серебристыми лучами, освещала Стаю. Отдельные волки сидели на каждом утесе
или скальном отроге на мили вокруг, присоединяя свои голоса к дружному
хору Стаи, восхваляя мать-богиню. Всех лесных существ охватил трепет.
Собаки по всему острову завыли в ответ - зов волков пробудил в них давно
забытые инстинкты. Богиня услышала хвалу своих детей, и ее боль перестала
быть такой нестерпимой.
СИННОРИАНСКАЯ РАПСОДИЯ
Однако, полная луна несла не только кротость и спокойствие или хвалу
величию богини. В грязной темной пещере не так уж и далеко от Стаи, Эриан
ждал летнего солнцестояния со смешанным чувством отвращения и вожделения.
После недель, проведенных в животном состоянии, изнуренный и покрытый
коркой грязи, он уже мало походил на человеческое существо.
Теперь, когда яркие лунные лучи, отражаясь от каменных стен пещеры,
безжалостно осветили ее, Эриан выполз наружу. Здесь, открытый со всех
сторон лунному свету, он молил о теле, которого страстно жаждал. Он желал
иметь сильные ноги и крепкие зубы, чуткие нос и уши, которыми он бы
обладал в теле волка. Он больше не хотел иметь ничего общего с человеком.
И вот, под серебряным светом луны, он изменился в третий и последний
раз. Волчье тело и волчьи чувства останутся с ним до самой его смерти.
Превращение было для Эриана настоящей благодатью, потому что теперь он
обрел не только цель, но и возможность ее осуществить.
Его способность слышать, многократно превосходящая человеческую,
позволила ему легко уловить пронзительный вой Стаи. Вскочив на ноги, Эриан
мерно и быстро побежал вперед.
Теперь уже скоро, совсем скоро, он будет дома.
При приближении к Синнории путникам пришлось пройти через похожие на
лабиринты, соединенные между собой каньоны, долины, перевалы и лесные
тропы. Хотя тропа всюду была широкой и легкопроходимой, она была так
хорошо замаскирована, что Тристану никогда не удалось бы еще раз пройти по
этому пути без проводника.
После целого дня подъема, тропа привела их в каньон, из которого,
похоже, не было другого выхода.
- Здесь мы заночуем, - заявила Бригит. - А завтра утром мы войдем в
Синнорию.
- Теперь я понимаю, почему к вам редко забредают чужаки, - заметил
Тристан. - Я совершенно заблудился!
Бригит посмотрела на принца. Ее огромные, серьезные глаза, казалось,
оценивали его, пытаясь определить его реакцию на то, что она собиралась
сказать. С глубоким вздохом она проговорила:
- Завтра вам всем придется завязать глаза.
Тристан было запротестовал, а его спутники с подозрением взглянули на
сестер. Однако, Бригит остановила возражения принца, прежде чем он до
конца успел сформулировать их:
- Вам завяжут глаза отчасти ради нашей безопасности - не буду
притворяться, что это не так, - ее голос был негромким, но твердым, как
железо. - Но кроме того, это необходимо для вашей защиты.
- Видите ли, красота Синнории во много раз превосходит красоту мира,
в котором вы живете. Посторонний посетитель, как говорят, может сойти с
ума от природы и музыки нашей маленькой долины. Тот, кто вошел в Синнорию
и увидел ее при свете дня, никогда не сможет ее покинуть! Это риск, на
который я не могу пойти, - ради страны и из беспокойства о разуме всех
членов твоего отряда.
- Вы должны согласиться надеть повязки, иначе я не смогу провести вас
через Синнорию, - в словах Бригит чувствовалась полнейшая решимость
выполнить свое обещание.
Принцу было тяжело ей поверить, но ничего другого ему не оставалось.
- Мы выполним твое условие.
Сестры встали еще до того, как взошло солнце. Звезды продолжали ярко
мигать, хотя на востоке небо уже покраснело, когда сестры надели плотные
повязки на глаза Тристана и его друзей.
Женщины помогли им сесть на коней и взяли в свои руки поводья.
Тристан мысленно выругался за вынужденную слепоту, чувствуя себя
неуверенно на непривычно широкой спине Авалона.
Он был уверен, что они проехали сквозь очень узкий проход между
скалами. Гулкие звуки, отражающиеся от стен, давали представление об
окружающих скалах, время от времени их обдувал прохладный ветерок. Один
раз Тристан протянул руку и дотронулся до холодной скалы, что подтвердило
его подозрения. Он чувствовал, что постепенно сползает на круп коня, из
чего сделал вывод, что они поднимаются вверх.
Когда отряд, наконец, вышел из каменного коридора, теплый ветер сразу
стал ласкать лицо принца, неся такие ароматы, что он сразу вспомнил
предупреждения Бригит об удивительной красоте долины. Солнце согревало
живительным теплом его кожу, что было особенно приятно после холодной
ночи.
Неподалеку они услышали мелодичный шум водопада. Звуки были столь
приятными, что принц остановил бы Авалона, чтобы послушать их подольше,
будь поводья в его руках. Тристан почувствовал, что его горло сжимается от
горя, а из глаз потекли слезы, когда услаждающие душу звуки растаяли
вдалеке.
Теперь он слышал приятный шелест ветра в густой листве деревьев.
Ветви нашептывали что-то соблазнительное, птицы испускали призывные трели.
Они въехали на мост, копыта лошадей цокали по деревянным балкам, словно
звонил большой колокол.
Звуки были столь разнообразными и чудесными, что принц сильно потянул
коня назад за гриву, потому что просто не мог от них уехать. Однако,
кто-то решительно потянул за поводья, и они неумолимо поехали дальше.
Рыдая безо всякого стыда, он отчаянно пытался сорвать повязку, но тяжелая
плотная материя крепко охватывала его лицо. С мукой он повернул голову,
чтобы подольше послушать магические звуки, идущие от моста.
Неожиданно, он снова услышал шум водопада. Этот показался ему больше
предыдущего, и его звуки имели гораздо больший диапазон. Если такое вообще
возможно, эти звуки показались ему еще более прекрасными, чем все
предыдущие.
Тристан принял решение. Никогда и нигде больше он не будет счастлив.
Его будущее здесь, в Синнории, и неважно, сведет ли его с ума красота этой
долины, или нет. Он перекинул ногу через спину Авалона и начал
соскальзывать на невидимую землю.
Резкий шум диссонансом ударил принцу в уши, заставив его вцепиться в
гриву Авалона и удержаться на спине жеребца.
- Нет? - вскричал он. - Я не слышу музыку водопада? - Но раздражающие
звуки продолжались - это звенели струны лютни безо всякой мелодии или
гармонии. Смутно принц услышал, как запротестовали другие, но аккорды не
стихали. Они резали ухо, лишенные всякого гармонического строя, и служили
одной цели - заглушить изумительный шум водопада.
Принц узнал звук лютни Керена.
- Прекрати! - приказал он. - Прекрати сейчас же!
Но напрасно кричал он на менестреля, ругая его до тех пор, пока не
сорвал голос. И все это время Керен играл на лютне громко и непрерывно,
так что принц и его спутники не могли наслаждаться шумом водопада,
шелестом деревьев и музыкой всех других звуков, которые делали Синнорию
такой... соблазнительной.
Вдруг принц перестал кричать, и почувствовал себя очень глупо. Его
раздражение против менестреля быстро сменилось признательностью: он понял,
что если бы не звуки лютни, возникшие рядом с ним так вовремя, Тристан
наверняка соскочил бы с лошади, твердо намереваясь провести остаток жизни
в наслаждении райскими мелодиями Синнории.
Принц еще различал пение водопада где-то вдалеке, но теперь оно лишь
оттеняло лютню менестреля. Керен вскоре перестал бессмысленно перебирать
струны и начал наигрывать довольно легкомысленную песенку о любвеобильной
официантке из пивнушки. Мотив не отличался ни мастерством, ни красотой,
которые так покоряли принца раньше, когда он слушал менестреля; но мелодия
была такой безыскусной и заразительной, что Тристан никак не мог от нее
избавиться.
До конца дня менестрель играл на своей лютне и напевал эту простую
песенку. Время от времени к нему присоединялись остальные, особенно, когда
его голос начинал дрожать от усталости. Но пение лютни ни на секунду не
теряло своей чистоты и ясности. Тристан нисколько не огорчился, когда
снова почувствовал, что их со всех сторон окружают холодные стены и что
они въехали в район, где лежали глубокие тени. Он понял, что
соблазнительная Синнория осталась позади. Наконец, Бригит остановила
лошадей, и повязки были сняты. Отряд снова оказался в узком каньоне,
окруженном отвесными стенами из скал. Кантус подбежал к Тристану, который
слезал с лошади, и, подпрыгнув, стал радостно облизывать его лицо. Издавая
хриплые звуки, Сейбл устроился на ветке корявого дерева, которому
неизвестно как удалось вырасти на этих голых скалах. Робин быстро
соскочила на землю, но тут же была вынуждена прислониться к своей лошади.
Дарус и Гэвин тяжело спешились, а Полдо, спрыгнув со своего пони, бросился
целовать землю.
- Мне хватит этих ваших колдовских штучек до конца жизни! - объявил
он, правда, в голосе его не слышно было присущей ему бодрости.
Керен перебросил лютню через плечо, оставаясь на своем коне. Пальцы у
него онемели, а их кончики потрескались и кровоточили - он скривился от
боли и сказал:
- Боюсь, что в ближайшие несколько дней я вряд ли буду расположен
взять в руки лютню.
- Спасибо тебе, - сказала Робин, когда менестрель, наконец, соскочил
с коня. Она подошла к нему и поцеловала его в щеку. - Если бы не твоя
лютня, я осталась бы в Синнории навсегда.
- И я, - сказал Дарус, а Полдо только кивнул. Гэвин же мрачно что-то
пробормотал я, повернувшись, стал вглядываться в даль - туда, где осталась
Синнория.
- Давайте разобьем здесь лагерь, - предложила Бригит. - Корвелл вон
там, внизу. Если нам повезет, мы доберемся туда за два дня.
Затем она повернулась к Керену.
- Представление было очень впечатляющим, - сказала она, нежно
улыбнувшись менестрелю.
Измученный Тристан забрался в свой спальный мешок, радуясь тому, что
для разнообразия можно доверить другим позаботиться о безопасности. Он
мгновенно и глубоко уснул, и ему приснились деревья, которые распевали
вульгарную песенку о шлюхе из таверны.
Армия Грюннарха разбила свой лагерь на берегу бывшего когда-то чистым
и прозрачным горного озера. Зеленые поля у озера превратились в море грязи
после того, как по ним прошли тяжелым маршем тысячи солдат. А вода в озере
стала грязной и мутной. Король оглядел свой лагерь с едва скрываемым
беспокойством. У них ушло больше двух дней на Проход Динлок, и он знал,
что они отстают от намеченного плана. Недалеко от вершины Прохода
неожиданный оползень унес жизни сотни его людей. Потерять сразу сто
человек - горькая утрата. А кроме того, армия фирболгов, которая должна
была встретить его здесь, почему-то запаздывала.
Ну, и ладно, по крайней мере, его люди, голодные и измученные тяжелым
переходом, смогут отдохнуть нисколько часов и поесть нормальной горячей
пищи, пока они стоят тут в лагере. Друид Траэрн уверял, что дорога назад в
Корвелл будет гораздо менее сложной, чем та, которую они только что
прошли.
Размышления о трудностях пути напомнили Грюннарху еще об одном поводе
для беспокойства - Смертоносные Всадники. Они подвергались тем же
опасностям и трудностям, что и все остальные, но к концу дня, казалось, не
нуждались ни в еде, ни в отдыхе, как будто у них не возникло необходимости
восстановить потраченные за день силы. Вместо этого они стояли или сидели
на корточках, расположившись где-нибудь в стороне от остальных, и
складывалось такое впечатление, что их волновало одно: когда же можно
будет снова пуститься в путь.
