внимательно (и, кажется, даже несколько удивленно) смотрел в эту минуту на
значок Кедрина, раньше закрытый рукавом. Кедрин нахмурился, но средний уже
повернулся к соседу справа - высокому и плотному, с лицом круглым и
незатейливым, как яблоко. Лишь взглянув на третьего, Кедрин понял, что в
них казалось одинаковым: неподвижность лиц, прищур глаз и точно от легкой
боли сдвинутые брови. Сосед справа усмехнулся и пожал плечами, и это
движение тоже показалось Кедрину обидным.
Долговязый снова повернулся к Кедрину, улыбаясь очень дружелюбно.
- Второй? - спросил он. - Или шестерка?
Это походило на начало математической головоломки, но Кедрин в эту
минуту не был расположен к развлечениям.
- Десятый! - вызывающе ответил он - Кедрин любил круглые числа. К его
удивлению, трое не обиделись, они кивнули, - кажется, даже с уважением.
- Примите нашу благодарность, - сказал долговязый, и Кедрин при всем
желании не смог бы уловить в его голосе и намека на насмешку. - Если
учесть...
- Открываю счет, - перебил его сидящий справа. - Ты провинился, Гур;
условия были ясны: деловые разговоры с собой не брать.
Длинный Гур насмешливо-покорно склонил голову.
- Хорошо, - сказал он. - Я нем. Но хотелось бы знать, кто в таком
случае будет поддерживать оживленную и остроумную застольную беседу?
Мистер Дуглас, сэр, не угодно ли вам?
- Нет! - хладнокровно ответил круглолицый. - Но я полагаю, что имею
право отдохнуть и от вашего остроумия, поскольку избавлю вас от своего.
Он достал из кармана трубку, разнял ее и посмотрел в мундштук
серьезно, как в телескоп.
- Помолчим! - сказал третий и снова замер.
Кедрин мысленно поблагодарил его, потому что ему вовсе не улыбалось
быть втянутым в пустую, хотя бы и веселую беседу.
Гур только вздохнул. Затем он положил ладонь на середину стола, где
из гладкой поверхности выступала клавиатура вкусового комбинатора,
хитроумной системы, заменившей кулинаров прошлых столетий. Предвкушая
удовольствие, Гур совсем закрыл глаза, пальцы его уверенно нажали
несколько клавиш, затем - кнопку заказа. Ответа не было; индикатор приема
не вспыхнул. Кедрин успел подумать, что, возможно, именно потому люди не
садились за этот столик, ожидая, пока автоматы заменят неисправное
устройство.
В следующий момент Дуглас, усмехнувшись, протянул руку, что-то нажал;
крышка откинулась, глазам открылась сложная паутина монтажа.
Кедрин смотрел с интересом. Странно, но такой была жизнь: конструируя
автоматы, иногда можно найти интересное решение в совершенно другой
области производства. Все нельзя и не нужно изобретать заново. Не зря же
Меркулин часто предлагал познакомиться с каким-нибудь устройством в
натуре, как это было совсем недавно с автоматом "Джордано". Меркулин,
конечно, был прав: основная сила человека - способность к отвлеченному
мышлению. Меркулин был всегда прав, и сейчас Кедрину уже казалось
невероятным, что еще несколько дней назад он мог спорить с Учителем по
какому-то принципиальному вопросу. Так или иначе, смотреть на вкусовое
устройство было интересно.
Дуглас извлек из гнезда схему; за плотным пакетом печатных плат
вылезла короткая антенна, пополз толстый кабель. Дуглас, прищурив один
глаз, оглядел схему, точно прицеливаясь. Скуластый взял цветные пластинки
из большой ладони Дугласа, указал мизинцем на одну из них. Гур шевельнул
губами; сказанное им слово не относилось к похвалам.
Дуглас извлек из кармана крохотный инструмент, во мгновение ока
выломал две пластинки и прошелся по схеме; инструмент тихо пощелкивал.
Индикатор приема внезапно вспыхнул. Точным движением Дуглас водворил
прибор на место, щелкнул крышкой.
- Придется обойтись без острых соусов, - произнес Гур.
- Не терплю острого, - безразлично процедил скуластый. Дуглас сердито
проговорил:
- Я тоже; но, независимо от этого, я думаю, что имею право получить
острый соус в любое время, когда мне заблагорассудится. Я считаю, что это
беспорядок.
- Заказано вино, - сказал Гур.
И в самом деле, люк подачи раскрылся, на стол выдвинулись наполненные
бокалы.
- Конечно, - сказал Дуглас. - Это же Земля, чего же можно ожидать.
- Ну, все-таки, мой принципиальный друг, - сказал Гур. - Я вовсе не в
обиде на планету. И все, что она в состоянии дать, собираюсь использовать
до конца. Завтра и послезавтра, например, буду спать. Потом - купаться.
Два дня не стану вылезать из воды. Потом...
- Я бы хотел знать, - произнес Дуглас, - что может Холодовский иметь
против такой программы. Он выглядит так, как будто ему только что нанесли
оскорбление. Требую разъяснений.
- Ничего, - сказал Холодовский. - Я просто думаю.
- И напрасно, Слава, - сказал Гур. - Если уж сам Велигай находится по
соседству, и, кажется, меньше всего думает о делах...
Эта фамилия, названная долговязым Гуром, заставила. Кедрина
встрепенуться. Здесь, по соседству - Велигай? Тот самый, неправильно
мыслящий конструктор?
Кедрин глубоко вздохнул; медленно повернул голову и внимательно,
очень внимательно взглянул на человека рядом с Ирэн. Да? Да.
Он снова прислушался к разговору соседей по столику. Но они уже
беседовали о ком-то другом.
- Ничего, - говорил Гур. - Через три-четыре недели он будет в строю.
Ничего страшного.
- Крепкий череп, - кивнул Дуглас. - Но даже имея такой мощный скелет,
я бы не стал вылезать в пространство в момент атаки. Туда, где нет никакой
защиты. Ведь необходимости не было.
- Когда-нибудь она возникнет, - сердито сказал Холодовский. - Что
тогда? Нет, пусть нас охраняют в той степени, в какой мы сами этого хотим.
Но не больше.
- А что думают об этом на десятом? - спросил Гур, оборачиваясь к
Кедрину.
- Перестань, - сказал Дуглас. - На десятом они тем более не должны
вылезать. Как будто ты не знаешь.
- Десятый есть десятый, - проговорил Холодовский. - Но мы не десятый.
У нас свои законы.
- Череп, проломленный в двух местах по нашим собственным законам, -
усмехнулся Дуглас. - От этого легче врачам? Или хозяину черепа?
Кедрину не хотелось принимать участие в разговоре о проломленных
черепах - да и, откровенно говоря, он совершенно не представлял себе, где
и почему это могло случиться. Весь этот разговор отдавал какой-то грубой
стариной. А в нескольких метрах отсюда сидит Ирэн, и на нее можно хотя бы
смотреть. Ну, не глупо ли - терять время на разговоры с людьми, которые
даже не случайные знакомые?
Кедрин стал смотреть на Ирэн, изредка переводя взгляд на ее соседа, и
уверенность, что он правильно угадал имя этого человека, все крепла. Сон,
сон... Как же так, Ирэн?
Кедрин смотрел на нее, стараясь заставить ее оглянуться и увидеть
его: возможно, она его все-таки не заметила... И, кажется, он достиг
успеха: доселе неподвижная, Ирэн вдруг выпрямилась, стала подниматься.
Кедрин зажмурился. В следующую секунду он взглянул снова; стул был пуст,
Ирэн быстро шла по направлению к оркестру.
Поднимаясь, Кедрин пытался мгновенно решить вопрос: идти за нею, или
же подойти к человеку, который сейчас остался один? Последнее, кажется,
было целесообразней: поговорив с ним, он узнает и все об Ирэн. И кто ей
этот угрюмый мужчина - тоже станет ясным. Вот тогда он подойдет к ней. И
скажет...
Кедрин уже шел. Эти несколько шагов оказались трудными, но их надо
было преодолеть.
Угрюмое лицо придвигалось все ближе. Человек за столиком смотрел в
ночную тьму, смотрел странно внимательно, словно вглядывался - или
вслушивался? - во что-то, что находилось далеко, очень далеко, страшно
далеко отсюда...
3
На орбите Трансцербера все спокойно. Впрочем, так ли? Во время
очередного сеанса наблюдений на экранах приборов взвиваются крутые пики.
Наконец-то! Если это Не Трансцербер, то что же? Приверженцы Герна
прирастают к экранам и окулярам. Противники тоже не отрываются от
приборов. Жужжат вычислительные машины, уточняя положение Трансцербера и
его орбиту, которая, видимо, все-таки существует.
Капитан Лобов советуется с инженером Риекстом. Идти ли на сближение с
телом, условно именуемым "Трансцербер", или, наоборот, уходить от него, но
с таким расчетом, чтобы тело постепенно догоняло корабль? С точки зрения
астронавигации предпочтительнее второй способ, астрономы стоят за первый.
По мнению инженера Риекста, более выгоден второй способ: инженер не любит
перегружать двигатели. Капитану Лобову, в общем, все равно, но он
склоняется к первому способу и поэтому выбирает второй. Капитан Лобов не
всегда доверяет своему вкусу и всегда - расчету.
Часы вслух отсчитывают секунды, оставшиеся до начала маневра. Инженер
слушает отсчет секунд и на всякий случай каждую цифру негромко повторяет.
Ученые утонули в противоперегрузочных устройствах подле своих
приборов. Пилоты сидят по местам. Фигуры на столике тоже стоят по местам.
Уже ясно вырисовывается атака на белого короля, который остался без
рокировки. Пока фигурам ничто не грозит: они плотно укреплены в гнездах.
И вот возникают перегрузки. Пейзаж на экранах начинает
поворачиваться, новые созвездия попадают в поле зрения. Суматошно скачут
стрелки на приборах. Так проходит минута. И перегрузки исчезают, звезды
успокаиваются.
Маневр совершен. Капитан Лобов с удовольствием оглядывает рубку.
Хорошо работают автоматы! Скоро человеку и впрямь станет нечего делать на
борту.
Но пока он здесь, надо выполнять свои обязанности. В рубке как будто
все в порядке. Но...
- Эй! - говорит капитан. - Кто-то разлил свой смердящий одеколон, что
ли? Какой пакостный запах! Беспорядок на борту. Это твой, Риекст?
Инженер поднял голову, досадливо морщась и с грустью констатируя, что
из-за чьего-то одеколона он и на этот раз не услышал, как работает
диагравионный двигатель. Приборы показывают, что двигатель, сделав свое
дело, уже отключился.
И тогда инженер услышал его.
Нарастание шума произошло мгновенно, как взрыв, при полном
бездействии приборов и автоматов. Молчали сирены контрольного блока,
дозиметры и авральные сигналы. Но что-то вдруг разлетелось вдребезги.
Кто-то охнул и смолк.
До сих пор не установлено, какое именно слово в этот миг бросил
инженеру Риексту капитан Лобов. Он прохрипел это слово, которого никогда
не было и, наверное, не будет ни в одном из языков Земли; сочетание
звуков, изобретенное столь же мгновенно, как пришла беда. И инженер, может
быть, не понял бы капитана, не сделай Лобов одновременно обеими руками
такого жеста, словно он собирался взлететь, воспарить к потолку рубки,
вопреки искусственной гравитации.
Жест этот был понятен; он был предусмотрен инструкцией. А кроме того,
инженер и сам знал, что надлежит делать в таких случаях. И он, не
колеблясь ни миллисекунды, упал вперед - так было быстрее всего - и,
падая, ухитрился одной рукой сдвинуть предохранитель, а другой ударить по
красной выпуклой шляпке в правом дальнем углу пульта, позади
переключателей режима.
Катапультирование разогнавшегося реактора было произведено вовремя;
он взорвался как раз на таком расстоянии, чтобы не повредить останков
корабля. "Гончий пес" лишился и двигателя, и энергии - если не считать
аварийных аккумуляторов, о которых всерьез говорить не приходилось, - а
значит, утратил всякую надежду уйти с орбиты Трансцербера раньше, чем
загадочное небесное тело захочет познакомиться с людьми совсем близко.
