...Вальяжный и добродушный Николай Степанович позвонил мне
из Дели, наказав срочно прибыть в посольство.
Холодея сердцем в дурном предчувствии, я тотчас отправился в
аэропорт.
Предчувствие не обмануло: ждали меня неприятности.
3.
- Индия, значит, тебе не нравится, - грустно констатировал
Николай Степанович, встретивший меня в одном из служебных
кабинетов посольства, в котором он расположился как полноправный
хозяин.
- Очень нравится...
- Не чувствуется!
- Но почему вы думаете, что...
- Я не думаю, я знаю! Те, кому здесь нравится, ведут себя по-
другому, чтобы продолжалось нравиться, понял?..
И мне с детальной точностью было поведано о количестве и даже
качестве моих романтических увлечений, кратко определенных словом
"бляди", о незаконной и также глубоко аморальной работе в
качестве тренера карате и преподавателя английского, а также о
некоторых высказываниях, порочащих государственные и общественные
устои великого коммунистического новообразования.
- Вот почему тебе не нравится Индия, - заключил Николай
Степанович.
Я залепетал нечто жалкое: дескать, больше не буду, простите
дядя, ведь недаром...
- Как твой глаз?
- Что?
- Как глаз, спрашиваю!
- Чуть лучше.
- Уже хорошо. Ладно, пошли обедать.
Обедами - дешевыми, невероятно обильными и вкусными, посольская
столовка славилась по праву, хотя поваров набирали из местного
населения.
Уминая вторую тарелку наваристого борща, Николай Степанович
доверительным шепотом продолжал отчитывать меня за беззаботность
и ребячество.
- Ты думаешь, что живешь в вакууме? - вопрошал он, со
свистящим звуком втягивая в рот прилипший к подбородку волнистый
обрезок капусты. - Нет, брат, вакуум только в открытом космосе
витает, да и то не чистого качества...
- Это да, - кивал я пришибленно.
- Вот и да. Ты думаешь, я против твоих кобелирований? Нет. А
француженка эта твоя последняя... чего она преподает?
- Этику.
- Хм. Индусам этику, тебе - безнравственность... Тебе после
нее никакие тренировки не нужны, она любого чемпиона замотает...
М-да... Ну так вот о чем я? А немочка - Эмма, кажется? - так
себе, холодненькая... Или нет?
- Да, как-то...
- Ну вот. Аккуратно, Толя, надо, ювелирно, я бы сказал...
Через все эти жопы столько ребят погорело, и, кстати, если о
космосе, то запомни: каждая новая жопа - это всегда как полет на
Юпитер: никогда не знаешь, чем дело кончится...
- На Венеру, - осмелился внести я поправку.
- Во! Понимаешь.
После обеда, плавая в широком посольском бассейне с панамой
колонизатора на голове - во избежании солнечного нокаута, Николай
Степанович рассуждал далее, не глядя на меня, державшегося на
воде близ него, как прилипала возле акулы.
- Я, Толя, человек естественный, - говорил он, распространяя
над водной поверхностью густой аромат послеобеденного пива. - И
даже скажу так: если мужика к бабам не тянет, доверия у меня к
нему нет. Но ведь эти долдоны... там... - Он завел глаза к
солнцу, отчего панама свалилась в воду, однако сноровисто мной
была водружена обратно. - Им же нужно, твою мать, обоснование,
понимаешь... Поэтому так. Оформим блядство твое как задание
родины. Они как, куропаточки эти, социализму сочувствуют, ты
выяснял?
- Кажется... нет, - признался я горько.
- М-да, что они понимают, бляди... Выросли там на своих
апельсинах... В общем, будешь проводить разработку.
- Разработку... чего?
- Кошелок своих, дурак...
- Понятно...
- Мне непонятно, а ему понятно... Ладно, вылезаем, вода
ключевая просто, недолго и инструмент застудить...
Из последующих разговоров я довольно легко уяснил смысл так
называемых "разработок" и вообще своего приобщения к шпионской
деятельности на территории дружественной Индии.
Важен был Николаю Ивановичу исключительно процесс, а не
результат. Причем процесс оправдывал и расходы по хождению в
рестораны с индусами-сослуживцами, и любые шуры-муры с
университетскими моими подружками, и вообще все тяжкие.
Любые возможные недоразумения закрывались универсальной
формулировкой: " В целях оперативной целесообразности..." И так
далее. То есть проведено распитие спиртных напитков, куплен
автомобиль, установлен сексуальный контакт, затем еще один,
разбита витрина, совершен наезд на пешехода, произведены
дополнительные расходы...
Главное, как я понял, больше отчетов и суеты. И тогда на
твоем шпионском пути все светофоры будут сиять неизменно зеленым
светом.
Впрочем, привлечение меня к шпионажу наверняка отвечало
целям все той же дутой отчетности, хотя заданий "прокачать" тот
или иной "объект" поступало от Николая Степановича с каждой
неделей все больше и больше.
Я получал деньги на рестораны, покупку машины, подарки, возил
из посольства баулы японской радиоэлектронной аппаратуры, по
закону облагаемой дикими таможенными пошлинами, и в перепродажу
ее как заведомо контрабандного товара, втягивал индийских военных
спецов, устанавливая таким образом с ними двусмысленные контакты;
также знакомил спецов, по наущению Николая Степановича, с
приезжающими из Союза командированными "инженерами" - якобы как
со своими друзьями, способными еще более укрепить наш
противозаконный бизнес...
Индийские служащие с их худосочной зарплатой на сделки шли, как
голодные щуки на блесну, а командированные "друзья-инженеры",
кого отличали одинаково невыразительные физиономиии и характерный
оценивающий прищур собаки породы питбуль, довершали мои коварства
уже на своем, холодно-профессиональном уровне.
Как-то я заикнулся о нечистоплотности своей второй, так
сказать, специальности Николаю Степановичу, на что получил
следующую отповедь:
- Запомни: Индия - стратегический плацдарм. Думаешь, мы им
за красивые глазки самолеты сюда гоним и бесплатные
ракетоносители для спутников даем? Дружба, мир, гони сувенир,
думаешь? Да тут война идет. Сейчас, сегодня. Между нами и
Штатами. И не было бы советской халявы, знаешь, кто бы твоих
инду°в сейчас вместо нас охмурял? Рябятки из ЦРУ! Они и так тут
кругами ходят, как бесы у монастырских стен...
Аббревиатуру, составляющую название американского
разведывательного ведомства, Николай Степанович, равно как и все
его коллеги, неизменно произносил слитным единым звуком, похожим
на плевок.
- И не исключаю, - продолжал старший товарищ, - что
некоторые из твоих блядей, кстати...
- Да быть не может!
- Ох, может, Толя... Хотя... чего с тебя, раздолбая,
взять... Глаз-то как?
- Почти в норме.
- Самое главное! Да... В Москву тебе надо бы съездить,
двадцать пять лет скоро, хоть с матерью встретишься, отметишь...
- Николай Степанович!
- Ну?
- А с институтом как? Ведь если не восстановлюсь - привет,
армия!
- Решим, - отмахивался всесильный генерал. - И с армией, и с
институтом, и с приветом. То заботы мои. А пока вот... две тысячи
рупий вам, молодой человек, на радости быстротекущей жизни, и вот
тут подпишись...
- Сумму указывать?
- Не надо.
С кучей разнообразного сувенирного хлама я отбыл в Москву в
отпуск.
Уже вовсю бушевала перестройка, чье начало я благополучно
пересидел за рубежом, создавались кооперативы и устойчивые
преступные группировки, появлялись в быту рядовых граждан
компьютеры и видеомагнитофоны, и мое зарубежное бытие в
государстве третьего мира особо престижным уже никому не
казалось.
- Бросай ты эту страну факиров, иди в институт, - убеждала
меня маман, - а то так и будешь вечным студентом...
Что ей ответить, я просто не знал, будущее свое соотнося с
планами моего покровителя Николая Степановича.
На поддержку кого-либо иного мне просто не приходилось
рассчитывать.
В силу неизвестных причин, выяснение которых я посчитал
излишним и неделикатным, муж-полковник маму мою оставил, жила она
теперь одна, работая референтом в английской торговой фирме,
красота ее поблекла, тяготилась она вечерним своим одиночеством,
а потому отпускать меня обратно категорически не желала.
Меня же, наоборот, тянуло обратно в солнечную Индию из мрачной
осенней Москвы - к моей обжитой квартирке, подружкам,
оставленному на служебном паркинге автомобильчику "амбассадор",
университету, секции карате и привычной работе.
Кстати, благодаря в основном щедротам Николая Степановича,
образовалс у меня из сэкономленных "оперативных расходов"
сберегательный счет в размере тридцати пяти тысяч долларов США в
солидном банке города Бангалора, и спонсировать данными
средствами государство Индию я при всем уважении к нему как-то не
собирался. Мой счет в банке курировал знакомый мне менеджер, кому
я давал уроки в школе карате.
Через неделю пребывания в отпуске, ранним утром, запомнившимся
как самое худшее утро в жизни, в квартиру пожаловали трое в
штатском.
Мать уже ушла на работу, я только-только протирал глаза ото сна,
входную дверь открыл безо всяких "кто там?", и тут же в нос мне
сунули удостоверение с тисненой надписью "КГБ СССР" и вежливо
спросили разрешения в квартиру войти, чему я, по причинам
естественным, противиться не стал.
Далее начался кошмарный сон наяву.
- Ну как, акклиматизировались? - поинтересовался один из
безликих штатских, в то время как второй, бесцеремонно открыв
книжный шкаф, вытащил из него томик Гашека и, раскрыв книгу,
извлек лежавшие между ее страниц загранпаспорт и сберегательную
книжку, выданную в индийском банке. Понятное дело, даром
ясновидения этот тип обладал едва ли, а вот способностью
проникновения в жилища граждан во время их отсутствия там и
выяснения, где что лежит, - наверняка.
- Неплохо зарабатываем, а? - обратился он ко мне, поневоле
утратившему дар речи. - Молчим? Собирайтесь, поедете с нами.
В глухом, лишенном окон кузове военного автомобиля я был
вывезен за город и вскоре очутился на территории тюремного типа
объекта, обнесенного бетонным забором с козырьком из колючей
проволоки, протянутой на изоляторах.
Собственно, разглядеть объект мне привелось мельком,
поскольку сразу же из автомобиля меня провели в полуподвальное
помещение с решетками на окнах, где находился стол и два стула,
на одном из которых восседал грузный седовласый человек в
потертом вельветовом костюме болотного цвета.
Человек вежливо представился:
- Иван Константинович.
После предложил мне чай и бутерброды, от которых я, не успевший
позавтракать, не отказался.
Надо отметить, что вели себя комитетчики по отношению ко мне
подчеркнуто корректно, хотя принадлежность данных лиц именно к
КГБ я сразу же поставил под глубокое сомнение. Однако то, что мне
довелось оказаться в недрах одной из спецслужб, уяснил
однозначно.
Глупых вопросов о правомерности своего задержания я не задавал,
прав не качал и держался так, будто все происходящее со мною -
событие естественное и ординарное.
Седовласый Иван Константинович полюбопытствовал о наших с Николаем
Степановичем взамоотношениях и получил ответ, что таковые
отношения превосходны; затем, проявив обескураживающую
осведомленность о частностях моего индийского бытия, перешел к
вопросам, касавшимся контактов с индусами, а далее беседа
затронула финансовые расходы, которыми плодотворность данных
контактов обеспечивалась.
В своих объяснениях я в основном ссылался то на личную
