ублажи самолюбие.
- Можете продолжать движение... Машину, кстати, пора
помыть!
- Благодарю за совет, постовой!
ИЗ ЖИЗНИ ВЛАДИМИРА ЯРОСЛАВЦЕВА
Внезапно потеплело, асфальт стал влажен и черен, мелкой
грязью пылили грузовики, серая магистраль, заполненная
машинами, жила какой-то угрюмой, механической жизнью, и
Ярославцев, продираясь в этом тумане промозглого дня,
вспоминал будни иные, прошедшие. Вспоминал, как просыпался
по звонку будильника, как дорог и сладок был растревоженный
этим заливистым трезвоном сон. Однако расставался со сном
не усилием воли, не властным приказом самому себе: "надо!"
- надо тянуть лямку, надо не опоздать, надо не получить
выволочки. Нет, его поднимало другое - желание труда,
желание видеть людей, разделяющих с ним этот труд - порой
нудный, изматывающий, но всегда необходимый. Необходимый
ему куда больше, чем сон и отдых. Может, от родителей все
шло, от воспитания. Рос он в рабочей семье, где безделья не
принимали органически. Все свободное время мать посвящала
уборке, починке одежды, а отец вечно что-то мастерил по дому
или отправлялся подработать на стороне: то замок в дверь
вставить какому-нибудь неумехе, то разбитое стекло, то
прокладки сменить в худом кране... И он, мальчишка, тоже
всегда был при деле: помогал отцу, матери, видел, как
трудно достается хлеб...
Он всегда был серьезен, деловит, прилежен и
сдержанно-дружелюбен со всеми - со сверстниками,
родственниками, учителями. Всегда и всем помогал по делу,
помощью своей не спекулируя, не кичась. Бескорыстно. И,
может, поэтому, хоть и сторонился шумных компаний,
единогласно был избран одноклассниками в комсорги.
В райкоме комсомола его заметили сразу, после окончания
школы пригласили на работу: затем экономический факультет
университета, куда поступил на вечернее отделение: перевод
в горком - там он познакомился с Вероникой. Первое
приглашение ее в театр, ее рука в его руке, темный зал,
актеры на светлой сцене, но он видел только ее, профиль
Вероники, и ощущал со сладкой тревогой в сердце нежное,
покорное тепло ее ладони...
Наконец, разговор с будущим тестем.
- Значит, вы и есть тот самый Володя, - иронически
констатировал тесть, поднимаясь из-за массивного письменного
стола со столешницей, окантованной витиеватым бронзовым
узором.
- Да. Владимир, - подтвердил Ярославцев, робея в
просторе огромного домашнего кабинета, где полки до самого
потолка были заполнены энциклопедиями, мемуарами политиков и
трудами экономистов - художественной литературой хозяин не
увлекался.
- Тогда, Володя, будем знакомы. - Он пожал руку и указал
ему на изящный стул с гнутыми ножками, хрупко ютившийся в
углу кабинета. Указал, как просителю, пожаловавшему в
приемные часы. - Хотел бы, - продолжил глубокомысленно, -
поговорить с вами без Вероники, по-мужски. Итак, без
преамбул - расцениваю ваш брак, как несколько ранний, однако
вам, молодым, виднее... И я близок к тому, чтобы намерения
ваши благословить. Но сначала желал бы задать несколько
вопросов. Можно на "ты"?
- Конечно, - смущенно замялся Ярославцев, и вдруг испытал
стыд перед собою, будто пришел клянчить нечто у сильного, от
которого только все и зависело.
- Ну, так кем же ты представляешь себя? В перспективе?
- вздернулся в мягкой усмешке волевой подбородок.
- Организатором, - рассудительно произнес он нелепое
слово, в интонации передавая всю подспудную и, по его
мнению, весомую значимость его. - Партийным. - Выдержал
паузу. - Советским. Хозяйственным... Каким - решится,
естественно, не мною.
- Организатором! - удивленно, но и одобрительно
прозвучал отзыв. - Научились выбирать обтекаемые
формулировки, молодой человек? Руководителем - нескромно,
да?
- Наивно, я бы сказал.
- У вас, у тебя, вернее, все задатки дипломата. Не
привлекает такая стезя?
- Нет. Я бездарен в иностранных языках, неуклюж...
Кроме того, мне проще и... интереснее работать с
создателями... материальных ценностей. Я, конечно, молод,
резок в суждениях, но это - моя убежденность.
- Убежденность-то у тебя хорошая, Володя. Но то, что ты
категоричен в суждениях, - достоинство обоюдоострое.
Начинай становиться мудрее. Будь тоньше и давай меньше
конкретных ответов. Не все собеседники заранее искренни,
учти. Что же касается дипстези, будем считать, что в начале
твоего пути я сделал тебе любопытное предложение. Ты от
него отказался. Хотя... есть еще время подумать. Однако
если ты твердо не жаждешь спланированной не тобою карьеры,
то позволь предупредить: на данном, самостоятельном этапе
один опрометчивый шаг будет стоить тебе... ну, скажем,
много времени, ибо выведет тебя с широкой дороги на тропинку
окольную, а по ней придется долго блуждать... чтобы выйти -
в лучшем случае - на то место, где оступился. Ты хочешь
делать судьбу сам? Благородно, достойно сильного человека.
Но все же советую чаще обращаться ко мне, когда принимаешь
решение... Большое решение. Или малое, влекущее за собой
большие последствия. Особенно - когда решение подобного
рода диктуют тебе эмоции, принципиальность, нетерпимость и
прочая...
- Вот я и обращаюсь, - перебил он. - Представьте я
принял решение жениться на вашей дочери. Решение
принципиальное и прочая...
- Ну, это мы уже обсудили... Вы же понятливый человек.
Володя.
Не было тестя на том злополучном собрании, где в
президиуме восседало начальство из центрального аппарата, не
было! И когда отзвучали первые ударные речи о победах и
доблестях, бодро и взахлеб зачитанные по согласованным
шпаргалкам, слово было предоставлено ему. Ярославцеву, дабы
и его голосишко грянул в общем благолепном хоре. И он,
дрогнув от дерзости, сказал незаученное: о
бумаготворчестве, о высиживании гладенькими молодыми
чиновниками с комсомольскими значками "взрослых" мест, о
лжи, пестующейся здесь, в молодежи, где ее не должно быть...
И сквозь недоуменный ропот в президиуме кто-то четко и
властно потребовал:
- Примеры, пожалуйста!
Он выложил "примеры". И - "прокололся". Все его
"вопиющие" факты оказались неубедительными, а сам запев
обличительной речи - нелепым до сумасбродства...
Аплодисменты, правда, прозвучали. Разрозненные,
квакающе-испуганные и невероятно глупые...
А после была комиссия, деловитые пожелания и впредь
занимать активную позицию по отношению к недостаткам: его,
как "принципиального, политически грамотного, непримиримого
к негативным явлениям", отправили в огромное,
разваливающееся от бесхозяйственности и пьянства
автохозяйство.
- Ты, Володя, теперь дипломированный экономист, прошедший
серьезную школу комсомола, - с теплой улыбкой напутствовали
его в горкоме, - и на месте сумеешь проявить боевитость
своего характера. Со своей стороны готовы поддержать тебя
по любым вопросам. Уж не забывай нас!
- Ну, Володя, - сказал тесть, - не обессудь: устроен
тебе лучший вариант из всех грозящих... Теперь так: ты в
школе учился, знаешь термин "большая перемена". Вот она и
грянула. Идешь ты ныне в другой класс, золотой медали не
видать... Впрочем, есть шанс сменить школу... Давай-ка,
дружок, покуда не поздно, покуда я жив, в дипакадемию,
послушай старого человека.
Не послушал. Ринулся в атаку на автохозяйство.
И стало хозяйство передовым. Выбил сотрудникам квартиры,
новую технику, пьянь - если не перевоспитал, то подтянул. И
порядок стал идеальный, и план выполнялся, и решались все
проблемы, но - какой ценой? Какими приемами? Вот он -
первый его шажок в то никуда, в котором он сейчас: в день
сегодняшний, когда едет он в сумраке индустриального города
на собственной машине... А в глазах - не черный, сырой
асфальт, не морось унылого неба, а прошлое - зимний тихий
вечер, свет в заснеженной конторке, столик с бумагами, и -
Матерый- то бишь, Лешка Монин: в кожанке, только что
сбросивший доху на стул. молодой, сил - как у быка,
шоферюга-ас, стоит, усмехается...
И вновь - конторский стол. Запомнил он его. И ворох
бумаг на нем запомнил - все его же. Ярославцева, запросы, и
все резолюции на них, в лучшем случае уклончивые. Ни одной,
чтобы: "поддерживаю", "отпустить", "не против". Обычно:
"изыскать по возможности".
- Товарищ Монин, - поднимает он отчужденные глаза. -
Поступил сигнал, будто вы регулярно сливаете из
государственной, закрепленной за вами машины бензин... В
канистры. Для собственной, вероятно?
- Брехня. Выжить хотят, вот и... Думают, раз сидел...
- Сидели вы не раз. Это - раз. Теперь - два - в прошлое
воскресенье вы проводили в третьем боксе ремонт своей
"Победы". Сторож признался, вот его объяснительная...
- Ну и проводил ремонт Зима же, куда зимой без ямы,
гражданин начальник? Ямы жалко? Пустого места? Въехал
человек, сделал дело, выехал...
- Непорядок. Могли бы подойти ко мне, согласовать. Я бы
не отказал.
- И по всякому такому пустяку кланяться?
- Монин, вы всего год, как из заключения. Откуда машина,
можно полюбопытствовать?
- Кровно нажитое на лесоповале, - прозвучало глумливо. -
Там ведь расходов нет, все в копилку идет...
- Монин... да вот стул, что вы тут, как... при
высочайшей особе... У вас множество нарушений трудовой
дисциплины. Множество! И...
- Так. План перевозок я выполняю?
- План да. Но кроме плана.
- Резину так и не выбили?
- То есть?
- Не выбил, начальник - Монин присаживается на стул.
Подминает зажатую под мышкой ушанку. - Вот что. Хорошо
меня слушай, внимательно. Я, конечно, тьфу... уголовник,
вообще... Но скажу! Нет, лучше так договоримся - если
после разговора этого в обиду полезешь, то сразу заявление
пишу и - пока! Только честно чтоб... Идет! Так вот.
Прошлый хозяин наш - пустой человечишка. Выпивоха,
краснобай. Ну, коли сам пьешь, чего со слесаря спросишь!
Да тебя ж открыто пошлют. Но держался он. До упора.
Покуда совсем дело не развалил. А почему держался? Бумажки
умно сочинял для плана, ремонты для нужных людей
организовывал, да и затягивал с ним умело, на нервах играл,
чтобы в пиковый момент - извольте шик, блеск... Все
секреты. А ты с начальством как! По правилам. И они с
тобой строго. Ну, а резины-то у кого нет! У нас,
грузовщиков, не у тебя! А кому ты нужен, чтобы выделять ее!
И мы кому! И побежали бы мы отсюда, как тараканы от мора,
если бы не привычка, не бензин дармовой, не яма для халтуры
и спидометры без пломб! А отними это - привет, друг! Я -
на другую базу, другой - на третью, а тебя в итоге -
домуправом. Хорошо, если в крепкий дом! Ты же не болеешь
нуждами нашими...
- Не прав ты, Монин. Фактор материальной
заинтересованности я учитываю.
- Чего ты по-газетному-то мне? И какой фактор? Червонец
к зарплате? Да я тебе этот червонец самому каждый день
отдавать буду, только не лезь со своими нарушениями трудовой
дисциплины! Ты мне, конечно, красиво возразить желаешь. А
ты умерь пыл. Мы одного поколения, ровесники, давай хоть
сегодня на равных... Тебе же выбираться отсюда надо, иначе
- каюк. Не надоело, как киту в луже пузыри пускать среди
шелупени, килек всяких? В винном соусе. Кого пугнешь, кого
сожрешь, а толку? Выбираться надо! Ищи сподвижников себе,
верных ищи, деловых. И начальников ублажай по мелочам, а
проси у них по крупному. И к народцу не цепляйся, масштабно
с него спрашивай, не размениваясь, он тогда даже в ерунде
тебя не подведет - не то, чтобы побоится, посовестится. А
жандармом быть - последнее дело.
И ведь понравился ему тогда Лешка Монин. Открытостью,
напором, силой. И - сдружились они. Не теми приемчиками,
какими Монин советовал, хозяйство он поднял, хотя и те порою
в ход шли. Не снабженцев ублажал он, как исстари велось, -
им, мелким людишкам, кость кинешь и - довольны. И не
местные контролирующие организации - те тоже малым
удовлетворятся и утрутся. На министерские нужды начало
работать автохозяйство, на серьезных людей, у которых тоже
много хлопот имелось - и сугубо личных, и государственных.
И рождали оказанные им услуги отношения доверительные,
