или теоретических собеседований.
Хорошо бы суметь завести большой разговор уже сейчас. Кедрин украдкой
покосился на спутников: никто не смотрел на него. Тогда он постарался как
можно незаметнее отвинтить значок и спрятать его в карман, как бы устраняя
причину недоразумения. Потом поднялся с кресла. И сокрушенно вздохнул:
нет, в таком виде просто невозможно разговаривать с женщиной.
Соприкосновение с шероховатой обшивкой "Кузнечика" не прошло для костюма
даром; на коленях пятна грязи, и даже, кажется... да, брюки порваны.
Другую пару можно будет достать только на космодроме. А до тех пор...
Ничего, утешил себя Кедрин. Все равно, сейчас разговора не вышло бы.
Ирэн сидит рядом с Велигаем. Велигай делает вид, что вовсе не заметил
появления Кедрина в салоне. Вообще, кроме Холодовского, единственным, кто
обратил внимание на Кедрина, был Гур. Он оглянулся и чуть прищурил глаза.
- Дисциплина погибла в дебрях Архипелага, - пробормотал он.
- О! - осуждающе произнес Дуглас и покачал головой.
- А что? Человек тем и отличается от животных, что обладает
способностью иногда поступать нелогично и отклоняться от однажды принятой
системы поведения, - назидательно заявил Гур. Он поерзал в кресле,
устраиваясь поудобнее, и начал было что-то относительно логичности
инстинкта. Никто не поддержал беседы, и Гур умолк, обиженно проворчав
напоследок: - О люди, люди, о побочный продукт синтеза ядер гелия!..
Кедрин глубоко вздохнул. Ему вдруг показалось, что вот-вот начнутся
какие-то совершенно необычные и очень важные события.
Однако это было не совсем так.
Людям свойственно думать, что события лишь надвигаются, и, сдерживая
участившееся дыхание, ждать их начала, в то время как события уже окружили
людей со всех сторон, уже прочертили в пространстве-времени свои, пока еще
невидимые, трассы, и нужно не ждать их, а лишь разглядеть и приготовиться
встретить во всеоружии воли и разума.
Но понимание этого дается опытом. Пока же его нет, человек может
просто откинуться в кресле и ощущать, как медленно исчезает Ускорение и
тело становится все легче, потому что глайнер "Зеленый прыгающий кузнечик"
стремительно приближается к вершине своей баллистической кривой, к точке,
откуда начнется его медленное падение на землю. Человек может украдкой
(чтобы не показать, что на такой машине он, как ни странно, летит впервые)
оглядеть кабину, в общем ничем не отличающуюся от салона самого обычного
вакуум-дирижабля или внутриконтинентального лайнера, делающего не более
трех тысяч километров в час. Только кресла стоят на каких-то постаментах,
аккуратно прикрытых потертыми ковриками. И меньше иллюминаторов. И сами
они очень малы.
Человек может поэтому включить экран на спинке переднего кресла и
любоваться россыпью облаков далеко внизу и медленно ползущим чуть выше
облаков тяжелым транспортом с короткими, вынесенными в самый хвост
крыльями. Можно смотреть на бодро встающее на западе солнце, которое
движется куда медленнее, чем глайнер. Но лучше всего - сидеть и слушать, о
чем разговаривают пятеро, расположившиеся в креслах чуть впереди. Хотя это
вряд ли можно назвать разговором. Скорее, это общее молчание на одну тему,
молчание, из которого изредка складываются отдельные фразы.
- Не пойму: почему Лобов сообщает о четырех месяцах? Энергии все же
должно хватить на пять - пять с половиной...
- Их догонит Трансцербер.
- Все-таки они нашли Трансцербер, - сухо сказал Холодовский. - Герн
будет торжествовать. И произносить свое любимое: "Я же говорил..."
- Герн не будет торжествовать. Он станет рвать остатки шевелюры и
стремиться туда, чтобы пожертвовать собой для спасения этих восьми.
- Жертвы их не спасут.
- Как знать?
- И все-таки, они счастливы. Нашли планету!
- Только бы она не нашла их, мой категоричный друг!
И вновь тихо, и можно смотреть на любого из пятерых: на Велигая,
который опять будто окаменел в своем кресле, так что непонятно: спит он,
или думает, или просто отдыхает, расслабив мускулы тела и отключившись от
всего; на Ирэн подле него - она, широко раскрыв глаза, глядит куда-то
вдаль: в прошлое? в будущее? Кажется, иногда ей хочется оглянуться, но как
узнать, правда ли это или только кажется?
Гур сидит, задумчиво выводя пальцем на выключенном экране какие-то
фигуры, причудливые линии, в хаосе которых угадываются закономерность и
ритм. Холодовский вложил в ухо капсулу приемника и слушает передачу.
Дуглас только что успел, вопреки нормам поведения, разобрать на ладони
такую же капсулу и теперь критически разглядывает на свет какую-то, едва
видимую простым глазом деталь.
И вот, оказывается, можно смотреть на все это - и не разглядеть
событий. Не увидеть их даже в хрусткой ленте фотограммы. Человек,
показавшийся из пилотской кабины, тронул Велигая за плечо, протянул ему
эту ленту и неторопливо удалился. Он шел по проходу между креслами,
насвистывая, дирижируя указательным пальцем.
Велигай прочитал фотограмму, не сделав ни одного движения сверх
необходимых для того, чтобы взять ленту и развернуть ее. Никто из
остальных не повернул головы. Похоже, что крайне нелюбопытны были они,
хотя уже сам факт сообщения на борт "Кузнечика" был многозначителен:
нащупать глайнер в полете направленным лучом по-прежнему оставалось не
такой уж легкой задачей.
Прочитав ленту, Велигай аккуратно свернул ее, сунул в карман
комбинезона и застегнул карман. Затем он легко поднял из кресла свое
угловатое, сутулое тело.
- Что-то непонятное; нелепое сообщение, - сказал он, обращаясь ко
всем сразу, и все головы повернулись как по команде. - Коротко и неясно. И
угораздило меня потерять микро. Оказывается, меня еще целые сутки после
этого пробовали вызывать... Потерял жетон. А в фотограмме много ли
напишешь? Какой-то запах появился. Что это может означать?
- Напутали, - сердито произнес Холодовский. - Мало ли у нас
путаников?
- Пишут: есть одна жертва.
- Жертва запаха? - удивился Дуглас. - О нет, это неправдоподобно.
Если это не запах спиртного, разумеется.
- Надо торопиться, - сказал Гур. - Разберемся на месте. Вы же знаете,
какие случаются неожиданности. Может быть, нечто есть и в этой нелепице?
- Гур верен себе, - усмехнулся Холодовский. - Скажи ему, что мухи
съели солнце, и он ответит: а что, возможно, в этом есть нечто...
- Где мы возьмем корабль? - спросила Ирэн, и это был наиболее деловой
вопрос.
- Я сейчас думаю об этом, - сказал Холодовский. Слова прозвучали так
значительно, словно корабль уже нашелся.
- Это несложно, - сказал Велигай. Он нагнулся к полу, как будто
нужный им для полета в Приземелье корабль укрывался под креслом. Затем
распрямился и взглянул на Кедрина.
- А что же с вами? - вслух подумал он. - Ну ладно, там перебросим вас
по адресу на грузовике.
Кедрин не успел собраться с мыслями для ответа, а Велигай уже
двинулся по направлению к пилотской кабине. Шаги его были широки и
уверенны, словно он ступал по полу своей комнаты. Он отворил дверь к
пилотам и не закрыл ее за собой - возможно, затем, чтобы потом не
пересказывать остальным содержание разговора.
Так и не придумав, что ответить, Кедрин лишь усмехнулся про себя:
Велигай шел к пилотской кабине с видом пирата, ведущего свой корабль,
чтобы сцепиться с жертвой и взять ее на абордаж. Сравнение было нелепым;
но, как сказал бы Гур, что-то есть даже и в таком сравнении.
В глубоких овальных креслах сидели двое. Один - тот, что выносил
радиограмму, насвистывал, глядя в потолок, накручивал на палец и
раскручивал болтающуюся на тонком проводе капсулу контроля за двигателями.
Все равно - было написано на его лице - контролирует киберинженер, так что
делать мне, в общем, нечего... Другой, с высоким залысым лбом, читал
книгу, пока автоматы следили за курсом и скоростью глайнера. Были люди,
упорно не признававшие микрочтения или, как они говорили, микрочтива. Одно
это уже давало представление об их консерватизме, и вряд ли стоило просить
такого о чем-нибудь, что не было предусмотрено правилами движения по
глобальным трассам. Но Велигай решил, видимо, не углубляться в психологию.
- Вы - командир, - сказал он, обращаясь к ненавистнику микрофильмов.
- Говорят, - согласился любитель инкунабул, отводя руку с книгой. Он
с интересом оглядел Велигая. - Итак?
- Вы идете на Среднеазиатский?
- Среднеазиатский приземельских орбит, - уточнил пилот. - А вы что,
летите в другую сторону?
Второй сидевший в рубке прыснул. Смеялись и глаза пилота; нетрудно
было понять, что летчикам просто скучно. Но Велигай пропустил ехидный
вопрос мимо ушей.
- Давайте так, - сказал он. - Спрашивать буду я, вы - отвечать.
- Отвечать будет информаторий, - любезно сообщил пилот. - Сема, будь
любезен, свяжи товарища с информаторием. У меня тут, - он потряс книгой, -
назревает любовная драма.
- Мне необходимо на Звездолетный пояс. Срочно. Спутник семь,
монтажный.
- Что же, - доброжелательно сказал пилот, - не возражаю. Со
Среднеазиатского машина уходит к поясам часов через восемь... Сема?
- Через семь сорок две.
- Через семь сорок две. А мы будем там через сорок минут. Вы успеете.
- Мне нужно быть на Звездолетном через час. Вместе с товарищами.
Сема перестал свистеть.
- Не могу помочь. Я же вас не заброшу на Пояс? У меня всего лишь
стратосферная машина. Я уже не говорю, что ее ведут автоматы. Понимаете:
стратосферная машина.
- Старая машина, - с расстановкой произнес Велигай.
- Старая, - так же подчеркнуто подтвердил пилот и отложил книгу.
Какую-то долю секунды они смотрели друг другу в глаза, словно испытывая
твердость характера.
- Их списали с орбитальных полетов, - сказал Велигай, - и передали в
стратосферу год тому назад. Но двигатели остались.
- Передали, - согласился пилот. - Земля бережлива. Но на большинстве
машин двигатели уже выработали ресурс и заменены на нормальные
стратосферные.
- Только не у вас. У вас еще стоит Винд-семнадцать. Иначе сняли бы и
группу резерва, а она же на месте.
- Я вижу, вы проводите время не только в Приземелье. Но допустим, я
выйду в пространство. Автоматику там придется выключить - она-то заменена
на стратосферную, будьте уверены. А дальше?
- Нас поведут маяки. Конечно, придется поработать. Но вы, похоже,
способны на это.
Пилот склонил голову в ироническом поклоне.
- А чего ради мне отдавать свой сертификат?
- Жизнь людей.
В рубке стало тихо.
- Давно я не слыхал этого ключа. С тех пор, как... Вы потеряли пять
минут; с этого следовало начинать.
- Надо было познакомиться с вами.
- Ясно. Но мне нужно согласие пассажиров.
- Это все наши. Один с десятого, энергетического. Остальные с
седьмого - монтажники.
"Монтажники, - закрывая глаза, подумал Кедрин, не пропустивший ни
одного слова из разговора. - Монтажники... Это, наверное, так. Но ведь я
не имею никакого отношения ни к монтажникам, ни вообще к Звездолетному
поясу. Я ведь попал сюда почти случайно. Это не было связано ни с каким
риском. Но сейчас..."
Да, сейчас все становилось очень серьезным. Мало того, что судьба -
или стечение обстоятельств - грозили занести Кедрина в Приземелье, куда он
вовсе не собирался, да к тому же на корабле, который, по-видимому, более
не считался приспособленным для таких полетов. Это уже не игра. Это
опасно. И подумать только, что причиной недоразумения послужил значок,
