цивилизаций оно даже превалирует. До определенного момента родовая форма
была наиболее удобной, да что там - единственно приемлемой для выживания,
и естественно, что у туземцев сложилось представление о роде как о высшей
ценности. Но тут-то, благодаря высокому эмоциональному уровню, должны
появиться честолюбивые вожди, желающие расширить права своего рода за счет
других или объединить под своей властью несколько родов, чему те,
естественно, будут отчаянно сопротивляться. Начнутся войны. Конечно, война
- вещь жестокая, но на ранней фазе цивилизации войны необходимы. Без войн
не могут возникнуть первые государства. Войны дают новый толчок прогрессу
- за счет оружия, они потребуют иной, нежели для охоты и земледелия, более
сложной организации людей, а когда возникнут государства, окажется, что
прежняя родовая система управления и распределения в них непригодна,
окончательно оформится расслоение на классы, неравенство, а неравенство -
главный стимул прогресса. Одним словом, история завертится...
- Черт побери, какое отношение это имеет к нам?
- Подождите, командор. Дело в том, что на Альтаире-6 эта цепь была
порвана с самого начала. Здесь _н_е _б_ы_л_о_ войн.
- А замки, а оружие?
- Были мелкие междоусобные стычки, но настоящих войн, способных
сломать родовую систему и дать толчок прогрессу, не было.
- Значит, здесь не было честолюбивых вождей?
- Были, и немало. Но что-то им помешало.
- И вы знаете, что?
- Это только гипотеза. Вообразите, что белковые организмы - не
единственные обитатели планеты. Существует какая-то сила... разумная или
неразумная - скорее всего последнее... очень могущественная сила. Туземцы
как-то научились ее использовать. Она не может ни дать знания, ни
построить города, ни вырастить хлеб. Она может только одно - уничтожать.
Туземцы, по своему невежеству, естественно, обожествляют ее. Причем, что
очень важно, использовать ее умеют все туземцы. Правда, одному человеку
это не под силу - нужны усилия всего рода. Они знают, какая грозная это
сила, и могут использовать ее только в исключительных случаях, когда нужно
спасти святую святых, высшую ценность - а как я уже говорил, для них такой
ценностью является их род. Поэтому мелкие конфликты, не затрагивающие
достоинства или, если хотите, суверенитета рода, решаются силой простого
оружия. Но горе тем, чьи притязания зайдут дальше! От них оставались
черные кратеры. На планете установилось равновесие страха - ведь
чудовищной силой владели все роды. А без войн нет вождей, из которых
формируется аристократия, нет пленных, из которых выходят рабы. История
Альтаира-6 остановилась.
- И вы считаете, что теперь эта сила угрожает нам?
- Именно.
- Все это интересно, но бездоказательно.
- А туземцы? Ведь они ушли из селения, которое ни за что не хотели
оставлять! Они знают, что здесь нельзя оставаться! Как только они отойдут
на достаточное расстояние...
- Они ушли, потому что поняли, что с нами им не справиться.
- Командор!!! Лучше бежать от несуществующей опасности, чем
погибнуть, недооценив реальную! Верните людей с карьера, и взлетаем!
- На демонтаж оборудования нужно несколько часов.
- Бросьте оборудование! Если угрозы нет, мы вернемся, а если есть -
дорога каждая секунда!
- Хорошо, Кларк. Допустим, вы меня убедили, - Крафт включил
внутреннюю связь.
- Гордон! Связь с карьером восстановлена?
- Нет, командор, - голос Гордона звучал растерянно. - Магнитная буря
усиливается. Потеряна связь со "шпионами".
- Черт побери, Кларк, - обернулся Крафт к лейтенанту. - Похоже, ваши
предчувствия сбываются. Дорого бы я дал, чтобы вы ошибались!
Командор и лейтенант спустились в командный отсек. Здесь собрался
почти весь экипаж.
- Командор! - метнулся к Крафту один из операторов. - Последние кадры
"шпиона"... Звери! Они бегут отсюда сломя голову! Хищники рядом с
травоядными, как при пожаре!
- Проклятье!!! - Крафт ударил кулаком по подлокотнику кресла. -
Значит, так. Отправить на карьер робота с приказом: бросить все, сесть в
катера и лететь отсюда на полной скорости. Остальные по местам.
Форсированный старт.
Астронавты бросились исполнять приказание. Никто даже не предложил
подождать геологов. Через несколько минут все офицеры, пилоты и операторы
уже лежали в креслах.
- Готовность двести, - доложил первый пилот. - Командор, приборы
словно взбесились! Снаружи черт знает что творится!
- Неважно!
- Готовность сто пятьдесят. Тестирование большого компьютера...
Командор! Он не работает!
- Ч-черт! Переходите на ручное управление!
- Ничего не выходит! - в голосе пилота звучало отчаяние. - Эта
магнитная буря всюду! От нее не спасает защита! Все управление вышло из
строя! Мы не можем взлететь!
- Прекратить пани... - слова застряли у Крафта в горле. Он смотрел на
экраны наружного обзора.
Горизонт изменился. Он приподнялся и потемнел. Воздух приобрел
пепельно-серый оттенок, и висящий в небе диск Альтаира стал
кроваво-красным. Дрожь пробежала по корпусу звездолета. Со всех сторон с
грозным ревом вздымалась черная стена и двигалась на корабль. Никакие
цунами, никакие извержения не могли сравниться с этим чудовищным валом.
Пораженные ужасом, смотрели астронавты, как медленно, но неотвратимо
идет на них черная стена, достигшая в высоту уже сотни метров и
продолжающая расти. Триста метров... Пятьсот... Земля корчилась в
конвульсиях. Корабль швыряло из стороны в сторону. Все заглушал чудовищный
рев. Отвесная поверхность стены изогнулась. Черный гребень навис над
крейсером со всех сторон. Невыносимая тяжесть вдавливала в кресла гибнущих
людей.
Многомиллионотонная тьма сомкнулась и с ужасным грохотом рухнула на
корабль.
ВОПЛОЩЕНИЕ МЕЧТЫ
Даже самая надежная техника когда-нибудь ломается; поверить в это так
же тяжело, как в собственную смертность, но тем не менее это так. Поэтому,
когда компьютер поставил меня перед фактом, я не стал терять время на
восклицания "нет!" и "не может быть!". Факт был охарактеризован
компьютером как "растущий дисбаланс напряжений, ведущий к асинхронной
дегенерации трансполя"; в переводе на человеческий язык это означало, что
мне нужно немедленно сваливать в обычное пространство, если я не хочу,
чтобы элементарные частицы, из которых состою я и мой корабль, оказались
размазаны по ближайшему десятку парсеков. Собственно, к тому времени, как
я это осознал, компьютер уже принял единственно возможное решение, и на
меня навалилась обычная дурнота трансперехода.
Когда вот так, в аварийном режиме, вываливаешься в континуум, никогда
заранее не знаешь, где окажешься. Погрешность составляет тот самый десяток
парсеков во все стороны. Если поблизости нет никаких крупных масс, все
точки внутри этого объема равновероятны; но сильные гравитационные поля
меняют эту картину. На практике это приводит к тому, что почти всегда
выскакиваешь возле какой-нибудь звезды, но на безопасном расстоянии от
нее. Я же на этот раз оказался не только возле звезды, но и возле одной из
ее планет; причем расстояние до планеты отнюдь не было безопасным.
Компьютер немедленно врубил аварийное торможение и осведомился, желаю ли я
изменить курс (что означало более 10 "g") или идти на посадку (всего 6
"g"). Естественно, я выбрал второе, хотя надежнее было бы облететь планету
и собрать о ней предварительную информацию; но всякий, кто когда-нибудь
испытывал десятикратную перегрузку, меня поймет.
Итак, автопилот посадил мой корабль посреди совершенно незнакомого
мира; впрочем, я уже знал по показаниям приборов, что воздух здесь
пригоден для дыхания, да и прочими важнейшими параметрами планета
напоминает Землю. Что ж, если так, здесь наверняка имеются поселения; хоть
я не знал точно, где нахожусь, это все же был обследованный район космоса.
Правда, стандартные частоты заполняло лишь потрескивание помех - значит,
здесь нет крупных колоний и планетарной радиосвязи. Но, если на планету
хоть раз ступала нога землянина, на орбите должен кружиться
идентификационный буй; однако я не засек его сигналов. По всей видимости,
он находился в тот момент с другой стороны, в радиотени планеты.
Оставалось только ждать, пока он оттуда выйдет и передаст всю необходимую
информацию об этом мире. Но такое ожидание иногда затягивается на
несколько часов, в то время как земное поселение могло находиться в двух
шагах. Я включил обзорные экраны и, к немалой своей радости, убедился, что
поселение действительно близко: заросшую травой равнину пересекала
грунтовая дорога. Некоторое время я пытался вызвать местных жителей по
радио, но так и не получил ответа. На моем маленьком звездолете не было
никаких транспортных средств, но я рассудил, что грунтовая дорога, в
отличие от шоссе, не может быть слишком длинной, и отправился в путь
пешком. Так как условия планеты были вполне благоприятны, я не стал
надевать тяжелый скафандр и лишь повесил на шею портативный компьютер да
прихватил на всякий случай лучевой пистолет.
Я прошел, должно быть, около трех километров, когда увидел, наконец,
дорожный указатель. Это была простая фанера, прибитая к деревянному
столбу; название поселения было, похоже, написано вручную. Буквы были
латинские, а вот само название странное: КПЭЧОЭ. Впрочем, вряд ли это
следовало читать по правилам английской грамматики. Миновав указатель, я
вскоре заметил первого аборигена. Это был, как я и ожидал, человек; на
некотором расстоянии от дороги он проделывал странные манипуляции,
ритмично взмахивая каким-то длинным орудием. Подойдя поближе, я понял, что
он попросту косит траву примитивной косой, какие использовались сотни лет
назад. Впрочем, это было не самое странное: в конце концов, любой фермер,
особенно живущий вдали от цивилизации, может захотеть поразмяться
физически. Однако и одет этот человек был не как фермер, а как тот же
самый средневековый крестьянин. К тому же у него не было ни часов, ни
радиофона, и растительность на его лице говорила о полном отсутствии
знакомства с депиляторными кремами. Он сосредоточенно работал, пока я не
подошел вплотную; поодаль еще несколько человек, во всем на него похожих,
занимались тем же самым. Вероятно, никто из них не видел моей посадки -
впрочем, современные корабли ведь садятся почти бесшумно.
Итак, я подошел к нему и окликнул. Он прекратил косить и уставился на
меня в полном недоумении; можно было подумать, что он никогда не видел
человека в комбинезоне пилота. Я спросил его по-английски и на интерлинге,
что это за планета. Вообще такой вопрос звучит несколько комично, но, если
вдуматься, он не более комичен, чем четыреста лет назад вопрос
заблудившегося автомобилиста о названии захолустного городка, к которому
он выехал. Однако косарь продолжал пялиться на меня в тупом удивлении;
наконец лицо его обрело неуверенно-почтительное выражение, и он что-то
сказал на незнакомом языке. М-да, только в такой дыре и встретишь теперь
человека, не знающего интерлинга. Я призвал на помощь свой портативный
компьютер, который повторил вопрос на испанском, французском, немецком и
китайском (хотя последнее было явно лишним - внешность аборигена была
вполне европеоидной, да и в названии поселения не было иероглифов). Однако
и эти языки, очевидно, не были ему знакомы, а слова, звучавшие из динамика
компьютера, чуть было снова не повергли его в ступор. Я несколько раз
