из самого угла и медленно пересекла кают-компанию. Она шла к выходу.
Кедрин проводил ее взглядом. Затем ноги сами понесли его. Он догнал Ирэн
за углом. Он забыл все и помнил лишь, что нашел ее.
- Я провожу тебя...
Она испуганно, как показалось Кедрину, взглянула на него. Хотела
что-то сказать, но промолчала.
Они шли, куда-то поворачивая, спускаясь; Кедрин спотыкался, налетал
на углы. Он молчал. Потом Ирэн остановилась. Она взялась за ручку двери,
и, кажется, это придало ей уверенности.
- Я пришла, - сказала она. - Уходи.
Он ничего не ответил; просто стоял, сжимая ее руку.
- Уходи, - повторила она. Дверь открылась сама по себе - или, может
быть, Ирэн бессознательно нажала на ручку. Кедрин ступил за нею.
- Уходи же!..
Каюта кружилась, будто танцевала вокруг них.
- Ирэн...
- Нет. Нет. Ты не знаешь...
- Ирэн!..
- Нет... Милый, нет...
Иногда слова произносят, уже не помня их значения.
6
На орбите Трансцербера все росли и росли рулоны записей, катушки лент
с дневниками ученых. Обрабатывать полученные материалы было некогда,
сейчас шла пора накопления. Выводы последуют потом - если... А если нет,
то их сделают другие.
Такая возможность предусмотрена. Ориентированная на Землю
ракетка-разведчик, набитая материалами, уйдет в момент, когда поле
тяготения Транса возрастет до критического. После этого, конечно, будут
сделаны новые наблюдения, но дойдут ли они до Герна и других ученых -
утверждать с полной определенностью уже нельзя.
У людей не хватает времени для работы. Даже капитан Лобов,
чертыхаясь, поглядывает на часы: время идет слишком быстро... Инженер
Риекст, выполняя предписанную ему программу, предложил капитану запереть
фильмы подальше: киноустановка потребляет энергию. Лобов, вздохнув,
согласился и стал подыскивать себе занятие. У командира иногда бывает
меньше работы, чем у остальных, хотя нагрузка на него всегда больше.
В конце концов, он занялся стиркой. Это не очень приятно, и капитан
еще не освоил технологию, но нет оснований сомневаться в том, что освоит.
Он стирает, и предметы капитанского гардероба сушатся на инклинаторной
установке. Она вряд ли пригодится ученым, потому что - как все горячо
надеются - высадка на Трансцербер состоится не в это путешествие.
Остальные ведут наблюдения, строят гипотезы и дожидаются очереди на
стирку. Ничего не поделаешь, быт требует внимания. Капитан Лобов сообщил,
что в следующий рейс он не выйдет без корыта и прочих приспособлений. Он
заставит историков раскопать их описание, а также восстановить давно
утраченное человечеством искусство стирать руками. Ученые поддакивают ему
и, по очереди отрываясь от приборов, пытаются давать советы, которые,
впрочем, никуда не годятся. Ученым нравится, что капитан Лобов мысленно
готовится к следующему рейсу. Что же, в жизни бывают всяческие чудеса, и
кое-кто уже пытается абсолютно точно подсчитать вероятность чуда в данных
обстоятельствах.
Инженер Риекст занялся системой связи. Это теперь - единственное, что
еще по-настоящему действует на корабле. Если не будет связи, здесь, на
орбите Трансцербера, станет уж совсем тоскливо. Инженер методически
осматривает одно устройство за другим. Потом он подходит к капитану, и
между ними происходит краткий разговор.
Сущность разговора сводится к тому, что направленной антенной, при
помощи которой до сих пор велись передачи на Землю и ее окрестности,
больше пользоваться не придется. Она заклинилась в момент взрыва и не
может поворачиваться. До сего времени Земля еще могла принимать передачи.
Но теперь "Гончий пес" переместился по орбите настолько, что направленная
антенна больше его не выручит.
Капитана Лобова это не радует. Однако, кроме направленной антенны,
есть еще и общая. Что же, придется пользоваться ею. Кстати, подошло время
очередного сеанса связи. Попробуем, как поведет себя общая антенна.
Энергии потребуется намного больше, это ясно. Передачи будут проводиться
реже. Но это - не самое страшное...
Капитан Лобов посылает радиограмму. Несколько секунд ждет. И вдруг
негодующе оборачивается и глубоко втягивает воздух.
- Какие-то шутки! - сердито заявляет он. - Это что? Опять кто-то был
в чертовой парикмахерской? Беспорядок на борту! Я спрашиваю: откуда этот
запах?
Все на миг останавливаются и начинают шевелить ноздрями. В самом
деле, запах! Но в парикмахерской не был никто: бытовой агрегат выключен. И
тут капитан Лобов вспоминает, что запах возник не впервые. Он появлялся и
перед тем, как взбесился реактор. Все об этом как-то забыли, но сейчас
насторожились. Да, возможно, это не просто совпадение...
- Наблюдать за Трансом! - рычит капитан.
Все приникают к приборам. И, кажется, как раз вовремя, чтобы увидеть
такое, чего до сих пор видеть не приходилось, и кто знает - придется ли.
Зеленая, ослепительная звезда вспыхивает в черноте. Она вспыхивает
сразу, в полную силу, не разгораясь постепенно, не меняя яркости. Страшно
горит звезда на непроглядно-черном фоне. Коротко взвыв, разом выключаются
ослепшие видеоприборы, не приспособленные к восприятию такой яркости.
А звезда начинает пульсировать - расти, расти... Люди отворачиваются,
закрывают глаза руками: этого не могут вынести никакие глаза...
- Ирэн! - тихо проговорил Кедрин. - Слышишь, Ирэн?
Странное, мучительное чувство одиночества вдруг охватило его. Уже
заранее пугаясь, он протянул руку. Предчувствие не обмануло: пустота,
тоскливая пустота была вокруг. Он прислушался, затаив дыхание; ничто не
нарушало тишины, лишь стучало его собственное сердце.
Неужели он забылся на какое-то время? И что могло случиться в эти
минуты? Минуты ли?
Кедрин не решился включить свет: не хотелось видеть пустоту,
достаточно было уже воспринимать ее на слух. Кое-как ему удалось одеться.
Это была еще целеустремленная деятельность. А дальше?
Стараясь не шуметь, не стукнуть дверью, он вышел в коридор-проспект.
Тьма и тишина переходили друг в друга. Не было ни души. Пугающими
показались пустые переходы странного мирка, который уже не был Землей и
жил по своим законам.
Еще не было количественно установлено, в какой степени ритм жизни,
настроение, все остальное в жизни человека зависит от близости
значительных тяготеющих масс. Но во всяком случае не Земля была здесь, а
иная планета, и в аналогичных условиях люди могли поступать по-другому,
нежели на Земле. Пол - или следовало называть его почвой? - не обладал
незыблемостью Земли. Совсем рядом его участок был поднят, два человека при
свете скрытого освещения копались в открывшейся под гладкой поверхностью
неразберихе проводов, трубок, волноводов всех цветов, диаметров и
назначений, что-то прилаживали, поправляли... И даже не зрелище обнаженной
сущности этой планетки, а именно то, что люди здесь, согнувшись в три
погибели, руками делали что-то, что на Земле давно уже перешло в ведение
роботов, заставило Кедрина с небывалой остротой почувствовать отрешенность
этого мира от того, в котором он прожил всю жизнь. Мысли об отрешенности
чаще всего приходят именно ночью, и это была первая ночь, когда он не
спал.
Возможно, в этом следовало винить и отсутствие психополя. На Земле мы
всегда бессознательно воспринимаем поле, созданное напряжением мозга
миллионов людей, и в какой-то степени находимся под его влиянием. Здесь же
все каюты были заэкранированы, и если человек в коридоре был один, то он
был действительно один. Надо было хотя бы зайти в кают-компанию, где
сейчас, наверное, уже завтракала - или даже обедала - другая смена. Но он
не запомнил пути, и оставалось только идти наугад.
Кедрин заторопился. Через каждые несколько метров из пола выходили
невысокие тонкие колонки с гранеными головками; проходя мимо них, Кедрин
заметил, как эти слабо светящиеся головки бесшумно поворачиваются, словно
следя за ним, что-то сообщая друг другу... Ему стало жутко.
Внезапно он вздрогнул. Жалобный, протяжный свист раздался, отразился
от стены и прозвучал в другом конце коридора. Кедрин свернул в первый
попавшийся переулок. Печальный свист провожал его, он был, как плач по
человеку, может быть, по тому самому Карло, который лежал в госпитальном
отсеке, и, возможно, уже ушел из жизни, и близко не подойдя к сроку
гарантии.
Но куда же, в конце концов, ведет этот путь?
Мысль пришла вовремя. Неярко освещенная преграда возникла перед
Кедриным; переулок оказался тупиком. Огромная, во всю стену, дверь не
поддалась усилиям Кедрина, которому очень не хотелось возвращаться на
свистящий проспект. Дверь была стальная - гладкая, без единого выступа
поверхности, чуть выпуклая и с маленьким глазком в середине. Кедрин
прильнул к глазку.
Ничего не было видно, только чернота. Очевидно, за дверью было темное
помещение. Кедрин осмотрелся. И внезапно во тьме возник слабый зеленый
огонек, от него протянулись лучики. Это была звезда, неожиданно
вспыхнувшая в глазке звезда, а чернота за дверью оказалась чернотой
пространства... Кедрин отшатнулся. Как он не подумал, что на спутнике
могут быть резервные выходы в пространство? "А на Земле нет дверей,
ведущих в бездны", - неизвестно почему подумал он, и тоска по родной
планете охватила его, по ее надежности, по ее ночам, полным теплого,
душистого воздуха. Тоска была как море, и он почувствовал, как это море
подхватывает его, но не несет, а расступается, позволяя ему проваливаться
все глубже.
Наверное, этот внезапный приступ тоски по запахам Земли привел к
галлюцинации: запахло резко и дурманяще, чем-то странным, незнакомым и
простым. Мысли ушли, и осталось только желание вбирать в себя этот запах
не только ноздрями - всей кожей, глазами, ртом, волосами... Кедрин
почувствовал, что он уже полон запахом, еще немного - и он разорвется,
распадется, рассеется, рассыплется на элементы, он больше не может дышать,
он сыт дыханием - как человек бывает сыт едой и питьем... Он поднял руки к
лицу, чтобы прекратить доступ воздуха в легкие, что бы ни было потом...
Его спас щелчок. Негромкий щелчок раздался, казалось, за дверью и
вызвал к жизни инстинкт самосохранения, только что совсем уже умолкший.
Кедрину почудилось, что дверь, ведущая в пространство, сейчас распахнется
и давление воздуха в спутнике вышвырнет его, Кедрина, в пустоту. Щелчок
повторился, за дверью что-то мягко зажужжало. Кедрин застыл с руками, так
и не донесенными до горла. Нет, это не за дверью происходило, а в ней
самой. Ну, конечно, там помещались блокирующие автоматы, и сейчас они ни с
того, ни с сего пришли в движение. Сию минуту произойдет что-то страшное!
Страх смерти спас его от смерти - вопреки логике. Но сейчас Кедрину
было не до рассуждений. Он кинулся бежать.
Юн бежал обратно, минуя проспекты и переулки, как будто гибель
гналась за ним по пятам. Печальные свисты умолкли. Кроющиеся по темным
уголкам пары шарахались от Кедрина. Он остановился через, несколько минута
мягко освещенном коридоре. Это был проспект Переменных Масс.
Теперь Кедрин знал, куда бежать: неподалеку был переулок
Отсутствующего Звена, в котором обитал Гур. Кедрин торопливо шагал, стирая
пот со лба и читая таблички на дверях. Наконец, он нашел нужную,
постучался и распахнул дверь.
Он остановился на пороге, растерянно оглядываясь. Прямо напротив
двери сидела Ирэн; она вытянула вперед руку, как бы для того, чтобы Кедрин
