и были окутаны пламенем и черным дымком. Трупы боевиков из азербайджанского "сопротивления" густо покрывали
заросшие пыльной растительностью огороды и палисадники. Те же, кто несмотря на обстрел остался в живых, отчаянно
сопротивлялись, поливая огнем из "Калашниновых" армян и забрасывая их БТРы гранатами.
К большому удивлению Генки в поселке оказалось достаточно много погибших среди мирных жителей. Их обожженные
и безжалостно истерзанные осколками трупы лежали вперемежку с трупами азербайджанских боевиков и солдат. В основном,
это были трупы женщин и детей.
Неожиданно в сознание Генки ворвалось острое предчувствие смертельной опасности, столько раз спасавшее ему жизнь
в Афгане, и он без промедления соскочил с брони БТРа на землю, увлекая за собой упирающегося Королева. Уже через пару
мгновений чудовищной силы взрыв потряс массивный корпус боевой машины, из ее люков показались языки пламени и
повалил густой дым. Было похоже, что спастись от смерти удалось только Генке и Королеву. Остальные армянские боевики,
опрометчиво укрывшиеся внутри БТР, были мгновенно разорваны взрывом боекомплекта на куски.
Оказавшись на твердой земле, слегка оглушенный взрывом Генка дал длинную очередь из своего "Калашникова" по
окрестным кустам "ежевики" и поспешил найти укрытие в развалинах одного из домов.
Между тем, перестрелка начала быстро стихать. Генка дерзко высунулся из своего укрытия и вскоре понял, что бой
окончен. Армяне, чувствуя свою. полную и безоговорочную победу над противником, уже в полный рост расхаживали среди
развалин и хладнокровно добивали раненых боевиков азербайджанского "сопротивления".
Генка неуверенно приподнялся с земли и опасливо огляделся по сторонам. Все было тихо. Генка сменил "магазин" в
своем АКМ и медленно, просчитывая каждый свой шаг, направился в сторону небольшой группки армянских боевиков,
затеявших громкую возню и словесную перепалку во дворе одного из чудом уцелевших при артобстреле домов. Cашка Королев
неотступно следовал вслед за ним, твердо сжимая в руках готовый к стрельбе АКМ и настороженно озираясь вокруг.
Только оказавшись в десятке метров от армян, Генка, к своему ужасу, понял причину их необычной суеты и громкой
ругани.
О боже, только не это! Генка отказывался верить тому, что видел. Но, увы, это тоже была война. Причем во всей своей
красе.
Прежде такие гордые и бесстрашные армянские воины были всецело и с горящими глазами поглощены самым, что ни
на есть, постыдным занятием: бессовестным грабежом и откровенным мародерством. Каждый из них с неподражаемой
жадностью торопливо запихивал в предусмотрительно припасенный для этого случая мешок или "баул" все мало-мальски
ценное попадавшееся ему на пути. Некоторые из боевиков не брезговали даже тем, чтобы усердно ощупывать трупы в поисках
денег и драгоценностей, взламывать полуобгоревшую мебель и сундуки в еще дымящихся развалинах, беззастенчиво рыться в
грязном тряпье и завалах домов.
Внезапно Генка услышал громкие женские крики о помощи, доносившиеся с разных концов поселка. Самый близкий к
нему истошный вопль молодой женщины исходил из окна того дома, рядом с которым оказался Генка и Королев.
Генка, не раздумывая, бросился к дверям дома, но был вынужден резко остановиться на самом его пороге.
Дорогу ему преградил истерзанный штыками в клочья труп азербайджанского мальчика лет десяти. Бездыханное тело
ребенка лежало на боку. Череп азербайджанца было грубо и безжалостно раздавлено прикладом, голая спина мертвеца
представляла сплошное кровавое и бесформенное месиво. Одна рука трупа была оторвана и зловеще валялась на песке чуть
поодаль.
Генка осторожно, с трудом сдерживая рвоту, переступил через детский труп и ворвался внутрь дома.
То, что предстало его глазам внутри азербайджанского дома, можно было сравнить разве что с залитой кровью бойней
или средневековой камерой пыток, но никак не с захваченным "цивилизованным" агрессором жилищем своего противника.
Обнаженный труп молодой женщины со вспоротым животом и торчавшим из него куском трубы валялся ничком на
забрызганной кровью кровати. Тело старика с выбитыми глазами и сломанной шеей безжизненно свисало с широкого
подоконника и плечом утопало в огромной луже еще дымящейся крови.
Истошный женский вопль повторился, и, вслед за ним, тут же последовала грубая ругань на армянском языке. Крики и
возня доносились откуда-то из глубины дома, и Генка рванулся в их сторону на ходу вскидывая автомат и щелкая
предохранителем.
Дверь в маленькую заваленную игрушками комнату, была распахнута настежь, и перед взором Генки предстала
чудовищная картина.
Чернявая, лет тринадцати девчушка-азербайджанка, распластав во все стороны тонкие ручонки и откинув назад голову
с искаженным гримасой ужаса и боли лицом, билась в предсмертных судорогах на покрытом одеялом деревянном полу.
Одежда на ней была грубо изорвана в клочья, обнаженные бедра залиты кровью. Маленькие и щуплые плечики, грудь и
колени девушки были густо покрыты багровыми ссадинами и синяками.
Над телом девушки со звериной гримасой сладострастия на лице склонилась укутанная в бронежилет и пятнистую
форму фигура армянского боевика. Армянин неторопливо и с достоинством застегивал штаны и громко щелкал застежками
бронежилета.
- О боже, - вырвался из губ Генки звериный рык. - Как же так можно! Она же совсем ребенок!
- А, ара! - без тени смущения заулыбался боевик в адрес Генки, восторженно и удовлетворенно поглядывая на свою
жертву. - Ти тоже хочишь? На-а, бери женщин, она еще живая. Только поспеши, ара! А то нам уже скоро возвращаться
обратно, в лагерь! А девочка...у-уух! Персик!
- Ах ты мразь, - с трудом сдерживая ярость, процедил сквозь зубы Генка и резко выхватил из-за пазухи свой "ПМ".
- Не хочишь? Так и скажи! - все еще так и не подозревая, равнодушно ухмыльнулся боевик. - Ну-у, как знаешь! Отойди,
ара, в сторону, я пристрелю ее? А то вдруг выживет и, не дай бог, болтать будет?!
Последняя фраза поставила жирную точку в Генкином замешательстве.
Резко вскинув вверх пистолет и направив его прямо в лоб армянскому боевику, Генка истошно закричал во весь голос:
- Стоять, ублюдок, ни с места!
- Это еще что, Волк? - быстро оценив ситуацию и скорчив на лице презрительную мину, злорадно заговорил боевик,
ошалело уставившись на черное жерло направленного в него пистолета. - Ти чито, рехнулься? Ти в кого целишь, русский
собака?!
Генка слегка прищурился и хладнокровно надавил курок. Мощный фонтан горячих и липких капель брызнул ему прямо
в лицо сразу же после звука выстрела.
Генка отпрянул в сторону и бросил ненавистный взгляд на забрызганное кровью тело армянина, грузно осевшее на пол.
- Ну вот и все. Поговорили, - холодно произнес он, поднимая с пола какую-то тряпку и вытирая чужую кровь со своего
лица.
- Серега, это как же? - с дрожью в голосе завопил за его спиной Королев. - Ты что натворил. Ты же его убил. Нас же
теперь на куски разрежут.
- Ну это мы еще посмотрим, - огрызнулся Генка. - Вот, девочку только жаль. Ей бы еще жить да жить, а эта сволочь...
Генка закончил вытирать кровь со своей шеи и с пистолета и, повернувшись лицом к Сашке, задумчиво произнес:
- Ну, брат, то, что мы здорово влипли, в этом ты прав. Но не дрейфь! Кажется, я знаю, что надо делать!
Генка резко выхватил из-за пазухи "лимонку", выдернул из нее зубами "чеку" и торопливо запихал гранату за пояс и
бронежилет трупу.
- А теперь делаем отсюда ноги. Сейчас здесь будет маленький "Бум"!
Бережно подхватив на руки бездыханное тело девочки и бесцеремонно отшвырнув Королева к выходу из комнаты,
Генка поспешно выскочил вслед за ним, рухнул на крыльце дома, прикрывая собой тело девочки и каждую секунду ожидая
грохота взрыва.
Мощный взрыв безжалостно сотряс и без того хлипкие стены дома и с жутким грохотом обрушил его кровлю на
безжизненные тела своих постояльцев и их хладнокровного убийцы.
- Что? Что здесь произошло, Волк? - помогая подняться с земли, встревоженно начал допытываться подоспевший на
шум взрыва Тигран.
- А черт! - грязно выругался Генка, взмахивая рукой в сторону объятого пламенем и дымом дома. - Там был Баграмян.
Кажется, мамаше этой чернявой дуры удалось вырвать у него "лимонку"... И вот... Боюсь, ему не повезло. Мы сами насилу
унесли ноги, когда эта стерва выдернула "чеку"! Вот.
- М-да-а, да, - недоверчиво поморщился Тигран, выслушав "легенду" Генки. - М-да, бывает. А что это за сучка?
Тигран недоуменно протянул руку в сторону спасенной Генкой девочки и холодно посмотрел ему в глаза.
- Да, так, - неожиданно вступился за своего друга Сашка. - Она выбежала нам на встречу. Вот и осталась жива...
- Ладно, черт с ней, - сделал вид, что его удовлетворили объяснения, Тигран и, обернувшись к своим "боевикам" громко
распорядился. - Тело Баграмяна вытащить из обломков. Минут через десять возвращаемся в лагерь.
- А с тобой мы еще побеседуем, - чуть слышно добавил он уже в адрес Генки.
- Ну, ладно, - с наигранным равнодушием пожал плечами тот и, дождавшись, пока Тигран отойдет на достаточное
расстояние, горячо зашептал в самое ухо Сашки: - Без сомнения, он что-то подозревает. Самая пора нам сделать ноги! Вот
только куда? "Айзеры" нас уже не примут. Осталась одна дорога - через границу в Турцию или Афган.
- Не-е, есть еще один вариант, - взволнованно зашептал в ответ Королев. - Я же тебе говорил... Ну-у, про письмо... Так
вот, у нас в Приднестровье тоже, кажется, началась война. Лучше туда, там свои. Да еще, дом мой там. Ты как?
- Добро, - неуверенно согласился Генка.- Приднестровье так Приднестровье!
- Эй, Волк, что вы там замешкались, - громко окликнул Генку Тигран. Давайте пошевеливайтесь. Возвращаемся в
лагерь. Там поговорим. Зайдешь ко мне сразу по прибытию. И ты, "молдаванин", тоже!
- Точно, он нам не поверил! - испуганно затараторил Королев, с трудом поспевая за Генкой. - Надо скорее уносить
отсюда ноги. Чем раньше мы это сделаем, тем меньше шансов, что нас расстреляют.
- А зачем вообще что-либо откладывать! - загадочно улыбаясь, успокоил его Генка. - Вот сегодня ночью и двинем!
Глава пятая
ПЛАЧУЩИЙ ЗВЕРЬ
Город был буквально завален трупами.
Черные, местами обугленные и в клочья изодранные бродячими псами они лежали вперемешку с искореженным
"боевым" металлом, ошметками дерна и клоками изумрудной травы.
За эти долгие месяцы Приднестровской войны эти жалкие, полуистлевшие останки людей и военной техники прочно
слились с окрестным пейзажем, стали его зловещей, неотъемлемой частью. На них уже даже никто не обращал внимания:
солдаты обеих армий, наталкиваясь на трупы, брезгливо зажимали ладонями ноздри от смрадного запаха и невозмутимо
продолжали свой путь; местные жители трусливо обходили их стороной, с трепетом вглядываясь в изуродованные лица в
страхе признать в них знакомые черты. Даже "похоронные" команды, и те не особо усердствовали в выполнении своих прямых
обязанностей, не рискуя лишний раз подставить свою спину или лоб под раствор прицела вражеского снайпера.
Вот уже месяц Генка "варился" в этом кромешном "аду". И этот месяц показался ему целой вечностью.
Сашка Королев, вместе с которым они дерзко бежали из Карабаха, казалось, был тесно знаком со всеми защитниками
Бендер, причем включая даже офицеров 14-ой армии и казаков-добровольцев. В основном, благодаря этому, Генка уже после
недели своей новой военной службы оказался вхож в любые компании, и везде его встречали радушно и по-свойски.
Но очень скоро, к своему глубокому разочарованию, Генка почувствовал себя чужим и одиноким в этом бесшабашном и
разношерстном мире гвардейцев Приднестровья.
Среди его новых товарищей по оружию больше всего было казаков и бывших солдат и офицеров Советской Армии.
Первые, о которых Генка был наслышан еще дома, в Москве, вначале вызывали в его душе бурю восторга и восхищения.
Ему очень нравилось их безграничное жизнелюбие, роскошные "бурки" и , придававшие своим хозяевам особо грозный и
воинственный вид, казачьи "шашки". Но, с прошествием времени, он начал неожиданно для себя понимать, что за этой
напыщенной и хвастливой бравадой бесстрашных "казачков", как правило, ничего не было.
