* * *
Война, в которую так опрометчиво и необдуманно окунулся Генка, больше походила на жестокую кровавую игру, чем
на серьезные боевые действия. И, что самое чудовищное, в этой зловещей игре не было никаких правил.
Всю неделю, с момента начала Генкиной "добровольческой" карьеры, боевики Арутюняна занимались беззастенчивой
охотой на людей: затаившихся в засаде "снайперов" и одиночных солдат противника. Это было очень опасное и трудоемкое
занятие. Львиную долю времени Генке и его новым товарищам по оружию приходилось проводить в промерзших окопах и
тщательно замаскированных блиндажах, выслеживая с помощью бинокля и "прибора ночного видения" зазевавшегося
снайпера или опрометчиво высунувшегося из окопа азербайджанского солдата.
В этом чудовищном по своей бесчеловечности "сафари" Генке чертовски везло. Он стрелял гораздо реже армян, но
каждый его выстрел, как правило, стоил жизни кому-то из солдат противника. Очень скоро он уже был в большом почете среди
армянских боевиков и своих новых командиров.
Но сам Генка был не рад своей неожиданной военной удаче и завистливым и восторженным взглядам армян в свой
адрес. С каждой новой поверженной им "целью" он все больше и больше чувствовал себя хладнокровным и циничным
убийцей - чем-то вроде мыслящей "машины смерти".
В те роковые секунды, что предшествовали его очередному выстрелу по новой выбранной "цели", перед его
затуманенными отчаянием глазами вновь и вновь всплывал Афган: окровавленные тела его товарищей и предсмертный ужас в
глазах Германа.
Там, на чужой и далекой земле, все было проще - впереди враг, позади друг. А здесь...А здесь же все было грубо
перемешано в бессмысленном кровавом водовороте. Там, в растре Генкиного прицела, среди азербайджанских солдат и
боевиков тоже были русские и украинцы. И, быть может, тоже бывшие "афганцы". И вот теперь Генка был должен в них
стрелять. Причем стрелять метко и на "совесть". В тех самых ребят, с которыми он плечом к плечу сражался в Афгане против
алчных до крови и чуждых цивилизации "дикарей", с кем ел он похлебку из одного котла и за кого готов был, не сомневаясь ни
секунды, отдать жизнь. А вот теперь он дико и необъяснимо стрелял в тех, без кого когда-то не мыслил своей жизни. А они
стреляли в ответ.
Что это - чья-то злая шутка или злобная усмешка Судьбы? Нет, увы, все было значительно проще и потому чудовищней -
это была всего лишь война, уже вторая в Генкиной Судьбе.
Среди новых Генкиных товарищей по оружию, к его немалому удивлению, вскоре появилось еще несколько славянских
"наемников": одного из них звали Александр Королев, другого - Александр Дейнека. Королев был родом из небольшой
молдавской деревушки под Бендерами, а Дейнека был уроженцем города Виницы.
Первое время Генка упорно сторонился компании своих "земляков", чем вызвал немалое удивление и растерянность у
армян. Он и до этого, правда, старался держаться особняком ото всех боевиков, за что даже получил прозвище "Волк". Но
подобное его поведение в отношении своего "брата"-наемника казалось всем, и прежде всего Генкиным командирам, из ряда
вон выходящим и не поддающимся никакому разумному объяснению. Генка прекрасно понимал всю остроту и
непредсказуемость сложившейся ситуации, но ничего не хотел менять.
Однако Судьба распорядилась иначе.
Это произошло накануне долгожданного и весьма масштабного наступления, в предчувствии которого вот уже неделю
жил весь армянский лагерь.
Стояло раннее утро, когда Генка и Королев, по иронии судьбы заступившие вдвоем в караул, внезапно заметили
необъяснимое и вызывающее тревогу движение в близлежащем лесу, рядом с которым располагался их наблюдательный пост.
Уже через минуту они подняли по тревоге весь армянский лагерь и первыми открыли огонь по застигнутому врасплох
противнику.
Предутренняя тишина взорвалась грохотом пушек, автоматным треском и гулким "уханьем" установок залпового огня.
Бой длился уже не менее часа, но обе стороны, похоже, упрямо воздерживались от решительных действий. Наконец, с
наступлением полуденного зноя выстрелы поутихли, и Генка вместе с Королевым и подоспевшей подмогой из армянских
боевиков решили проверить второй наблюдательный пост, все это время погруженный в зловещую тишину.
То, что они обнаружили на позициях второго поста заставило сильно побледнеть и вздрогнуть даже видавшего виды
Генку, не говоря уже о Королеве и армянах.
Тела двух караульных, охранявших второй пост, были жестоко исколоты штыками и истерзаны прикладами. Носы, уши,
половые органы армянских солдат были с неописуемой жестокостью вырваны из своих привычных мест и в виде кровавых
бесформенных ошметков валялись рядом на траве. Вместо глаз у несчастных зияли мрачные и грубо развороченные дыры.
Армянские боевики, прибывшие вместе с Генкой на место трагедии, грязно и бессвязно ругались, с нескрываемой лютой
ненавистью бросая сверкающие взгляды в сторону окопов неприятеля и бережно собирая на брезент жалкие останки своих
злополучных товарищей.
Генка всегда ненавидел жестокость. Особенно такую: бессмысленную и дикую. В глубине его чувств кипел ураган
ненависти и животной злобы. Казалось, в эти минуты он готов был голыми руками разорвать на куски тех, кто был автором и
исполнителем этой кровавой оргии.
Несколько лет назад в Афгане он уже видел нечто подобное. Но это же был не Афган. А уже "Союз"! И там, по ту
сторону окопов, были не грязные закутанные в лохмотья "дикари", а вполне цивилизованные, по нашим меркам,
азербайджанцы. И что же? Та же звериная жестокость и изощренность. Тот же почерк, тот же стиль, те же манеры...О боже,
куда мы катимся?!
- Э-ээ, ара, что, первый раз видишь такое, да? - неожиданно и с горечью в голосе окликнул Генку один из боевиков,
которого звали Леон.
- Не-ет, - холодно и мрачно процедил сквозь зубы Генка. - Это мы уже "проходили". Но там, среди "дикарей"...Это не так
уж и странно. А здесь...Это какой-то кошмар!
- Ты еще не видел того, что они сделали с нашими "братьями" в Ходжалы, - закуривая сигарету, продолжал Леон. На
одном из трупов мы насчитали двадцать шесть отверстий от ударов отверткой. А дети...Если бы ты видел их маленькие
замерзшие трупики, ты бы сошел с ума. Нет, это не люди. Они даже не звери - они хуже.
- Ладно, Волк, - резко оборвав свой монолог, после паузы заговорил Леон. - Иди лучше своему "земляку" помоги.
Кажется, у него истерика. Он же совсем "зеленый". Всего месяц как дезертировал из Советской Армии. "Салага", в общем!
Генка кивнул и, бросив еще один остервенелый взгляд на истерзанные тела армян, обернулся в сторону кустов, из
которых доносились всхлипывания и рыгающие звуки из уст стоявшего на коленях и уткнувшегося в землю лицом Королева.
- Ну что, парень? Трудно, да? - сочувственно произнес Генка в адрес своего товарища.
- Да пошел ты! Волк чертов! - злобно огрызнулся тот. - Тебе что, ты вон вообще никогда никаких чувств не ведаешь.
Наверное, здорово тебя там в Афгане натаскали, да? Тебе даже, наверное, нравится быть таким хладнокровным, да? Я же
видел, как ты стреляешь! Как в тире! Даже не поморщившись!
- Заткнись, щенок, - в ярости вспылили Генка и в сердцах ударил Королева по лицу. - Что бы ты понимал! Романтика,
небось, в задницу стукнула, да? Повоевать решил, сосунок? Что ж, смотри, любуйся, вот она романтика! Можешь потрогать...
Если не боишься...Ге-е-еро-ой!
Последнюю фразу Генка произнес как-то особенно презрительно и жестко. Резко выпрямившись и закинув за плечи
автомат, он отвернулся в сторону от Королева и твердой походкой направился к армянскому лагерю.
- Эй, Волк, постой! - слегка растерерянным и виноватым голосом, окликнул его Королев.- Постой, я не хотел тебя
обидеть . Подожди, я ...
- Ну-у, что еще, - грубо и холодно бросил через плечо Генка, резко останавливаясь и нервно поигрывая автоматом.
- Ты, ты, - с трудом сдерживая дрожь в голосе, забормотал Королев, вскакивая на ноги и догоняя Генку. - Ты
прости.Прости мне мои слова. Я не хотел. Но, знаешь, накипело. Ты хороший парень , я знаю. Но странный, очень странный ...
Мы с Санькой даже не знаем твоего настоящего имени ...
- Ну-у-у, Сергей - мое имя, - слегка смягчившись, произнес Генка. - Дальше что?
Королев растерянно замялся и продолжал виновато смотреть на Генку.
- Ну-у, - неуверенно начал он. - Просто я хотел, что бы держались вместе. Знаешь, мы все здесь чужаки... грязные
"наемники", и все такое. Мне тоже одиноко, как тебе. И немножко противно... все это. Ну-у, может мы...
Королев нерешительно протянул Генке руку и заискивающе посмотрел ему в глаза.
- Ладно, черт с тобой, - Генка с трудом сдержал усмешку на своих губах и сдержанно ответил на рукопожатие.
- Пусть будет по-твоему, после паузы произнес он. - Я и сам об этом думал. Кажется, ты прав. Нам следует держаться
вместе. Иначе...
Генка еще раз взглянул на кровавые пятна на жухлой траве и, скрепя сердце, добавил: - Лучше пусть не будет иначе!
* * *
После того злополучного караула отношения между Королевым и Генкой начали стремительно меняться в лучшую
сторону. И Генка был в глубине души искренне рад этому.
Королев оказался неплохим, довольно эрудированным и интересным парнем. И, к тому же, преданным товарищем и
другом.
В первый же вечер он рассказал Генке свою историю. И после этого между ними уже не было барьера непонимания и
взаимной подозрительности.
Прежде чем попасть к армянским боевикам, Сашка Королев исправно прослужил в одной из армейских частей в
течении нескольких месяцев. Вначале все у него складывалось хорошо. Но, на его беду, в части оказалось очень много
азербайджанцев и среди солдат пышно расцвели безжалостные законы "землячества" и "дедовщины".
Королев, выросший хотя и в небольшом, но все же городишке, оказался слабо знаком с неписаными законами
"коллектива", особенно с их азиатской интерпретацией. С самого начала он повел себя агрессивно по отношению к "старикам"
и новоявленным "баям". За что и был ими нещадно бит и унижен.
Эти месяцы, которые он провел в части, были для него сущим адом. И вот однажды, после очередных особенно
унизительных "разборок", он решился оставить службу и бежать. Но первый же армянский патруль остановил его на дороге и
поставил его перед дилеммой: либо его "сдают" властям и командованию Закавказского военного округа как дезертира, либо
он "добровольно" принимает участие в карабахском конфликте на стороне армян. Королев выбрал второй вариант, хотя и
здорово жалел об этом впоследствии.
Вот так Сашка Королев оказался на войне.
- М-да-а, брат, досталось же тебе, - сочувственно высказался Генка, когда Королев окончил свой рассказ. - А я думал, что
ты просто трус и погнался за халявными "наемническими" бабками. Мы в Афгане таких просто душили. А ты нет...
- Да ладно, что я по сравнению с тобой, - виновато возразил Королев. - Вот ты - это да! Одно слово: "афганец". Знаешь, я
тебе даже завидую...
- Это ты зря, - чуть сморщившись и жадно затягиваясь сигаретой, произнес Генка. - Война - она только в книжках и
фильмах красиво смотрится, а в жизни...
- Это я уже понял, - согласно кивнул Королев. - Но вот знаешь, я тут письмо из дома получил. Еще когда в части был.
Знаешь, я прочитал, а там...
Сашка не договорил.
В дверях казармы нежданно возникло встревоженное и искаженное гримасой восторга лицо Лиона, и он громко
прокричал: - Эй, ары, в ружье. Только скорее! Кажется мы переходим в наступление. Тигран только что объявил "тревогу" и
"сбор".
- Ну вот, дождались, - вскакивая с койки, выпалил в полный голос Генка, набрасывая на плечи бронежилет и поднимая с
земли каску. - Ладно, Санек, потом договорим. Кажется, нас ждут серьезные дела.
* * *
Уже стоял полдень, когда БТРы, на броне одного из которых ехали Генка и Королев, ворвались в азербайджанский
поселок.
Армянской атаке на поселок предшествовал массированный и довольно продолжительный обстрел азербайджанских
позиций с помощью установок "Град" и градобойных орудий. Большая половина домов злосчастного поселка лежали в руинах
