чью обстановку составлял письменный стол, стул с матерчатой
обивкой сиденья и полутораспальная койка, аккуратно застеленная
казенным солдатским одеялом. В углу ютилась компактная печка-
голландка. За ситцевой выгоревшей от солнца занавесочкой я
обнаружил стеллаж с разнообразным инструментом, запасными частями
от постовых телефонных аппаратов и разную электротехническую
мишуру.
Я с удовольствием расположился на кровати, положив ногу на
ногу и ладонями подперев затылок.
Разврат-с!
Невольно припомнились слова одного из командиров нашей сержантской
школы: "Крепитесь, ребята, ваше учение и есть ваш последний бой.
После него, считай, отвоевались". Командир был прав, хотя
полагаю, что полгода сержантского образования с лихвой
перекрывали по своим тяготам полный срок рядовой солдатчины.
Я запер каптерку и отправился поглазеть на
достопримечательности поселка, но, никаких достопримечательностей
не обнаружив, купил у старухи, торчавшей на углу у здания местной
пекарни, стакан семечек и, лузгая их, прогулочным шагом двинулся
в расположение роты - близилось время обеда.
У проходной мне встретился лейтенант, чье лицо показалось
странно знакомым. Последующее мгновение взаимного узнавания
сильно испортило мое настроение: передо мной стоял Басеев -
усилиями военных медиков не только спасенный, но и возвращенный в
строй.
Жизнь, что и говорить, продолжалась...
Соблюдая уставные правила, я небрежно козырнул старшему по званию.
Он вежливо кивнул мне в ответ.
Я уже вошел в проходную, спиной чувствуя пронзительный взгляд
своего недруга, как вдруг прозвучало:
- Сержант... стоять!
Я замер.
- Ко мне!
Вразвалочку я приблизился к своему бывшему кровопийце.
- Отвыкли ходить строевым шагом, сержант?! - повысил он
голос.
- Отвык и привыкать не собираюсь, - ответил я. - К тому же я
не ваш подчиненный, поэтому орите не на меня, а в сторону.
- А ты наглец, сука...
- Не усугубляй, лейтенант, - сказал я, преисполняясь
холодной яростью. - Ничем хорошим дело не кончится. Задницу я
тебе лизать не буду, а начнешь войну - кишки из тебя выпущу хотя
бы и на последнем выдохе. У тебя своя гордость, у меня - своя. И
пусть они не пересекаются.
- Там, где я родился, - сказал Басеев, сузив свои глаза-
маслины, - врагов не прощают, сержант.
- Ну так назначь время и место дуэли, - отозвался я. -
Всегда готов.
- Мы пойдем другим путем, - внезапно остыв, рассудительно
молвил политически грамотный Басеев фразу из наследия вождя
мирового пролетариата и, круто развернувшись на каблуках,
направился в сторону поселка.
- Понятно, - сказал я. - Партизанскими горными тропами.
Аппетит все-таки мне горец подпортил, и обед я проглотил, не ощутив
вкуса пищи, как-то механически.
В принципе я подчинялся исключительно ротному, а также одному
из заместителей командира полка, ведавшему инструкторами, а
потому взводный Басеев имел ко мне отношение достаточно условное,
но...
Да, именно в этом "но" и заключалась вся, так сказать,
диалектика...
После обеда я наведался в канцелярию к ротному.
- Ознакомился с хозяйством? - последовал вопрос.
- Так точно.
- Впечатление о зоне?
- Памятник старины. Охраняется государством. В данном случае
- надежно, поскольку стоят часовые.
- Без ребусов, сержант...
- Необходима кардинальная замена всех ограждений внешней
запретной зоны.
- А... может, еще сезон простоят? - спросил капитан с
тоскливой надеждой в голосе.
- Я не Нострадамус, - ответил я. - Но одно знаю точно: если
что-то и делать, то летом, а не зимой. А лето уже завтра.
Капитан задумался. Потом произнес:
- Кстати, мне доложили, что на КП вышла из строя аппаратура.
- Поскольку пришла пора, - бездушно ответил я. - Она еще
Бабеля с Мейерхольдом помнила, аппаратура эта.
- Ты без намеков, - нахмурился капитан, полагаю, не до конца
уяснив, о ком это я.
- А какие тут намеки? Что у нас, по сути, имеется из
исправных сооружений? Единственный забор и вышки. Все остальное -
труха.
- Но где я возьму стройматериалы? - Капитан внезапно
запнулся, осененный какой-то идеей. - Слушай... - произнес в
раздумье, - а вообще-то кое-что можно найти...
- Что именно? - вопросил я требовательно.
- Арматуру, к примеру. Толстую, сантиметра четыре в
диаметре...
- Пойдет, - сказал я. - Под опоры малозаметного препятствия.
Сокращенно - эм-зе-пе. Вобьем в землю метра на полтора - века
простоит.
- А прежними столбами караулку зимой топить будем, - заметил
хозяйственный капитан.
- Так, - сказал я. - А что помимо арматуры?
- Еще столбики бетонные...
- Как раз для внешнего ограждения, - вынес я резюме. - Если
достанем путанку для эм-зе-пе и колючку - можно считать, дело
сделано.
Мной начал овладевать какой-то нездоровый пыл коммуно-тюремного
созидания, чей вирус мгновенно проник и в капитана, озабоченно
схватившегося за телефонную трубку.
- Куприянов?! - заорал он неведомому для меня собеседнику. -
Эй, Куприянов, это Тарасов... Слышно плохо? Да телефон, твою
мать, еще этого... Мерхо... то есть царя Николая слышал, м-да...
Ты вот чего, Куприянов, ты мне проволоки не дашь? Колючей и
гладкой. Да, путанка, точно, соображаешь. А я тебе новый объект
караулом обеспечу. И зеками, естественно, осужденными то есть...
Точно дашь? На всю жилую зону, учти. Конечно, не шутка. Что?
Договоримся? Ну бывай, Куприянов, рассчитываю...
- Даст проволоку? - спросил я начальника по окончании
разговора.
- У него нет выхода, - надменно ответил капитан. - И рабочей
силы. А для нас она не проблема.
- И когда привезут арматуру?
- Уже сегодня, - последовал четкий ответ.
Затем капитан открыл сейф, извлек из него несколько мятых купюр,
наказав:
- Дуй в поселок. Купишь три поллитровки и консервь
подешевле.
- Оплата за арматуру? - позволил я себе некоторую иронию.
- Соображаешь, - степенно ответил ротный.
- Что, серьезно?..
- Выполняйте приказ, сержант, - вздохнул капитан,
утомленный, видимо, порывом нашего обоюдного энтузиазма. - Водку
- в канцелярию, дальнейшие указания - после отбоя.
После отбоя, дождавшись наступления тьмы кромешной, два взвода
роты погрузились в бортовой грузовик системы "ЗИЛ", двинувшись в
сторону арматурного завода, - объекта, в дневное время
находящегося под нашим попечительством и представлявшего собой
одну из так называемых "рабочих зон", где вкалывали на благо
Родины зеки, производя ценную строительную продукцию.
Ночью объект пустовал, и вместо боевого конвоя в караулке
находился безоружный гражданский сторож с милицейским свистком,
чье применение в степной глуши могло преследовать разве что
оздоровительные цели по развитию объема легких.
Не доезжая несколько сотен метров до объекта, наша машина
остановилась на обочине, и солдатам было предложено на некоторое
время вздремнуть, после чего я вручил превосходно знавшему
сторожа ефрейтору Харитонову вещмешок с консервами и водкой, и
тот, небрежно мешок подхватив, двинулся в сторону КП для
выполнения ответственного задания ротного.
Прошло около часа, прежде чем из темноты донесся пьяный выкрик
выполнившего свою миссию пулеметчика:
- Р-р-рота, в р-ружье!
Солдаты горохом скатились из кузова "ЗИЛа" на землю.
- Ну? - вопросил я Харитонова, бессмысленно таращившего на
меня одурманенные очи в свете зажегшихся фар.
- Дед... готов, - доложил он с гордостью. - Я... тоже.
Я махнул рукой водителю: мол, заезжаем.
Арматуру грузили в кузов всю ночь. Я работал наравне с остальными,
одновременно подсчитывая количество похищаемого материала.
В роту мы прибыли с рассветом. Невменяемого Харитонова,
мычавшего и брыкавшегося, я лично уложил в его койку, на что
последовала сонная реплика из угла, где дислоцировались "деды":
- Уже и подельнички, а бодались...
Отмывшись от грязи, солдаты повалились спать.
Я последовал примеру товарищей. Разбудить нас ротный приказал
в полдень, не раньше, оставив положенные к завтраку пайки
сливочного масла на обед. После обеда желающие могли продолжить
свои сонные грезы - наступил выходной, и на службе томился лишь
караул по охране жилой зоны, где праздно шатались зеки, радуясь
своему узаконенному конституцией блаженному воскресному безделью.
8.
Мое служебное рвение по реконструкции королевства кривых
заборов не преследовало задачу выслужить себе какой-нибудь
краткосрочный отпуск, тем более по Москве я не тосковал, а
диктовалось простой необходимостью чем-то занять себя, помимо
бесцельных блужданий по поселку и абсолютно бессмысленных визитов
на рабочие объекты, столь малые по площади, что постовые на
вышках, не повышая голоса, травили друг другу анекдоты и байки, а
в зоне различали не только зеков, но и каждый оброненный ими
гвоздь или затоптанный окурок, а уж курили граждане жулики с
максимальным к.п.д. по израсходованию низкосортного табака для
отравления своих организмов.
Единственным обширным объектом являлся арматурный завод, с территории
которого мы отгрузили готовую продукцию, совершив деяние, вполне
отвечающее соответствующей статье Уголовного кодекса, хотя - вот
заковыка - корыстными побуждениями данное преступление не
отличалось, однако термины: "группой лиц", "по преварительному
сговору", "с использованием технических средств", - то есть
автомобиля "ЗИЛ", - к нашей акции могли быть применимы
безусловно.
С другой стороны, листая кодекс, изучение которого было мне
просто необходимо из-за специфики службы, я находил во многих его
формулировках элементы универсального толкования, парадоксальным
образом отражавшиеся на практике наказания за содеянное.
В частности, приняв под командование бригаду зека,
способствующую моим обновленческим подзаборным инициативам, я,
поинтересовавшись у всех членов коллектива, кто и за что сидит,
получил от одного молоденького осужденного следующий ответ:
- За колесо.
- Украл колесо?
- Да, от "волги".
- И получил три года?!
- У меня отягощающее обстоятельство... Применение
технических средств.
- Каких?
- Домкрат и баллонный ключ.
- А как же без них?
- Без них - никак, - удрученно согласился собеседник. - А с
ними - заполучите трояк!
Вот так!
Народ в бригаде подобрался разностатейный: убийца по
неосторожности, с перепугу порешивший залезшего к нему в дом
воришку дедовской казачьей шашкой; упомянутый похититель колеса;
бродяга неопределенной национальности, знающий двадцать языков
населяющих СССР народов и считавшийся ввиду скорого окончания
срока расконвоированным осужденным; благообразный старичок, чей
нынешний срок пребывания в заключении был пятнадцатым по счету,
однако рецидивистом не значившийся, ибо каждый раз осуждался по
отличной от предыдущей статье; и, наконец, "аварийщик" по имени
Олег, схлопотавший двенадцать лет за дорожно-транспортное
происшествие, совершенное им в нетрезвом состоянии.
То, что Олег - личность неординарная, я понял, едва взглянул
на него.
Несмотря на сорокалетний возраст, у него было тело тренированного
двадцатилетнего спортсмена, в глазах сквозил цепкий, ироничный
ум; был он опрятен, и даже зековская спецовка, неизменно
выстиранная и отглаженная, сидела на нем как некая аккуратная
курточка, подчеркивая внушительную мускулатуру торса и бицепсов.
