Посему... вам имеет смысл повиниться...
- Очень хорошее слово! - поддержал Прогонов, подняв
палец. - Но представим теперь идеальный, хотя и отвлеченный
вариант, я оказываю, причем добровольно! - как жертва
шантажа этого ужасного государственного преступника - помощь
следствию... Более того - никакие причины в дальнейшем не
побудят меня к совершению аналогии...
- Виктор Вольдемарович, - перебил на сей раз я. - Вы
чересчур многого хотите. Нет. С паспортом разберемся
подобру-поздорову, за остальное придется пострадать.
Ярославцев же покрывать вас не станет, не надейтесь.
Преступление слишком серьезное, чтобы мы позволили ему
умолчать. Да и кто вы для него? Так, эпизод. Кстати, с
подоконничка следы стерли?
- Паспорт... было! - после длительной паузы выдавил из
себя Прогонов. - Очень нехорошо, понимаю... Мы... как? -
Растерянно огляделся. - Придется пройти или...
- Сожалею, Виктор Вольдемарович... Принес вам несчастье.
Такая работа.
- Тогда - звонок любимой женщине, чтобы присмотрела за
пингвином. Родное существо...
- Существо придется сдать в зоопарк. По крайней мере до
окончания следствия.
- Молодой человек... не надо столь лукаво обнадеживать.
- Прогонов вздохнул. - Следствия... До окончания срока -
Он приподнялся со стула. - Просьба номер два, у меня в
холодильнике мясо, знаете, икорка... Разрешите? Прощальный
ужин...
- Конечно, Виктор Вольдемарович, конечно. Я проглотил
слюну, вспомнив, что не успел сегодня ни пообедать, ни
поужинать. Домой заявлюсь за полночь, разогревать что-либо
будет лень, опять сухомятка и сон...
Сопроводив Прогонова до машины, я отправился в УВД. У
Кровопускова новостей для меня не имелось. Вечером
Ярославцев явился домой, и, видимо, надо ожидать следующего
утра.
Следующий день тоже яркими событиями не отличался.
Ярославцев квартиру не покидал, к телефону не подходил, а
жена его Вероника всем интересующимся, в том числе младшему
лейтенанту Курылеву, отвечала, что у мужа приступ
повышенного давления, он отдыхает и в переговоры вступать не
намерен. Так несуетно минули еще одни сутки. Болезнь
Ярославцева даровала нам некоторое затишье и возможность
передохнуть в преддверии дня решающего, когда в
международном аэропорту нам надлежало задержать некое лицо,
под чужой личиной пытающееся незаконно покинуть страну.
За три часа до объявления вылета я выехал в аэропорт.
План действий был отрепетирован, люди расставлены.
Таможенный и паспортный контроль Ярославцев минет
беспрепятственно, все его возможные контакты уже здесь, в
порту, будут строго учтены; арестуют же его на подходе к
трапу.
Еще не началась регистрация пассажиров, когда и пришло
настораживающее известие - из дома объект так и не
выходил... Мы немало переполошились, предчувствуя внезапный
поворот событий. И - состоялся такой поворот!
Прошла регистрация, паспортный контроль, в течение
которого каждый пассажир проверялся особо тщательно, но в
итоге самолет улетел в Лондон с одним с пустующим местом...
Ломая головы, кинулись обратно, в город, оставив на
всякий случай двух сотрудников в порту, но зная: без пользы
оставив...
Разговор с женой Ярославцева все прояснил. В тот в
вечер, когда в последний раз зафиксировали его возвращение
на место жительства, он собрал чемодан, сообщив жене, что
поздно ночью должен уехать в командировку в Сибирь. Всем,
кто будет звонить, просил отвечать про пресловутое давление,
мотивируя просьбу такого рода разными служебными хитростями
и интригами с начальством... Послушная жена в точности
исполнила наказ мужа. Личной машиной тот не воспользовался,
вышел из дома, вероятно, в гриме - тут, с впрочем,
существовало много вариантов...
По справочной Аэрофлота выяснили той же ночью вылетел
Ярославцев в Красноярск. В гостинице не останавливался. И,
едва успела взволнованная его супруга сообщить нам, что в
Красноярске живут его старинные, еще по институту друзья,
как оттуда пришло сообщение о гибели ее благоверного...
Я срочно вылетел в Сибирь. И уже через несколько часов
был посвящен в подробности довольно-таки странной истории.
Институтские друзья хором утверждали следующее:
Ярославцев прибыл в Красноярск, дабы утрясти, как он туманно
выразился, некие животрепещущие проблемы, касающиеся
деятельности местных предприятий - каких именно, не уточнил,
лишь сообщил день спустя, будто поставленные перед ним
задачи выполнены. Затем же уговорил большую компанию
вспомнить - благо, приблизились выходные дни - бытовавшую
ранее традицию сходить в тайгу, в поход, на берег одной
маленькой речки, впадающей в Енисей, и сплавиться по ней на
плоту.
Погода стояла теплая, тайга цвела и пахла; в общем,
убедил Ярославцев компанию без труда.
Речка, с течением стремительным и бурным, извивами
огибавшая поросшие хвоей бесконечные сопки, была живописна;
единственное, что мертва благодаря долгим годам молевого
лесосплава. Лесорубы работали справно, и неслись, кружа в
водоворотах, бесчисленные бревна - часть из которых
топляками устлала со временем дно, часть же гнила по
берегам... Но плотогонов-любителей несшиеся по соседству
вековые стволы сосен не смущали, напротив, это приносило им,
судя по всему, еще какие-то острые ощущения игры, риска,
необходимости быть настороже.
На одном из порогов громоздкий плот, несший компанию,
сильно тряхнуло, и зазевавшийся Ярославцев очутился в
воде... Его скрыли следовавшие за плотом бревна; никто не
успел даже вскрикнуть, не то чтобы прийти на помощь...
Плот погнало дальше, за поворот, а причалить к берегу
удалось лишь через пятнадцать минут...
Из шести свидетелей необъективными могли быть трое;
остальные Ярославцева прежде не знали и... что говорить,
внушали доверие. Работник районной прокуратуры, дав мне для
ознакомления дело "Об утонутии гр. Ярославцева...",
справедливо сказал: повинна стихия, а не страсти людские.
И еще сказал: если в отстойники труп прибило - тогда труба
дело!
Посмотрел я и на отстойники - зрелище угнетающее: тысячи
огромных стволов, напирающих друг на друга в зоне впадения
реки.
В чемодане Ярославцева, изъятого из квартиры его
приятеля, у которого он остановился, мы обнаружили авиабилет
Москва - Лондон и заграничный паспорт - последний шедевр
Прогонова. Впрочем, не последний. Последним, видимо, будет
плакат для внутренней агитации колонии "На свободу с чистой
совестью!". Желать Прогонову этой творческой удачи я мог с
полным основанием.
Итак, возник естественный вопрос: было ли утонутие?
Если нет, тогда надо отдать должное: игру вел Ярославцев
тонкую: давал нам контакты, оттягивая арест, приобрел с
провокационными целями билетик, заставив уверовать нас в
свой побег в чужедальние страны... Но имелись аргументы и
за "утонутие". Во-первых, несмотря на все изящество, риск
игры превышал уровень крайней ее опасности. Во-вторых,
фактически Ярославцев ушел в никуда голым... К примеру, что
стоило ему захватить с собой деньги, обнаруженные нами в
тайнике, оборудованном под газовой плитой в его квартире, -
деньги, о которых и жена-то не знала...
- Как-то он хитренько смылся в эту Сибирь, - сказал я
шефу. - Не нравится мне... И труп не обнаружен... Розыск
объявлять?
- Хитренько, - согласился тот. - И что ж? Дела утрясать
уезжал. Какие вот?.. А труп... тебе же насчет отстойников
объяснили... Потом это не речка-вонючка в нашем пригороде,
а приток могучего Енисея, сурового и глубокого. Маловато
оснований для розыска... я так считаю. Тем паче... - Шеф
как-то странно помедлил, отвернувшись. - Умер он. Так или
иначе. Не будет уже Ярославцева. Того Ярославцева. Умерь
пыл, в общем.
Вот, собственно, и все. Осталось огромное
бумажно-хозяйственное дело, которое еще предстояло разбирать
и разбирать... И я принялся вместе с другими разгребать эту
гору, состоящую из десятков дел... Выделенных, как у нас
говорят, в отдельное производство. Но какой-то осадок
остался... Подобный тому, какой, вероятно, бывает у ловца,
подстрелившего вроде бы дичь, но так и не нашедшего ее в
сумрачных топях...
Спустя два месяца меня навестил энергичный Кровопусков,
крепко получивший по шапке за необеспечение бдительного
наблюдения, халатность и тому подобное.
- Тебя-то гложет досада? - спросил, ища сочувствия.
- Ну, так... - сказал я.
- Тогда слушай. Недавно на речке этой обнаружили труп
утопленника... Нет, - покривился, - не Ярославцев...
Какой-то тип бичующий, без документов, судя по всему, по
пьяному делу в реку сверзился... Личность, несмотря на
грандиозные старания, не установлена... - Он выдержал
паузу. - Похороны, поскольку тело сильно пострадало, будут
производиться в закрытом гробу. А тут на одном кладбище
есть постоянно просматриваемое местечко... Насчет же
"постоянно" я позабочусь. Со сторожем там... Мой вопрос,
короче. Ну, как считаешь? Ты бы навестил свою могилу?
- Жутковато, наверное...
- Не, давай без лирики, - напирал Кровопусков. - Он,
конечно, мужик ушлый...
- Если он еще в книге жизни, то, наверное, придет, -
сказал я. - Но проблема эффективности...
- Спорно, да, - кивнул Кровопусков. - Но - гложет меня,
понимаешь...
- Точно, - высказался присутствующий при нашей беседе
коллега Алмазов. - Должен прийти. Комары вон... на утюг
летят... Инстинкт слеп. Лично наблюдал, - кашлянул он и
замолчал, вращая глазами в поисках слов.
- Ну... типа того, - подтвердил Кровопусков, внимательно
посмотрев на моего коллегу.
- Богатая мысль, - в свою очередь, сухо сказал я.
...Он вошел в купе, забросил чемодан наверх и отправился
покурить в тамбур. Поезд тронулся - неслышно и плавно. По
вагону проводница разносила чай, приглушенно играла музыка в
динамиках, неслась в оконцах синяя темнота подступавшей
ночи, редко прорезанная огнями. Дела он сделал, поездка,
кажется, оказалась удачной, им будут довольны.
Исподволь вспомнил могильный обелиск. Чего-то в нем на
хватало... Эпитафии, может быть? А какой? Какой именно?
- Кто ответит? - пробормотал он, отгоняя от себя пустое,
ненужное раздумье. Кто ответит?
