что собаки - прекрасные медиумы и способны к чисто психическим контактам.
- А! - воскликнул Эйс, вынимая руки из-за спины. - Гляньте-ка вот на
это! Думаете, я мог бы его прихватить вашим чисто психическим способом?
"Этим" оказалось только что отложенное яйцо шестидесятисемилетней
давности. Или нет? Когда путешествуешь во времени, все так быстро
путается...
Барбара была потрясена появлением яйца куда сильнее, чем, на мой
взгляд, стоило.
- Эйс, как ты мог оказаться таким дураком?! Мы должны быть только
наблюдателями! Невидимками и неощутимками, насколько это возможно!
- Да почему? Меня, например, жутко тянет поухаживать за собственной
бабкой, а потом смотаться. Дед так и поступил.
- Не будь же кретином! Малейший признак нашего присутствия, малейшее
воздействие на прошлое может изменить весь последующий ход событий. Мы
совершенно не представляем, действия какого рода не вызывают последствий -
если таковые вообще есть. Один Бог знает, к чему приведет твоя дурацкая
выходка с яйцом. Мы не должны выдавать своего присутствия! Запомните это
на будущее.
- Ты хотела сказать - на прошлое, так ведь?
- Эйс, это не шутки.
- Но и не бдение у гроба. Не вижу вреда в том, что принес вам
великолепное доказательство. Вряд ли исчезновение одного яйца вздует цены
в восемьдесят пятом году и задним числом вызовет инфляцию. Ты делаешь их
мухи слона... делаешь целую яичницу из одного яйца.
Она беспомощно повела плечами.
- Оливер, надеюсь, ты-то не будешь настолько глуп.
- Поскольку я не верю, что окажусь, скажем, в тысяча восемьсот
двадцатом году, то могу поклясться: я не буду воровать из прошлого века
яиц или ухаживать за прапрабабками Эйса.
Он отсутствовал пять минут. В 1820 году хлева, разумеется, еще не
было, и Мидбин оказался на склоне пологого холма; кругом зеленели дикие
травы. Сенокос был в разгаре; звонко пели косы, слышались голоса - косари
были рядом. Мидбин прижался к земле. Он сумел увидеть в прошлом лишь
высокую траву да несколько бесцеремонных муравьев, исследовавших его лицо
и руки, пока он не исчез там и не появился здесь. К его одежде прицепилось
несколько травинок.
- Во всяком случае, вот что мне привиделось, - заключил он.
- Это вам тоже видится? - спросил Эйс, указывая на стебельки травы.
- Возможно. В конце концов, это не менее вероятно, чем путешествия во
времени.
- Но ведь одно к одному! То, что испытали вы, испытала Барбара,
испытал Эйс - все подтверждает одно другое! Это что нибудь да значит?
- Конечно. Но я пока не готов сказать, что именно. Мозг может все,
что угодно. Абсолютно все. Может провоцировать фурункулы и карциомы...
Почему не муравьев и не траву?
Бесплодно поспорив еще немного, он ушел из монтажной; с ним ушел и я.
Я опять вспомнил Энфандена: почему я должен доверять своим глазам? И все
же скептицизм Мидбина переходил разумные рамки; для меня правота Барбары
была уже неоспорима.
- Да-да, - ответил он, когда я сказал ему об этом. - Что с того?
Он меня буквально сразил. И еще добавил резко:
- Теперь ей никто уже не поможет.
18. ИСКУСИТЕЛЬНИЦА
- Никак не могу понять, - мягко проговорила Кэтти, - почему ты
оборвал все связи с прошлым, Ходж.
- Что? О чем ты?
- О чем? С тех пор, как четырнадцать лет назад ты ушел из дому, для
твоих родителей ты как в воду канул. Ты говорил, у тебя был близкий друг с
Гаити - но даже не пытаешься узнать, жив он или умер.
- Ах, вот что. Я было решил, ты о... о другом.
Не воспользовавшись предложением Барбары, я и впрямь порвал все связи
с прошлым.
- Так все же?
- Думаю, до некоторой степени каждый из живущих в Приюте в этом
грешен. В том, что отдалился от всех, кто не здесь. Ты, например...
- У меня нет родителей, и нет друзей вне Приюта. В Хаггерсхэйвене -
вся моя жизнь.
- И моя.
- Ах, дорогой Ходж. Вот не думала, что ты можешь быть таким
равнодушным.
- Милая Кэтти, ты росла в теплице и понятия не имеешь, что такое
контракт или издольщина. Ты знать не знаешь, каково это: всю жизнь биться
в нищете и надеяться лишь на чудо - как правило, оно ассоциируется с
выигрышем в лотерею. Я не могу даже передать тебе, насколько чужды
привязанностей люди за пределами Приюта. Поверь мне на слово: любовь - это
роскошь, которую мои родители не могут себе позволить.
- Предположим, но ты-то можешь. А потом, все, что ты сказал никак не
относится к Энфандену.
Я смущенно заерзал. И моя неблагодарность и моя бесчувственность,
похоже, всем заметны: даже Барбара, помниться, однажды задавала мне те же
вопросы. Как я мог объяснить, хотя бы для самоуспокоения, что бесконечные
оттяжки, помноженные на неизбывное чувство вины, сделали для меня
совершенно немыслимой даже малейшую попытку выяснить судьбу друга?
Каким-нибудь титаническим усилием я мог бы, наверное, побороть инерцию
несколько лет назад, вскоре после ранения Энфандена - но каждый новый
прошедший день и месяц делали подобное усилие все более невозможным.
- Пусть прошлое остается в прошлом...
- И это говорит историк! Ходж, да что с тобой?
- Кэтти, я не могу.
Этот разговор лишь расстроил и взвинтил меня. И снова напомнил мне
то, что я так жаждал забыть: Великую Армию, Спровиса, фальшивые песеты...
все то зло, в совершении которого я участвовал, сам того не желая. Только
если человек всю жизнь ничего не делает, он не будет ни в чем виноват.
Манихейство, говорил Энфанден. Прощения нет.
Однако я прекрасно сознавал: то, что я ничего не делаю, лишь
способствует тому, что я опускаюсь. Будь я в состоянии продолжать работу
столь же радостно и уверенно, сколь и прежде, в пору сбора материала и
написания первого тома, у меня не было бы ни времени, ни настроения
мучиться всем этим. Но я не мог работать - мог лишь смотреть, как работают
другие. В монтажной.
С детской увлеченностью Барбара и Эйс выясняли возможности Эйч-Экс-1
в течение следующих двух месяцев. Быстро стало понятно, что дистанция его
действия ограничена сотней лет или чуть больше - она не была
фиксированной, а колебалась в некоторых, хотя и довольно узких, пределах.
При попытках уйти в прошлое глубже перемещения не происходило совсем, хотя
у человека в стеклянном круге возникало обычное для перемещения чувство
распада - но когда свет гас, человек оказывался на месте, никуда не
исчезнув. Путешествие Мидбина к косарям было, по-видимому, редчайшей
флуктуацией, обусловленной, возможно, возможно, специфическими погодными
условиями на обоих концах дистанции. В качестве границы безопасности был
взят теперь 1850 год, а дальше - вернее, раньше - располагалась зона
неизвестной протяженности - вернее, длительности; туда нельзя было
соваться без риска потерять путешественника вследствие внезапного
изменения каких-то условий непосредственно во время путешествия - условий,
о которых Барбара пока не имела ни малейшего представления.
Откуда вообще бралось это ограничение, физики обсуждали все время,
но, должен сознаться, в их обсуждениях я мало что понимал. Барбара
объясняла его существование субъективными факторами - тогда получалось,
что Эйч-Экс-1 срабатывает чуть по-разному в зависимости от того, что за
человек подвергается перемещению; Эйс толковал о магнитных полях и силовых
реле - но для меня это был и вовсе пустой звук. Сходились они лишь на том,
что ограничение не является непреодолимым; Эйч-Экс-2 или 20, если они
вообще будут построены, наверняка победят его.
Во-вторых, реверсивного хода Эйч-Экс-1 не имел; будущее оставалось за
семью печатями - возможно, по тем же причинам, каковы бы они ни были, по
которым существовал предел дальности в прошлом. Здесь мудрецы опять
спорили: Эйс требовал построить специальный Эйч-Экс для перемещений в
будущее, Барбара настаивала на том, что сначала нужно произвести новые
расчеты.
В качестве рабочей гипотезы они приняли, что некое время, проведенное
в прошлом, поглощает такое же количество времени в настоящем. Нельзя
вернуться через минуту после отправки, если провел в прошлом, скажем, час.
Причину они видели в том, что, насколько я мог понять, продолжительность
путешествия определяется в настоящем. Для возвращения в момент настоящего,
не соответствующий сроку, реально проведенному в прошлом, понадобился
другой Эйч-Экс - или, по крайней мере, другой пульт управления - там, в
прошлом. А там он не смог бы работать, потому что движение в будущее было
пока невозможно.
Наиболее неожиданной оказалась невозможность посещения одного и того
же момента в прошлом дважды. Когда подобная попытка была предпринята, у
испытуемого не возникло даже чувства растворения; свет вспыхнул и погас,
не оказав никакого воздействия на стоящего под отражателем человека. Это
блестяще подтвердило выдвинутую Барбарой концепцию "субъективного фактора"
- но что за механизм тут работает и как, никто не представлял. Не
представляли они и того, что произойдет с путешественником, если он,
отправившись в момент, непосредственно предшествующий предыдущему визиту,
попытается перекрыть его начальный период конечным периодом визита
последующего; предпринимать подобный эксперимент было бы слишком опасно.
С учетом всех этих ограничений физики мотались по временам, как их
душенькам угодно. Эйс целую неделю проторчал в октябре 1896 года и забрел
аж до Филадельфии, испытав все восторги и увеселения знаменитой
предвыборной компании. Зная, что Брайан будет не только избран, но и
просидит в президентах три срока, Эйс не смог удержаться: забыв все
запреты Барбары, он выиграл бог весть сколько пари у вигов, самоуверенно
ставивших на майора Маккинли.
Хотя и Барбара, и Эйс посещали, в числе прочих периодов, и годы
войны, по возвращении они не могли сообщить мне ничего толкового - все,
что они рассказывали, проще было почерпнуть из книг. Им недоставало
профессионализма. Пикантные подробности, которые они иногда приносили,
представляли, быть может, интерес для любопытного зеваки - но не для
опытного хрониста. Было настоящей мукой знать, что, например, Барбара
встретилась на Йоркской станции с госсекретарем Стентоном, а Эйс слышал
краем уха, как один фермер вскользь заметил другому: вчера, дескать, у
него останавливались разведчики южан - и что, ни она, ни он не сочли эти
ситуации заслуживающими дальнейшего наблюдения.
Я делался все раздражительнее. Я подолгу спорил сам с собой, но давно
уже пошел по кругу. Я спрашивал себя: почему бы и нет? Несомненно, это
уникальная возможность. Никогда еще историку не выпадало счастье проверить
прошлое на ощупь, выбрать определенный момент для изучения его воочию,
писать о прошлом со всей беспристрастностью современного ученого и со всей
скрупулезностью очевидца, знающего, вдобавок, куда и на что смотреть.
Почему ты не хочешь воспользоваться Эйч-Эксом-1, Ходж, и увидеть все сам?
Но что-то восставало во мне. Что? Страх? Неловкость? "Субъективный
фактор" Эйч-Экс-1? Суеверное чувство, что я суюсь в некие запретные
области, где человеку с его слабостями нет места? "Ты не должен ничего
упрощать. Обещай мне." Да, Кэтти была прелесть. Она жена мне, и я ее
люблю, но она - не ученый и не оракул. Что заставило ее сказать это?
Женская интуиция? Красивая, веская фраза - но что она значит? И разве у
Барбары, которая сразу же предложила мне воспользоваться Эйч-Эксом,
женской интуиции нет?
