что вымытый дневальным пол.
- О, - произнесла она, с нетрезвым интересом глядя на нас. -
Ка-акие мальчики!.. Свежачок!
- Что вы тут делаете? - задал я резонный вопрос.
- Ехала в Волгодонск, потом вижу... где-то я вроде не там...
- словно бы удивляясь сама себе, ответила девица. Затем, подумав,
спросила: - Переночевать пустите, мальчики?
- Да вы что!..- начал я, но тут же и осекся, оттесненный от
ночной незваной гостьи проявившими нездоровую активность
"дедами".
- Девушка, здесь казарма, находиться посторонним не
полагается, но где переночевать, я вам покажу, - решительно
направился к даме ротный шофер. - Пройдемте... Тут ступенечка,
разрешите ручку...
- Я. Ничего. Не видел, - мрачно произнес я в спины уходящих
в ночь "дедов", заинтересованной кавалькадой двинувшихся вслед за
шофером и спотыкающейся дамой в ночную тьму - очевидно, к гаражу
роты.
Чрезвычайно довольные, "деды" вернулись в казарму около полуночи, и
вскоре рота гудела, как потревоженный улей, один за другим
выпуская в сторону гаража выстроившийся в очередь личный состав
боевого подразделения. Согласно званиям и выслуге по полугодиям.
Я, угрюмый, как филин, заседал в ночной канцелярии,
подчеркивая свою полнейшую индифферентность к происходящему.
Последним в гараж наведался мой дневальный, топтавшийся всю ночь у
тумбочки на входе в роту, как взнузданный конь.
Проходя мимо него, я отчужденно пробубнил:
- Через полчаса подъем... Напоминаю, что нахождение на
территории подразделения посторонних лиц...
Дневальный понятливо кивнул мне и тотчас скрылся в росистой свежести
утреннего тумана.
Я беспомощно плюнул ему вслед.
10.
Через два дня произошло закономерное событие - роту поразил
триппер, и врачам местной больницы прибавилось дел.
Визит незнакомки, которая, по словам дневального, "ничего так,
отряхнулась да пошла себе...", принес свои горькие плоды,
свалившиеся, как я и подозревал, мне на голову.
Ротные стукачи, пострадавшие наравне со всеми, о происшествии
доложили Басееву, он рвал и метал, не принимая во внимание, как и
ожидалось, никаких моих "ничего не знаю", и объявил мне наказание
в виде трех дней отсидки на гауптвахте, что я воспринял, едва
сдержав смех, ибо располагалась гауптвахта в Ростове,
командировать меня туда было бы непозволительной роскошью, а
докатись до командира полка весть о тотальном поражении роты
бактереологическим оружием данного типа, не сносить бы тогда
лейтенанту головы.
- Сгною! - скрипел он зубами и брызгал слюной. - Сегодня же
снова в наряд!
- Есть! - согласно отвечал я, легко свыкшийся со своими
ночными дежурствами, ибо приноровился спать в кресле с детективом
в руках, оставляя дневального на шухере.
- Но сначала поедешь на арматурный завод!
- А что там?
- Нет связи между постами!
- О, это на весь день...
- На весь не на весь, а чтобы связь была!
- А отдыхать перед нарядом? Положено по уставу, товарищ
лейтенант...
- Смирно. Кругом. На арматурный - бегом!
На улице моросил мелкий теплый дождь. Я накинул плащ-палатку
и, расправив на плече перекрученный брезентовый ремень
инструментальной сумки с тестром, отправился к шоссе в поисках
попутной машины.
Начальником караула на арматурном производстве в тот день был ефрейтор
Харитонов, и его-то я и застал в бревенчатой просторной караулке
сидевшим за сколоченным из досок столом с колодой игральных карт
в короткопалой пятерне с грязными ногтями. Партнером Харитонова
по игре в "очко" был сутулый небритый грузин по фамилии Мзареули
- из рядовых старослужащих.
На столе я увидел бутыль с самогоном, надкусанный огурец и
россыпь зеленых, невызревших помидоров. Из пустой жестянки из-под
пива, служившей пепельницей, поднимался дымок от незатушенного
окурка.
Парочка находилась в изрядном подпитии и на мое появление
отреагировала довольно тупо, занятая выяснением своих игорных
взаимоотношений.
- Ты, сука, кацо, шулер, - говорил, укоризненно качая
головой, Харитонов, замершим взором изучая пришедшие к нему по
сдаче карты. - Я тебя, сука, урою в итоге...
- Ти, дрюк, не клювайт носом, - отзывался грузин. - Играт
над вынимательно!
- Да с тобой, блядью, хоть как играй! - горячился Харитонов,
остервенело швыряя карты на стол. - Лечишь, и все!
- Ти сам три раз билят... Дэньги давай суда!
- У-у-у, подавись, чурка!
- Ти сам пьять раз чурька...
Я возился со стоящим в караулке телефоном, безуспешно пытаясь
соединиться с постом.
- Пить охота... - Харитонов тяжело привстал, качнувшись,
шагнул к зарешетчатому окну, крикнув в раскрытую форточку: - Эй,
бугор, сука! Ко мне!
Из копошившихся возле складируемых металлоизделий фигур зеков
отделилась одна - низкорослая, полненькая, услужливым колобком
подкатившаяся к "вахте".
- Воды принеси, бугор, - тоном капризного патриция,
обращающегося к рабу, произнес Харитонов. - Холодной чтоб... И
если какой-нибудь фуфель плавать там будет...
- Родниковой, гражданин начальник, не сомневайтесь...
Бригадир находился уже на полпути к колонке, стоявшей возле бытовки,
как вдруг в пьяный мозг Харитонова вклинилась иная навязчивая
идея, и он снова заорал в форточку, призывая зека вернуться,
однако тот его не услышал, и свой окрик ефрейтор подкрепил
короткой очередью из пулемета в воздух. Неподотчетные патроны у
конвойных водились, утаиваемые в значительных количествах после
учебных и тренировочных стрельб.
Зек замер, как воткнутый в песок лом, глубоко вжав голову в
плечи.
- Канай сюда! - крикнул Харитонов, заметив с довольной
ухмылкой партнеру по картам: - Обосрался бугор, мажем, кацо?
- Ти чито дим тут пустыл? - поморщился Мзареули, отмахиваясь
от заполнившей караулку пелены пороховой гари. - Оборзэл,
бэспрэдэл...
- Бугор! - с напором командовал тем временем Харитонов через
форточку. - Пусть этот воды принесет... полковник, во! Заставлю
служить гада! Строевым шагом чтоб... По-ял?
- Ща пришлю, - неприязненно отвечал бригадир, в самом деле,
похоже, наложивший в штаны.
- Бегом, мать твою!
- Сдавай лысты, катать будэм, - сказал Мзареули, кивая на
колоду.
- Пусть лично полковник нам воду носит! - надменно молвил
ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным
перстом. - Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим... Мы
его, бля...
Я понял: речь шла об Олеге.
Обнаружив отсоединившийся контакт и укрепив провод, я затянул винт.
Тут же раздался звонок.
- О, работает... - удивленно проговорил Харитонов, вырывая у
меня трубку.
Звонили с постов озабоченные донесшейся до них стрельбой часовые.
- Все путем, салабоны! - успокоил их Харитонов. - "Деды"
службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха,
проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук!
- Я сдал... - доложил Мзареули.
Харитонов раскрыл карты.
- Вос-с-мнадцать... - произнес тупо.
- Очко! - торжественно заявил грузин.
- Туфту лепишь, чурка... Я не видел, как ты сдавал...
- Я чэстный игра вэду! - возразил Мзареули гордо. - Дэньги
давай!
- Ур-рою! - Харитонов, с куражливым устрашением выпятив
нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с
силой передернул затвор.
Раздался выстрел.
Затем, в наступившем мгновении какой-то оцепенелой тишины ко
мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по
старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю...
Харитонов непонимающе воззрился на свое оружие, из ствола которого
вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок...
По крыше с внезапной остервенелостью заколотил сменивший
моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто
раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким
знамением беды раскатистый гром...
Мзареули, прижав ладонь к груди, с какой-то дьявольской
торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой
свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и
отчужденно произнес:
- Ти, собак, минэ убил, билят... - И, не целясь, продолжая
неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном
недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на
курок.
Я даже не расслышал звука выстрела, потонувшего в новом
раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной
Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то
рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое
черное пятно.
Харитонов словно бы нехотя опустился на колени и, не выпуская из рук
пулемета, ничком повалился на пол.
Затылка у него не было. Сине-бордовое месиво.
Мзареули сделал в сторону убитого судорожный шаг, но тут нога его
словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу
ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как
бы в беззвучном крике ртом.
Мной овладела вязкая, сковывающая все мысли дурнота.
Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться
лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья...
Сквозь монотонный шум ливня донесся невозмутимый и оттого словно
померещившийся голос:
- Куда ставить ведро?
Стараясь не смотреть на трупы, я, сотрясаемый неуемной лихорадочной
дрожью, осторожно выглянул в форточку.
У входа в караулку стоял Олег - промокший насквозь, в
потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого
стекали непрерывные дождевые струйки.
- Проходи... Быстро! - Я выдернул из вваренных в решетчатые
двери труб запорные штыри.
Очутившись в простенке между дверей, Олег увидел меня, улыбнулся
приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло
оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену.
- Что...
- Живо! Сюда! По стене! Чтобы часовой...
- Понял...
Ведро он оставил в тамбуре прохода. Войдя в караулку,
остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами,
бутылью с самогоном...
- В картишки дружки играли... - сообщил я.
- И не поделили козырей? - Нагнувшись, он ухватил пальцами
запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс.
Выждав несколько секунд, осторожно опустил его безвольную руку
обратно на пол, заключив:
- Готов.
- В общем, Олег, так, - произнес я. - Я ушел проверять
постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это
позже... Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду
и... совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе
открывали двери, то ли двери уже были открыты... неважно!
- И куда же я побегу? - не без сарказма вопросил он. - В
таком наряде, с такой прической... Я понимаю, Толя, ты сейчас в
шоке... Попытайся успокоиться.
- Я ухожу на посты, - повторил я. - Ты дождешься телефонного
звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по
стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По
рву - до пустой вышки. Дальше - в кусты, а за кустами овраг.
- Там степь...
- Степь, - согласился я. - И - канал. Плывешь в сторону
поселка.
- Поселка?!
- Ты меня слушай, не себя!
- Хорошо...
- Поселка, именно. Заходишь со стороны канала к зданию роты.
Увидишь сортир. За ним - кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И
никакой самодеятельности, иначе выловят в момент!
- Но дальше-то что, дальше?
- Дальше я знаю что. Все. Жди звонка. И еще. Оружие не бери,
это смерть.
И я вышел из помещения, накинув плащ-палатку на голову. Я
