
поняли? Тогда ведь надо рассказать!" Он не решался искать Мелькора сам,
страшась могучего Валы, потому решил вернуться и поведать о том, что
видел.
Манве и Варда радостно встретили его.
- Я думала, что ты погиб, что Мелькор погубил тебя! - ласково сказала
Варда. - Я счастлива, что снова вижу тебя!
"Странно. Я же Майя, я не могу погибнуть!" - удивленно подумал он.
Высокий, хрупкий, тонкий, он был похож на свечу, и темно-золотые волосы
были словно пламя. Тому, кто видел его, почему-то казалось, что он быстро
сгорит, хотя был он Майя, и смерть не была властна над ним. И когда пел он
перед троном Короля Мира, его огромные золотые глаза лучились, словно
закат Средиземья отражался в них.
Он пел о том, что видел, о том, что полюбил, и те, кто слушал его,
начинали вдруг меняться в сердце своем, и что-то творилось с их зрением -
сквозь яркий ровный свет неба Валинора они различали иной свет, и это был
- Свет. И боязнь уходила из душ, и к Средиземью стремились сердца, и уже
не таким страшным казался им Мелькор. Светилась песнь, и создавала она -
мысль. Но встал Манве, и внезапно Золотоокий увидел его перекошенное лицо
и страшные глаза. Король Мира схватил Майя за плечи, и хватка его была
жестче орлиных когтей. Он швырнул Золотоокого наземь и прорычал:
- Ты! Ничтожество, тварь... Как смеешь... Предался Врагу! - наверно,
Манве ударил бы Золотоокого, но Варда остановила его.
- Успокойся. Он только Майя, и слаб душей. А Мелькор искушен во лжи и
злых наваждениях, - ласковым был ее голос, но холодным - ее взгляд.
Манве снова сел.
- Иди, - сурово сказал он. - Пусть Ирмо колдовскими снами изгонит
злые чары из души твоей. Ступай! А вы, - он обвел взглядом всех остальных,
- запомните: коварен Враг, ложь его совращает и мудрейших! Но тот, - он
возвысил голос, - кто поддастся искушению, будет наказан, как отступник!
Запомните это!
В мягкий сумрак садов Ирмо вошел Золотоокий. Ему было горько и
больно; он не мог понять - за что? Не мог поверить словам Манве: "Все это
наваждение; Тьма - это зло, и за Тьмой - пустота". "Но я же видел, я
видел!" - повторял он, сжимая руками голову, и слезы обиды текли по его
щекам. Кто-то легко коснулся его плеча. Золотоокий обернулся - позади
стоял его давний друг, ученик Ирмо. Его называли по-разному: Мастер
Наваждений, Мечтатель, Выдумщик, Чародей. И все это было правдой. Он такой
и был, непредсказуемый и неожиданный, какой-то мерцающий. И сейчас
Золотоокий смутно видел его в сумраке садов. Только глаза -
завораживающие, светло-серые, ясные. Казалось, он улыбался, но неуловимой
была эта улыбка на красивом лице, смутном в тени темного облака волос. Его
одежды были мягко-серыми, но в складках они мерцали бледным золотом и
темной сталью. Золотоокий посмотрел на него, и в его мозгу вспыхнуло новое
слово - Айо, и это слово значило все, чем был ученик Ирмо.
- Что случилось? - спросил он, и голос его был глубок и мягок.
