Теперь, - сказала она с кривой ухмылкой, - я смогу сказать своим, что
проблема сгорела синим пламенем.
- Мне кажется, что это еще не все, - заметил Керен. - Гвиннету
угрожает смертельная опасность и помощь твоего народа очень пригодилась бы
в противостоянии этой опасности.
- Нет, нет! - запротестовала Финеллин с удивившей всех страстью в
голосе. - Мы не собираемся вмешиваться в ваши, людские, проблемы. Моя мать
обычно говорила мне - видишь приближающегося человека, знай, тебя ждут
серьезные неприятности! Спасибо вам за то, что вытащили меня из тюрьмы. Но
не надейтесь - мы не станем вытаскивать вас из очередной неприятности.
- Но дело вовсе не в том, что опасность грозит людям, - заспорил
Тристан, - ей подвергаются все миролюбивые ффолки Гвиннета, включая и тех,
кто живет в долине Мурлок. Разве ты не сможешь убедить в этом свой народ?
В течение нескольких часов они пытались убедить упрямую гному
изменить свое решение, но она была непреклонна. Наконец, тему разговора
переменили, чтоб не рассориться окончательно и бесповоротно, поскольку
спор распалил обе стороны.
- Я и пробовать не буду! - резко ответила гнома. - Не сердитесь,
лучше сами ищите выход из создавшегося положения.
А утром спутники обнаружили, что Финеллин ушла.
На этот раз Эриан много дней оставался запертым в теле волка. Только
постепенно стали возвращаться к нему человеческие формы, причиняя почти
непереносимую боль. Наконец, он пришел в себя в каком-то диком месте,
очень далеко от побережья. Как и раньше он был совершенно обнажен и покрыт
засохшей кровью. Ужас леденящими пальцами сжал его душу. Теперь он знал,
что никогда не сможет вернуться в мир людей. Заходясь в рыданиях от горя,
страха и боли, он, спотыкаясь, побрел куда глаза глядят. Неделями он ел
только то, что мог добыть голыми руками. Орехи, ягоды, корни и даже мыши -
все отправлял в рот - его не интересовал ни вид, ни вкус. Эриан просто
поглощал столько пищи, сколько было необходимо, чтобы остаться в живых.
Однажды он на одинокой ферме украл цыпленка - и это было лучшее блюдо с
тех пор, как он вновь обрел человеческий облик.
Эриан двигался безо всякой цели, или так ему казалось. Его гнал
всепожирающий ужас, и он, шатаясь и спотыкаясь, двигался сначала на север,
а потом повернул на восток. Эриан не обращал ни малейшего внимания на то,
где он находится, но какой-то глубинный инстинкт толкал его в нужном
направлении, помимо его сознания.
Ночь за ночью луна уменьшалась, пока совсем не пропала на черном
небе. А потом она снова стала увеличиваться из тонкого серпа до яркой
половинки. И она продолжала расти, а потом появились лунные слезы, которые
с каждой ночью становились все ярче, словно сверкающее ожерелье света
вокруг самой луны.
С приближением полной луны, Эриана охватывал смертельный страх. На
этот раз, он знал, будет летнее солнцестояние, и самая яркая луна в году.
Какое влияние это на него окажет, Эриан мог только догадываться, но от
этих догадок у него начались чудовищные кошмары. Он несколько раз решался
покончить с собой, прежде чем его кошмары станут реальностью, но ему
всегда не хватало силы воли. Эриана гнал страх, и безумие постепенно
охватывало его разум. Он все время продолжал двигаться, словно его звала
за собой судьба, вдруг изменившая ему после укуса Казгорота. А луна раз за
разом становилась все больше.
- Для человека, который всю жизнь тренировал псов, ты очень много
знаешь, - замечание Керена было сделано небрежным тоном, но Дарус
моментально сел прямо, внимательно глядя на менестреля.
- Да, я кое-чему научился в разных местах, - сказал он, пожав
плечами.
Небольшой костер создавал островок тепла в прохладном лесу. Двое
мужчин сидели по разные стороны огня. Тристан и Робин пошли прогуляться, а
Полдо дремал, накрывшись меховыми одеялами.
- Такое впечатление, что ты обучался у истинных мастеров своего дела
- ну, скажем у тех, что учат в Академии Хитростей - в школе шпионов Паши
Калимшана?
Дарус помолчал. Потом он ухмыльнулся.
- А ты действительно немало путешествовал. Да, я посещал "школу"
султана - из меня готовили шпиона, убийцу или вора, выбирай, что хочешь.
Кроме того, - добавил калишит, оправдываясь, - я на самом деле много лет
тренировал самых разных собак!
- Тогда почему же ты здесь? - менестрель очень внимательно посмотрел
в глаза Даруса, когда он задал этот вопрос.
На мгновение калишит отвел глаза.
- Я убежал от Паши, школы и всего остального. У меня возникли
разногласия с Пашой из-за прав... на некую собственность, которой мне
удалось овладеть, и той же ночью я стал матросом. Корабль этот направлялся
в Корвелл, а мне быстро надоело быть моряком. Так я оказался здесь.
Менестрель удовлетворенно откинулся назад.
- Ты здорово дерешься. Наверное, ты был отличным студентом!
Дарус засмеялся, а затем снова посерьезнел.
- Ты знаешь, я множество раз сражался против самых разных
противников, но никогда я не бился за что-нибудь.
- Что ж, - ответил менестрель, - теперь ты сражаешься за Корвелл.
Тристан и Робин медленно прогуливались в прохладной ночи. Никому из
них не хотелось спать - по крайней мере сейчас. Когда луна озаряла ее
удивительное лицо, принцу хотелось заключить девушку в объятия, но
мужества ему опять не хватило.
- Там, в цитадели ты все делал, как надо, - спокойно сказала Робин. -
Твой отец гордился бы тобой.
Тристан застыл на месте, удивленный ее комплиментом. Он только и смог
сказать: "Спасибо", и повернулся к Робин.
Они стояли на скалистом берегу озера, глядя на мир, который,
казалось, никогда не знал ни насилия, ни смерти. Половинка луны,
окруженная своими блистающими слезами, стояла уже почти в зените. Тысячи
звезд - больше, чем он когда-либо видел раньше - сверкали на темном небе.
Хотя их лагерь с маленьким костром находился всего в нескольких шагах от
них, скалы полностью скрывали их. Казалось, они одни на многие мили.
Тристан неохотно подумал о своем отце. Король теперь должен был
окончательно разочароваться в своем сыне, который исчез среди ночи, бросив
командование гарнизоном, которое его отец поручил ему.
- Мы сделали все, как надо, - задумчиво сказал принц. - Но если бы
мой отец был здесь, я уверен, что он нашел бы немало ошибок, - Тристан
даже не пытался скрыть свою горечь.
- Не будь к нему так жесток! - резко сказала Робин, удивив его своей
горячностью. - Почему вы оба должны все время бороться друг с другом? Это
не только твоя вина: ни один из вас не желает, хотя бы временно, понять
другого.
- Я не знаю, почему так получается. Он всегда хотел, чтобы я все
делал, как можно лучше и никогда не был мной доволен - а я, возможно
именно из-за этого, специально поступал ему назло. Я не желаю быть его
слугой!
- Не думаю, что ему этого хочется, - сказала она, и нежная улыбка
смягчила ее лицо. - Я думаю, он просто хочет, чтобы его сын стал достойным
принцем ффолков. И если бы он был сегодня с нами, он бы порадовался за
тебя!
Похвала Робин заглушила все остальные чувства. И Тристан был готов
голыми руками сразиться с фирболгом, если наградой ему будет ее улыбка.
- Без тебя мы никак бы не обошлись, - сказал он. - Как ты здорово
понимала единорога.
Она улыбнулась.
- Когда со мной нечто подобное происходит, меня удивляет, что
остальные ничего не слышат - его обращение было таким ясным! Например,
почему вы все не почувствовали, что земля под крепостью фирболгов
осквернена, а я поняла сразу.
- Робин, - неловко начал принц.
Он повернулся к девушке и потянулся к ней. Их глаза встретились, она
прижалась к нему, и Тристан почувствовал тепло ее губ на своих губах. И им
вдруг показалось, что их жизнь до сих пор была лишь подготовкой к этому
моменту. Тристан еще крепче прижал Робин к себе, и кровь тяжело застучала
у него в висках. Она полностью растворилась в нем и на короткий миг они
стали единым целым... Затем Робин мягко отстранила Тристана.
- Когда мы вернемся домой, - быстро заговорил принц, - я хочу... ты
понимаешь, ты?..
- Нет.
Это простое короткое слово заставило его замолчать. Потом в нем вновь
проснулась ревность.
- Что? Это из-за Даруса?
- Не будь ребенком, - укоризненно сказала она. - Дело не в нем. Он,
конечно, многое для меня значит, но он просто мой хороший друг. Точно так
же, как и ты.
Слова "хороший друг", были, как ушат холодной воды для Тристана. Он
отвернулся, не зная, то ли ему кричать от ярости, то ли рыдать от
отчаяния. Однако, через секунду он снова повернулся к ней.
- Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя.
Она улыбнулась и быстро поцеловала его, а в ее глазах заблестели
слезы. Потом Робин повернулась и медленно пошла обратно к костру, оставив
принца одного в лесу, где вдруг стало очень холодно.
Боль раздирала гигантское тело. Серая пелена застилала взор
Левиафана, но это были не волны потемневшего моря. Могучие мускулы
напряглись и вновь расслабились. Он медленно тонул, ощущая лишь жгучую
боль. А потом она исчезла, осталось лишь теплое приятное свечение. Серая
пелена спала, теперь вокруг сиял яркий свет, и руки богини поманили его к
себе. Так умер Левиафан.
Более сотни кораблей было рассеяно по серой стальной поверхности Моря
Муншаез. Обломки дерева, невероятным образом спасшиеся моряки и трупы их
менее удачливых товарищей - все смешалось в холодных водах. Многие из
оставшихся на плаву кораблей низко сидели в воде, почти затонув, другие
имели тяжелый крен из-за повреждения килей. Битва была выиграна, но какой
ценой! Низкий грохочущий звук донесен из глубины, и вода в центре между
кораллами вспенилась и забурлила. Языки огня вырвались из морских глубин.
Две дюжины судов исчезли мгновенно, а двадцатифутовые волны потопили или
перевернули еще столько же. Долго еще бурлило море. Когда грохот
постепенно стих, оставшиеся суда медленно перегруппировались, у многих
были сломаны мачты, потеряны весла и порваны паруса. Наконец, корабли
нехотя поплыли к ближайшему берегу. Богиня боялась, что боль сведет ее с
ума. От растущего отчаяния она только усиливалась. Даже сквозь пелену
горя, она чувствовала, как выросла власть Зверя. От незаживающей язвы
Темного Источника воспалилась вся ее кожа, и отравленные щупальца
безжалостно сжимали тело богини. Гибель Левиафана высвободила страшный яд
из темного водоема, и Равновесие вновь оказалось под серьезной угрозой.
Отупляющее онемение - желание заснуть - охватило все существо богини.
Вдруг она почувствовала, что ужасно устала.
Ревущее пламя все выше поднималось над деревней. Крики ужаса,
безнадежные мольбы о пощаде наполняли воздух леденящим предчувствием
смерти. Кольцом окружив небольшое поселение, окровавленными копьями
отбрасывая обратно в огонь любого, кто пытался спастись из пламени.
Смертоносные Всадники наблюдали за бойней. Застывшие в странной
неподвижности, они, словно зачарованные, смотрели на огонь. Дьявольское
сияние исходило от их пунцовых плащей, от черных лоснящихся коней и пустых
остановившихся глаз. И когда пламя с новой силой рванулось вверх.
Смертоносные Всадники, все как один, начали произносить свое странное
хриплое заклятие. Слова казались бессмысленными, однако несли зловещие
предзнаменования на языке столь древнем, что его не мог знать никто из
ныне живущих. И все же они говорили на этом языке.
И понимали друг друга.
