вполне.
"Пробить" новенького тренер приказал мне - к тому времени
уже мастеру спорта и чемпиону всяческих первенств.
Оценив хлипкую мускулатуру корейца перед его выходом на ринг,
тренер порекомендовал мне сквозь зубы:
- Без жертв чтобы... Не увлекайся. Интеллигентно...
Я, как надутый бойцовый петух, принял небрежное подобие
стойки, напоминающей позу, в которой обычно стоят панельные
проститутки, узревшие маловероятного клиента, и тут же ощутил
хлесткий удар чужой пятки в мое родное колено, пронзенное в
следующее мгновение острой болью.
Как он сумел до меня своей паучьей ножкой дотянуться-то, этот
косоглазенький?
Да, кривизна его нижних конечностей вводила в заблуждение,
ибо, в состоянии выпада нога корейца словно бы удлинялась вдвое,
но, сей очевидный факт не приняв во внимание, болью в колене
воспламененный, я буром попер на костлявенького азиата, слепо
убежденный, что одной своей аурой способен отбросить его к
канатам, однако два моих жестких удара встретили корректные и
точные блоки, вызвавшие у меня вялое недоумение, подобное тому,
какое испытывает бычок после атаки на подставленную матадором
тряпку.
Именно как бычок-недоумок я и вел себя в этом поединке,
самоуверенно полагаясь исключительно на грубую физическую силу и
свой активный напор.
Практически полностью раскрывшись, я нанес длинный прямой правой,
противник всем корпусом отклонился назад, уходя от удара, но тут
же круто поднырнул вбок и в великолепной растяжке впечатал свою
медную пятку в мой незащищенный висок...
Меня постигло странное ощущение... Настил ринга как бы нехотя
взыбился, вертикально наваливаясь на меня, канаты протянулись под
потолком зала подобно троллейбусным проводам, и я провалился к
какую-то неведомую, нежно-звенящую бездну.
Кореец провел поединок изящно, даже, как просил тренер,
интеллигентно, однако без жертв все-таки не обошлось...
Очухался я после нокаута быстро, но тут же не без некоторого
недоумения уяснил, что вижу окружающий мир как-то не так - смутно
и перекошенно...
Диагноз врача удручил: повреждение зрительного нерва. Левый мой
глазик держался молодцом, соответствуя идеальным параметрам, а
вот правый подкачал, удружив близорукостью в восемь отрицательных
единиц, и пришлось мне обзавестись контактной линзой,
одновременно забыв не только про спорт, но и про учебу.
Излечить мой недуг доктора не брались, я медленно, но неотвратимо
впадал в отчаяние, но тут муж моей мамы - человек угрюмый и
немногословный, недаром боевой полковник Разведывательного,
кстати, управления - явился домой в редком приподнятом
настроении, сообщив, что имеет для меня хорошие новости.
Заключались новости в том, что сослуживец его - генерал-майор
Николай Степанович, ведавший советским военным сотрудничеством с
дружественной Индией, нашел в далеком городе Бангалоре, где часто
бывал по делам службы, врача-кудесника, пообещавшего вернуть меня
в полноценное состояние.
- И?.. - задал я закономерный вопрос.
Закономерный и многогранный. Несмотря на всю его краткость.
В ту пору рядовые советские граждане за рубеж на излечение не
ездили, что же касается экзотической Индии, то большинство
представляло ее весьма умозрительно, черпая свои познания об этой
жемчужине Востока из импорта киномелодрам и телепередачи "Клуб
путешественников", хотя ведущий этого клуба единственным
путешественником в стране и являлся.
Однако выездные рогатки генерала Николая Степановича ничуть не
смущали.
Я мигом был оформлен на должность переводчика в какой-то
хитрый "ящик", а уже через три дня, дрожа от страха, отправился
на Старую площадь в ЦК КПСС "для собеседования", где, ни слова не
говоря, мне сунули "Правила поведения советских людей за
границей", после изучения которых я расписался в их партийной
квитанции, что, дескать, ознакомлен и проникся.
Далее, уже под сводами МИДа, я получил синий служебный
паспорт с чернильной индийской визой и как на крыльях рванул с
ним домой - собирать чемодан.
И вот "Шереметьево", проводы, предъявляемое таможеннику
спецписьмо для прохода через стойку для лиц с дипломатическими
паспортами, наконец самолет и - знойный аэропорт индийской
столицы.
Оставив за спиной его стеклянные двери, я попросту обомлел,
оглушенный и беспомощно очарованный после серой дождливой Москвы
пестрой суетой и гомоном восточного города с его нескончаемыми
автомобильными гудками, бесчисленными уличными торговцами,
заклинателями змей, пальмами, парящими в поднебесье орлами над
минаретами мечетей...
Заграница! Самая настоящая! Я словно впервые в жизни выехал
куда-то из Союза Советских...
Мне, конечно же, помнилась Америка, причем во всех
подробностях моего тамошнего бытия, но воспоминания о нем словно
бы омертвели, потеряли краски и та, прошлая жизнь за океаном
казалась теперь давним сном, отделенным от сегодняшнего мгновения
пропастью долгой московской реальности.
Я пялил восторженные глаза, и все вокруг казалось мне чудом:
и облезлый верблюд, и нищий на тротуаре, и шикарная "то°та",
цветастые чалмы и сари...
Генерал Николай Степанович, чьим переводчиком и секретарем я отныне
являлся, несмотря на зной, томился в шерстяном кондовом костюме
профессионального бюрократа и, вытирая лысину обрывком
аэрофлотовской туалетной бумаги, обозревал бушевавшую вокруг
экзотику с явным пренебрежением.
- Дели - говно, - заявил он, аккуратно отрывая по линии
перфорации очередной лоскуток от рулона, предусмотрительно , как
полагаю, похищенного из сортира воздушного судна. - Жара и жулье.
Прошлый раз без ботинок остался.
- Это как?
- Иду по базару. Вдруг - какой-то засранец под ноги
кидается: сэр, давайте почищу ботинки. Бесплатно. Ну, чисти, раз
есть желание. Вдруг он мне: слышь, сэр, а шнурки-то у тебя того,
рваные... Гляжу: действительно! Бритвой он их, что ли, гаденеш...
Купи, говорит, сэр, шнурки. Я лягаюсь, а он в башмак как бульдог
вцепился, с ноги, понимаешь, стянул и предъявляет: мол, вот - и
каблук к тому же оторван... Как он каблук-то сумел, артист!.. В
общем, взял ботинки, ушел ремонтировать. Я то, се, по-ихнему
плохо соображаю, на жестах... Куда ушел, где ботинки?.. Стою на
жарище посреди улицы всраскоряку на каких-то колодах деревянных,
со всех углов прокаженные ползут за милостыней... Короче,
пошлепал в посольство босиком. Так, представляешь, через три
квартала этот змееныш меня нагоняет. Давай, говорит, десять
долларов за ремонт! Я ботинки взял... Каблук кривыми гвоздищами
присобачен сикось-накось, а вместо шнурков глисты какие-то
сушеные... Пропала обувь!
- И что? - Да ничего... Дал ему под зад коленом и больше
ботинки чистить зарекся.
Генерал поначалу произвел на меня впечатление дубоватого армейского
балагура, простодушного и недалекого. Обманчивое, замечу,
впечатление!
В тот же день местным рейсом мы вылетели в Бангалор - центр
индийских военно-воздушных и космических изысканий.
Городок мне сразу понравился: уютный, относительно чистый по
сравнению с Дели, отмеченный великолепным климатом: температура
здесь редко превышала двадцать восемь по Цельсию, а ночи порой
бывали даже прохладными.
Работа моя сводилась к синхронному переводу переговоров военных
спецов, время от времени прибывавших в Индию к своим здешним
коллегам, уточнению неясностей в технической документации,
секретарствованию у Николая Степановича в те периоды, когда он
посещал Бангалор, а такое случалось ежемесячно, однако при всем
разнообразии своих функций работал я, как водолаз, не более
сорока минут в день, а иногда выдались целые недели, когда я был
полностью предоставлен сам себе.
Местный доктор-старичок лечил меня отварами гималайских целебных
трав, также пытался восстановить мой зрительный нерв различными
упражнениями из практики йогов, прижиганием активных точек,
заставлял меня неотрывно наблюдать за качанием маятника на фоне
светлого и темного фона, за резкими перепадами света и мрака, и
старания его дали результат уже через три месяца, когда я
почувствовал, что уже могу вполне обходиться без линзы, отвоевав
у близорукости две с половиной единицы.
Масса свободного времени естественным образом влекла меня к
действию.
Первым делом я нашел в городе клуб карате, которым ведал
женоподобный, как большинство индусов, дилетант, и через час
показательных схваток с лучшими его учениками, умеющими разве что
надевать кимоно и без толку махать ручонками, получил предложение
стать тренером на условиях "part time"2 - естественно, не за
бесплатно.
Впрочем, слабенький специалист в рукопашном бою - этот
парень виртуозно владел ножом, умудряясь с шести метров
пришпилить к доске севшую на нее муху, - и этой науке выучил и
меня, хотя уровня его феноменального мастерства я, увы, не
достиг. Но то, что приблизился к нему, - точно.
В супермаркете мне как-то встретился редкий в здешних краях
европеец - швед, преподававший в здешнем университете английский
язык.
Швед моментально распознал мой американский акцент, и мне
пришлось долго растолковывать ему перипетии своей непростой
судьбы, благодаря которой я, рожденный на территории США,
оказался здесь, в глубине Индии, со служебным паспортом
гражданина коммунистической империи.
Знакомство со шведом мы отметили в ресторане "Голубая лиса",
расположенном в торговом центре города, и по завершении ужина он,
смущаясь, предложил мне преподать ему десяток другой уроков
английского, пообещав, кроме того, замолвить за меня словечко у
ректора, тем более на кафедре имелись вакансии и своим
присутствием я бы серьезно усилил педагогический состав.
Словом, по истечении неполного месяца своего пребывания за
границей свободным временем как таковым я уже не располагал,
планируя жизнь по жесткому графику.
Естественно, мне хватило ума не проговориться никому из
своего окружения по месту официальной службы об усердной работе
на стороне, хотя, конечно, местные спецслужбы наверняка
отслеживали каждый мой шаг, полагая, что имеют дело с молодым
перспективным шпионом, отправленным сюда или ГРУ, или КГБ.
Мое естественное и абсолютно раскованное поведение,
отражавшееся, в частности, в романчиках с европейскими
преподавательницами из университета, вольном передвижении по
стране и звонками папе в Лондон - что, кстати, категорически
исключалось Николаем Степановичем еще в Москве, - доставляло,
вероятно, немало хлопот индийской контрразведке, а меня же,
глубоко любые шпионские страсти презиравшего, забавило от души, и
каждый вечер, входя с какой-либо дамой в свое жилище, я
произносил куражливо в пространство:
- Мать твою так, даю настройку...
Впрочем, мое легкомысленное по младости лет отношение к
спецслужбам вскоре кардинальным образом изменилось. И уяснил я,
что так же, как мир пронизан электромагнитными волнами, в той же
степени окутан он и невидимой паутиной деятельности всяких
секретных ведомств, к мнению о них обывателя глубоко и
справедливо равнодушных в своем всесилии и циничной мудрости,
основанной на холодном всеведении и безжалостном расчете.
Человеку свойственно смеяться над бесом, уродцем с копытцами и
рожками, но не дай Бог ему с этим бесом столкнуться вплотную, не
различив его в смазливой красотке, симпатяге-приятеле, - слезами
и кровью сей смех обернется...
