лейб-ефрейтора".
Теперь, после предварительных соображений и цитат, обратимся
непосредственно к Ирине Васюченко и ее вкладу в мировое
Стругацковедение.
Есть основания думать, что до пукбликации в "Знамени" статья
И.Васюченко успела полежать еще в одной редакции - скорее всего, в
"Детской литературе". Очень уж упорно педалирует критик тезис о
фантастике, как разновидности детского, в крайнем случае -
юношеского чтения. "Молодежь", "юношество", "читатель-подросток",
"старшеклассники" или, на худой конец, "студенты и недавние
выпусники вузов" - вот та аудитория, в интересах которой
И.Васюченко намеревается рассматривать прозу Стругацких. Спорить
против искусственного сужения круга читателей фантастики нет
необходимости. Наличие же самого подхода показательно - это исходная
передержка, для подкрепления которой критику понадобятся все новые
и новые передержки, которые и составят фундамент статьи.
Другой изначальный просчет И.Васюченко - пренебрежение к
предшествующей критико-литературоведческой практике. Странное
суждение, что "критика долгие годы обходила стороной даже книги
Стругацких", что "специалисты отделывались осторожными похвалами и
вялыми порицаниями" позволяет автору статьи ощущать себя
первопроходцем по творчеству Стругацких и вести себя
соответственно. и это несмотря на то, что критическая литература
о Стругацких насчитывает несколько сотен названий и представляет
весь спектр мнений от хвалебных до грубо заушательских, весь
диапазон форм - от кратких читательских реплик до фундаментальных
аналитических работ Е.Неелова, Т.Чернышевой и др. Представление о
многообразии и объеме критики творчества Стругацких дает, например,
краткий вариант библиографии, составленной А.Керзиным, в "Советской
библиографии" Nо 3 за 1988 год, а ведь он представляет литературу по
теме весьма выборочно.
Третья ложная установка критика - рассмотрение творчества
Стругацких без учета его основных этапов, без понимания разницы
между ученическими и зрелыми книгами, без поправок на то, что за три
десятка лет творчесской жизни Стругацкие не раз пересматривали и
уточняли свои концепции, взгляды, подходы. То, что было справедливо
применительно к самым ранним вещам, совершенно неверно, если речь
пойдет о позднейших произведениях.
Перечислененое, плюс непоколебимая уверенность в своей
компетенции и породило всю совокупность огрехов работы
И.Васюченко, напрочь перечеркнувших благие намерения критика и
сделавших статью неприемлемой для квалифицированного читателя.
Нет возможности подробно говорить обо всех заблуждениях
И.Васюченко - это потребовало бы объема не меньшего, чем сама
статья, поскольку оспорен может быть чуть ли не каждый абзац.
Поэтому остановимся лишь на важнейших методологических пороках
работы, умолчать о которых было бы недопустимо.
Трактовка И.Васюченко - это, собственно говоря, позиция бывшего
юного поклонника Стругацких, повзрослевшего и подрастерявшего
уважение к былым кумирам. Леймотив статьи - предостережение. Ирина
Васюченко ревизует свои давние впечатления от книг Стругацких и на
основании этого пытается уберечь новых потенциальных поклонников
Стругацких от чрезмерного доверия к этим авторам.
Разумеется, переоценка детских пристрастий - процесс нормальный.
Если подросток когда-то улавливал у Стругацких преимущественно
внешнюю сторону и восторгался остротой и динамичностью
повествования, то спустя годы он увидит мир Стругацких по-другому,
потому что сам стал другим, ему откроется подтекст повестей, их
философская глубина, и при каждом новом прочтении он сможет находить
для себя новый пласт идей и понятий, когда-то не замеченных вовсе.
Глубокое постижение зрелого творчесства Стругацких - нелегкая, но
благодарная работа для квалифицированного, активно мыслящего
читателя.
Однако, И.Васюченко желает заниматься совсем иной переоценкой.
Подтекст ее не интересует, углубляться в него наш многоопытный
критик не собирается. Оставаясь в рамках неглубокого прочтения,
критик берет старый набор своих внешених впечатлений и начинает
выявлять из слабость самым примитивным образом - буквальным
толкованием надерганных из текста цитат. Невольно возникает
опасение: не движет ли Ириной Васюченко то самое неутолимое желание
"мстить и покорять - беспощадно и навсегда", которое она
инкриминирует всему миру Стругацких? Совместить сознательную
установку на дискредитацию с какой-либо объективностью - почти
невозможно. Этому препятствует текст Стругацких, не дающий
материалв для корректного доказательства позиции критика. Что ж,
тем хуже для текста.
Собираясь доказывать (а это ее главная цель) безнравственность и
бездуховность, жестокость и прагматизм мира Стругацких, И.Васюченко
прежде всего тщательно подбирает характеристики для героев.
Антон-Румата - "искатель приключений", "фанфарон"; Максим Каммерер
- "наделен железными бицепсами и нервами"; Иван Жилин и Петер
Глебски - "бесстрашны". В общем, внешние, часто случайные и
необязательные характеристики. А вот какой ряд выводов делает далее
Ирина Васюченко (отрывки выбраны из статьи последовательно):
"Наперекор невзгодам герои Стругацких держались молодцами.
Ввергаемые в ад бесчеловечности, они не теряли мужества, и обретали
друзей и побеждали врагов..."
"...персонажи Стругацких прежде всего отличные парни, бесстрашные
находчивые удальцы..."
"Стругацких интересуют не просто приключения, а приключения
профессионалов..."
"... в их прозе угадывается один, самый главный герой - активный,
я бы даже сказала воинствующий разум. И цель у него одна -
рациональное переустройство мира..."
"...писателей, вынесших из шестидесятых годов мечту о
преобразовании мира, не устраивают отрицательные результаты..."
"Пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей, -
вот что смущает меня в книгах Стругацких. Не скрою, мне хоткелось,
чтобы это смущало и юных читателей, тех, кто учится у их героев
упорству и отваге..."
"За истиной гонятся, как за бегущим зверем, - лихорадочный ритм
этой погони и создает динамичность повествования. О смысле бытия
герои не задумываются, некогда им. Да и незачем".
Вот так - от внешне безобидной смысловой неточности до тяжелейших
обвинений, совершенно не подтвержденных анализируемым текстом.
Вместо подтверждения делается следующее. Берется, скажем, повесть
"Трудно быть богом". Задача критика - подтвердить, что проза
Стругацких антигуманна. Решение выглядит так: "В повести "Трудно
быть богом" , оказавшись в казематах тирана Рэбы, чтобы не выдать
себя, Румата принужден спокойно смотреть на пытки - и не
вмешиваться". Если это литературоведческий анализ, то что такое
беспардонная ложь? Обратим внимание на слово "спокойно" - оно здесь
ключевое. Достаточно вспомнить повесть и перечитать эпизод в
королевской темнице, чтобы понять, что к чему. Сначала о
спокойствии: "Во, дон стоит. побелели весь... - Хе... Так
благородные, известно, не в привычку..." Теперь о
невмешательстве... Впрочем, хрестоматийную сцену
освобождения барона Пампы цитировать, наверное, излишне.
А между тем из подобных упражнений с текстом ирина Васюченко
делает однозначный вывод: "Итак, жестокость во имя гуманизма
предстает как нравственная норма. Жизнь в книгах Стругацких -
всегда борьба, в них действуют законы военного времени". Как
замечательно сформулировано! И, главное, как убедителдьно
доказано! Браво!
В июне 1989 года Р.Арбитманом и автором этой статьи было написано
в редакцию "Знамени" большое письмо с разбором сочинения
И.Васюченко. Вот что говорилось в письме по поводу вышеприведенной
подборки цитат:
"И.Васюченко словно не заметила, что от самых первых, романтически
приподнятых утопий Стругацкие еще к середине 60-х подошли к жесткой,
острой, проблемной "реалистической фантастике". И если к самым
первым вещам еще можно с некоторой натяжкой отнести слова насчет
"активного", "воинствующего" (?) разума, цель которого -
"рациональное переустройство мира", то к большинству книг этот
тезис совершенно не подходит. Меньше всего их герои "люди действия"
- чаще всего это люди сомнения, рефлексии, поиска. И неужели
фраза: "только сила делает героя значительным" на полном серьезе
относится к героям Стругацких?... Превращать в угоду концепции
умниц, интеллектуалов, людей обостренного нравственного чувства в
этаких бодрячков-дуболомов, несгибаемых "борцов зв вертикальный
прогресс", видеть в книгах авторов "пренебрежение к человеку, если
он не боец передовых рубежей" - значит, просто не понимать, что из
себя представляет мир Стругацких.
Что означает положение: "писателей, вынесших из шестидесятых годов
мечту о преобразовании бытия, не устраивают отрицательные
результаты"? Как это понять, если учесть, что уже с начала 60-х
авторы, за редким исключением, ориентируют читателя именно на
"отрицательные результаты"?.. И не потому, что Стругацкие мрачные
пессимисты, просто сладкие всепобеждающие развязки, "хэппи-энды", по
мнению Стругацких, не отражают истинной сложности бытия.
Откуда Ирина Васюченко взяла, что Стругацких интересуют
"приключения профессионалов"?.. Герои Стругацких терпят поражение
именно потому, что в них человеческое берет верх над
профессиональным. Потому так понятны последние бессмысленные
поступки Антона-Руматы (который не смог больше оставаться в скорлупе
профессионализма), или Кандида, который с очевидностью понял: с
"прогрессом", который "вне морали", ему не по пути. Потому терпит
моральный крах единственный профессионал у Стругацких - инспектор
Глебски, а Фил Вечеровский, не имеющий ни малейшего шанса на победу,
нравственно остается непобежденным...
То, что авторы не навязывают своего мнения и не педалируют правоту
одного и неправоту другого персонажа - очень раздражает
неискушенного читателя, которому хочется "ясности": за кого авторы.
У критика в этих случаях очень велик соблазн одну из точек зрения
объявить точкой зрения Стругацких. Между тем, ценность произведений
этих авторов в том и заключается, что они побуждают читателя к
самостоятельному мышлению, и критик, который пойдет по легкому
пути, окажется далек от истины. Поэтому, видимо, нет нужды
комментировать все те страшноватые вещи, которые инкриминируются
Стругацким (включая расизм): в такой степени авторы ответственности
за своих героев, безусловно, не несут."
Некоторые повести Стругацких слишком явно не лезли в концепцию
И.Васюченко. Вот почему о произведениях "Хромая судьба" и "Волны
гасят ветер" критик не сказала вообще ни слова. Вскользь - и
совершенно не по делу - бросила она пару реплик о "Втором нашествии
марсиан" и "Пикнике на обочине". Зато повести "За миллиард лет до
конца света" посвящена чуть не треть статьи. Полагая, что в
застойные годы никакого серьезного анализа этой повести не было и
быть не могло, И.Васючкенко решила осчастливить человечество
собственной трактовкой. Суть ее главным образом в двух положениязх.
Во-первых, как говорилось в нашем письме, "критик изображает
героев повести в виде неких фанатиков, которые за-ради своей
любезной науки готовы всю нашу Землю (а то и Вселенную) под удар
поставить". И.Васюченко пишет: "Главная беда этих адептов
сверхцивилизации - недостаток культуры, узость духовного кругозора.
Невежды во всем, кроме своих схем, "интегральчиков" и пр., они
мечтают быть благодетелями человечества, о котором не имеют
понятия". Удивительно знакомая формулировка. Примерно в такой
манере в неудобозабываемые годы было принято в нашей рептильной
прессе отзываться об А.Сахарове и его единомышленниках!
Удивительная вещь - играющая в прогрессивность и защиту
общечеловеческих ценностей, Васюченко в своих выводах смыкается с
оголтелым ортодоксальным коммунистом А.Шабановым, еще в 1985 году
обнародовавшим в "Молодой гвардии" (Nо 2) те же обвинения
Стругацким и допустившим точно такие жке передержки. Обоим собратьям
по перу для подтверждения своей тенденции приходиться увечить или
