- Ну, - возражаю я, - это можно придумать. Стихи хорошо в темноте со-
чинять, или вот попробуйте до миллиона считать - это очень помогает от
бессонницы...
- А можно петь, Христофор Бонифатьевич? - спрашивает он.
- Да как вам сказать? - говорю. - Особенно я не рекомендовал бы, но
если нравится - пойте, только про себя.
Да. Ну, достояли вахту. Сменились. Лом назад в бункер полез, мы с
Фуксом - на палубу. Вдруг, смотрю, вылезают кочегары как ошпаренные.
Я спрашиваю.
- Что случилось?
- Да там, - отвечают они, - в бункере, какая-то нечисть завелась. Во-
ет, как сирена, а что воет - непонятно.
Ну, я понял сразу.
- Постойте, - говорю, - я спущусь, выясню, в чем там дело.
Спускаюсь, слышу - действительно, звуки ужасные: мелодия несколько
неопределенная, и слова не очень складные, но голос, голос... Не знаю,
как вам и передать. Я раз на Цейлоне слышал, как слоны трубят, так то
было райское пение.
Да. Прислушался я и понял, что это Лом поет.
Ну, полез в бункер, хотел отчитать его за несоблюдение осторожности.
И пока лез, догадался, что сам виноват: опять, знаете, неточно отдал
распоряжение. Всегда у меня с Ломом на этой почве недоразумения.
Лезу и слышу: Я старший помощник С корвета "Беда". Его поглотила
Морская вода. И вот я теперь На чужом корабле, Сижу, как преступник, На
жестком угле...
И ничего, знаете, не скажешь: действительно про себя поет, все вер-
но... Вот только насчет корвета он, конечно, несколько преувеличил. Ка-
кой там корвет!.. А впрочем, это своего рода украшение речи. В песне это
допускается. В рапорте, в рейсовом донесении, в грузовом акте, конечно,
такая неточность неуместна, а в песне - почему же? Хоть дредноутом назо-
ви, только солиднее звучать будет.
Я все-таки Лома остановил.
- Вы, - говорю, - не так меня поняли, дорогой. Вы лучше про нас пой-
те, только чтобы никто не слышал. А то как бы неприятностей не вышло.
Ну, замолчал он, согласился.
- Верно, - говорит, - вы разрешили, а я не подумал. Не стану я больше
петь, я уж лучше посчитаю...
Вылез я, успокоил кочегаров. ОБЪЯСНИЛ, что мол, это в топке огонь гу-
дел. Это и механик подтвердил.
- Бывает, - говорит, - такое явление.
Глава XX, в которой Лом и Фукс проявляют неосмотрительность в покуп-
ках, а Врунгель практически проверяет законы алгебры
И вот наконец прибыли мы в Канаду. Мы с Фуксом сошли, распрощались с
капитаном, а ночью и Лома контрабандным порядком переправили на берег.
Сели в тихой таверне, обсудили положение и соображаем, как дальше доби-
раться. Маршрут нас не смутил. Решили так: из Канады в Аляску, из Аляски
через Берингов пролив на Чукотку, а там мы дома, там уж как-нибудь...
В этой части план утвердили.
А вот средства передвижения заставили призадуматься. Тут зима, знае-
те, реки стали, снег кругом, железных дорог нет, на автомобиле не прое-
дешь. Пароходом - это надо ждать до весны...
Мы посоветовались и решили купить нарты, ну и там что попадется -
оленя или собак. Ну и разошлись промышлять кто куда...
Я за нартами отправился. Лом пошел искать оленя, а Фукс взялся собак
достать.
Нарты мне попались прочные, красивые, удобные. Лом несколько меньше
преуспел. Привел пятнистого оленя средней упитанности. Тут его специа-
листы осмотрели, освидетельствовали и дали характеристику: по рогам,
мол, олень первого класса, а по ногам ниже среднего - копыта узки.
Ну, мы решили попробовать. Запрягли. Не везет олень. По снегу еще
кое-как, а на реку, на лед вышли - наш олень шагу ступить не может. Ноги
так и разъезжаются.
Я вижу - надо бы подковать его, да подков нет.
И тут, знаете, пригодилась кормовая доска. Недаром я ее, значит, вез.
Отвинтили мы от нее медные буквы и теми же шурупами кое-как оленю к ко-
пытам приспособили. И помогло, знаете, но плохо. Правда, дрейф у оленя
стал поменьше, а хода все равно не прибавилось. Ленивая скотина попа-
лась!
Тут Фукс пришел со своей покупкой. Привел эдакую небольшую собачку с
острой мордочкой. По аттестату собачка - призовой вожак, передовой. Ну,
мы ее и решили запрягать по специальности, впередсмотрящим, так сказать.
Но это легко сказать. С оленем-то мы справились сразу: напялили ему
вместо хомута спасательный круг (тоже и круг пригодился, как видите; в
хорошем хозяйстве все в дело пойдет). А собака, знаете, не дается, куса-
ется, скалит зубы. Подика запряги такую!
Ну, кое-как все-таки обратали. Соорудили ей дугу, ввели насильно в
оглобли, отпустили...
Ну, доложу я вам, и началось представление! Олень бьет копытами, пот-
рясает рогами, собака воет, и животные, представьте, довольно резво пя-
тятся задом.
Я уже хотел так, задним ходом, и отправляться, но для опыта решил их
местами поменять. Хоть и говорится, что от перестановки слагаемых ре-
зультат не меняется, но это, знаете, в алгебре, а тут совсем другое де-
ло.
Ну, переставили, перепрягли.
И что бы вы думали? Припустил наш олень иноходью, только пятки свер-
кают.
И собака - за ним. Лязгает зубами, подвывает, однако тоже тянет, как
паровоз.
Мы с Ломом едва на нарты сумели вскочить, а Фукс - тот только и успел
ухватиться за веревку. С полмили так и проехался, вроде штормового яко-
ря.
Ну, доложу я вам, и гонка досталась! Лаг я с собой не взял, да и
пользоваться им на льду затруднительно. Однако, судя по береговым пред-
метам, скорость у нас была потрясающая. Селения мелькают, проносятся,
как в тумане, нарты прыгают по льду, в ушах свистит.
У оленя пар из ноздрей, копыта сверкают и так это ловко печатают:
"Б-Е-Д-А", как на "Ундервуде".
И собачка старается, скулит, подвывает, язык на сторону свернула, од-
нако тоже не отстает.
Словом, не успели оглянуться - граница Аляски. Тут шерифы с винтовка-
ми, с флагами...
Я, знаете, решил притормозить: неудобно пересекать границу без соблю-
дения формальностей. Кричу:
- Малый ход, стоп!
Куда там! Олень мой не смотрит, не слушает, несется как заводной.
Тут один шериф взмахнул платком, другие дали залп... Я думал - конец,
однако вижу - все благополучно. Понеслись дальше. И минут этак через
пять обгоняем упряжку, потом еще две упряжки, потом я уже и считать пе-
рестал - стольких пообгоняли. Те торопятся, а я рад бы потише ехать, да
не могу удержать свою пару... И вот открывается форт Юкон за поворотом.
Там народ столпился на льду. Машут, кричат, палят в воздух. Столько на-
роду собралось, что не выдержал лед, провалился.
Толпа раздалась к берегам, а у нас прямо по носу огромная полынья, и
мы с опасной скоростью приближаемся прямо к ней. Я вижу - дело плохо. Ну
и решился: накренил нарты набок, оглобли сломались, я - хлоп в снег со
всем экипажем, а олень мой с разгона прямо в воду, и с собакой, со всем.
Могли бы и утонуть, да спасательный круг не дал. Смотрю - плавают,
фыркают, отдуваются...
Тут благожелатели из публики принесли аркан, зачалили оленя за рога,
потянули... И, представьте, хваленые рога благородного животного отдели-
лись без всякого труда, а из-под них выглянули коротенькие рожки, на ма-
нер коровьих! Ну, эти, к счастью, прочно держались. За них вытащили всю
упряжку на лед. Олень мой встряхнулся, полизал в ноздрях, да как замычит
жалобно, как корова.
Я пригляделся, вижу - корова и есть, только без хвоста. Обманули Лома
в Канаде. И понятно, почему наш олень танцевал без подков, как корова на
льду. А вот откуда у него несвойственная этому животному резвость взя-
лась, я не сразу понял.
Однако специалисты-собачники и это мне разъяснили. Фукс тоже, оказы-
вается, попал впросак: ему вместо собаки молодого волчонка подсунули.
И вот заметьте, как интересно: волчонок сам по себе, как собака, ни-
чего не стоит - дрянь, а не собака; корова сама по себе не олень, а
вместе как славно получилось. Вот тут закон алгебры как раз подошел: ми-
нус на минус дает плюс, как говорится.
Ну, когда улеглись страсти, выяснилась и причина столь торжественной
встречи. У них там в этот день была зимняя гонка, и мы не думали, не га-
дали, а вышло так, что первое место заняли.
Глава XXI, в которой адмирал Кусаки сам помогает Врунгелю выпутаться
из весьма затруднительного положения
Дня три мы гостили в Юконе, сами отдохнули, дали животным отдохнуть.
Нам как гостям предоставили полную свободу, только взяли подписку, что
мы никуда из дома отлучаться не будем, и для верности двух детективов
поставили у крыльца. Ну, а потом запрягли мы свои нарты и тронулись в
путь. Юкон пролетели стрелой, выбрались в Берингов пролив и взяли курс
прямо на Чукотку. До острова Лаврентия хорошо проехали, а тут получилась
задержка. Поднялся шторм, взломало льдины, и мы перед трещиной застряли,
как на мели.
Разбили ледовый лагерь под торосом. Ждем, когда льды сойдут. Так бы
оно ничего, торопиться нам особенно некуда, и с питанием благополучно:
по дороге мы запаслись пеммиканом, рыбой, морожеными рябчиками. Ну,
опять же и от коровы молочко. Словом, с голоду не погибли бы, а вот с
холодом туго пришлось. Сидим, прижались друг к другу, дрожим. Особенно
Фукс страдал: борода у него обмерзла, вся в сосульках, ноет парень, жа-
луется. Лом тоже держится из последних сил...
Ну, я вижу, надо что-то придумывать. Сижу, размышляю о различных спо-
собах отопления. Дрова, уголь, керосин - это все нам не подходит... Ну,
вспомнил: как-то я был в цирке, там один гипнотизер пристальным взглядом
воду кипятил.
Вот бы, думаю, мне так! Воля у меня могучая, железная воля. Почему не
попробовать? Уставился на льдину - не кипит, не тает даже... Ну, я по-
нял, что все это ерунда, обман, просто цирковой номер. Ловкость рук или,
проще сказать, фокус... И только это слово вспомнил, блестящая идея за-
родилась в извилинах моего мозга.
Я схватил топор, выбрал подходящую глыбу льда, разметил, обработал
соответствующим образом и возвращаюсь к нашему лагерю.
- А ну-ка, товарищи, помогите мне установить фокус.
Лом поднялся, ворчит:
- Удивляюсь я на вас, Христофор Бонифатьевич: тут впору в сосульку
обратиться, а вы еще фокусами развлекаетесь.
Фукс тоже ропщет:
- Фокусы-покусы! В Красном море я в одних трусиках купался, и то было
жарко, а тут три пары надел, все равно никак не согреюсь. Вот это фокус
так фокус!
Ну, я прикрикнул на них:
- Отставить неуместные разговоры! Слушать команду! Поднять эту ледыш-
ку! Так держать! Пять градусов влево. Еще левее...
И вот, знаете, подняли творение моих рук, огромную ледяную линзу, на-
вели пучок лучей на лед, глядим - так и буравит, как в редьку, только
пар свистит. Навели на чайник - мгновенно закипел, даже крышка взлетела.
Вот каким образом и холод одолели. Живем. Привыкать стали, обжились так,
что и уезжать не хотелось. Волка пеммиканом кормим, корову - сеном. Сами
тоже сыты, не голодаем. А тут и льды сошлись.
Запрягли мы своих рысаков в последний раз и помчались прямым курсом
на Петропавловск.
Прибыли, высадились. Представились местным властям. Ну, должен ска-
зать, приняли нас великолепно. Тут, знаете, за нашим походом следили по
газетам, последнее время беспокоились, и, когда я рассказал, кто мы,
нас, как родных, обласкали: кормят, ухаживают, по гостям водят. Корову
мы расковали, сдали в колхоз по акту, волчонка ребятам в школу подарили
для живого уголка... Да что рассказывать... Век бы там гостить, так и то
мало.
Но тут, знаете, весна подошла, сломало льды, и мы затосковали по мо-
рю. Как утро - на берег. Когда на охоту - моржей пострелять, а то и
просто так - посмотреть на океан.
И вот однажды выходим все втроем, прогуливаемся. Фукс на сопку полез.
Вдруг слышу - кричит страшным голосом:
- Христофор Бонифатьевич, "Беда"!
Я думал, что случилось: или там камнем ногу придавило, или медведя
