Не одна свеча...
Повяжу я галстук белый,
В знак, что помню ее тело,
И накину фрак.
Сим лукавый правит балом,
Значит вальс идет сначала,
Но уже не так.
И запонки в три карата,
Ювелир у них - Расплата,
На запонках львы.
Львы и золота багрянец...
Кто-то просит белый танец,
Но уже не Вы...
Завернусь поглубже в шубу,
Мехом жесткую, как губы,
Не возьму калош.
Что-то дьявольское манит:
"Вы свободны?" - "Нет, я занят",
Что, конечно, ложь...
Среди дам стоит Хозяин,
Элегантен, чуть печален,
Лично Сатана.
Мрачен он, все тверже, суше:
Третий танец был нарушен
Криком каплуна.
Но сейчас он вновь спокоен,
Ведь оркестр опять настроен,
Петуха в бульон...
Роза желтая увяла.
И до следующего бала
Только день и сон.
***
РОМАНС
На востоке у неба бледно-розовый кант.
Золотится рассветом серебро аксельбант.
Мы уходим отсюда навсегда, ну и пусть,
Наливайте, полковник, пусть забудется грусть.
За кормою кострами отплывающий Крым.
Он останется с нами вереницею зим.
Будет сложно забыть нам восемнадцатый год,
Наливайте, полковник, остальное не в счет.
Берега у Констанцы не споют "Веселись!"
На застиранном ранце незабытый девиз:
За Отечество, Веру и чуть-чуть за Царя,
Наливайте, полковник, мы прожили не зря.
Мы не бросим монетку, чтоб вернуться сюда,
Не играем в рулетку, ведь в патронах вода.
Не имея коней, мы не пьем "на коня".
Наливайте, полковник, начиная с меня.
Белый цвет - самый ясный, самый чистый окрас.
Кровь стекает по красным, попадая на нас.
Исчезает в тумане севастопольский дым.
Наливайте, полковник, мы уже не спешим.
Нам не встретиться, может, на российской земле,
Боже, юнкер, но кто же будет думать о ней?
Подыхают вороны на московских крестах.
Наливайте, полковник, моя рюмка пуста.
На востоке у неба бледно-розовый кант.
Золотится рассветом серебро аксельбант.
Мы увозим Россию на бортах кораблей.
Наливайте, полковник, наливайте смелей...
Саша С. Осташко
Береста <Из цикла>
4
Черно - белое
Всякий раз через силу
Верю я, что дерзну
Взять с собою Россию,
Взять с собой, как жену.
Взять с собой - не оставить
Все, что можно унесть:
То, что знал - неспроста ведь! -
Про судьбу да про честь,
Про земли этой горечь,
Славу, гордость и боль...
Все, что бросил, как сволочь,
И не взял я с собой.
Здесь, в стране черно-белой,
Как березовый ствол,
Нас к надежде несмелой
Гулкий колокол вел.
О, как томно! Как больно
Отдавался в висках
Этот звон колокольный!
Тек мой дух, как река.
Вскрой мне, колокол, уши,
Крепче в сердце ударь -
Зачаруй мою душу,
Как бывало, как встарь!
Верещите, свирели,
Обо мне по лесам,
Отстучите, капели,
По моим волосам
Светлый марш погребальный...
Черен снег по весне,
Черен купол сусальный,
Тот, что вижу во сне.
Черен купол, не чищен,
Но нутром - золотой!
Нынче - нож в голенище,
Завтра - крестик литой.
А потом - кто нас знает? -
Где придет наш черед!
Ветер прах разметает -
Или дьяк отпоет.
5
России платье - неспроста
Березами отделано:
Душа России - береста,
Резная, черно-белая.
Не потому, что ``культ - просвет'',
И не скупыми красками -
А оттого, что в мире нет
Души прозрачней, ласковей.
В обнимку черный с белым цвет,
Не смешанный, а скованный,
В один пожизненный браслет,
Тебе да мне надеванный.
Продам ли душу за гора,
Сменю ли облик шустро я -
Но не сползет с меня кора -
Березовая, русская.
Так неотесанный, в буграх
Наростов, дупла - дырьями,
Так побреду, в чужих мирах,
Пространствами пустырными.
Леонард Хируг
Пятница, 16 апреля 1999
Выпуск 44
novem membri
...видишь яблока полного соком
кожурою натянуто небо
к горизонту из кожицы ранки
каплей сока стекающий сокол
вот подумаешь с ним бы и мне бы
вот подумаешь глядя из окон
через жанра оконного рамки
ты протискивающийся боком
неприятель открытий изнанки...
Story Teller
Циферблатят циферблаты
Аты-баты, аты-баты.
Тики-таки, тики-таки,
Циферблатятся во мраке.
Аты-баты...
Циферблаты - след в эпохе,
Ахи-охи, крики, вздохи,
Циферблаты - форма гриппа,
Цыпа-цыпа, цыпа-цыпа,
Ахи-охи...
Циферблаты - как дороги,
Ноги-руки, руки-ноги,
Механический рассудок,
Чудо-юдо, гадом буду,
Руки-ноги...
Саша С. Осташко
Рождение Венеры
(продолжение)
Лида Курганкина была девушкой мудрой. Не умной, или там,» во всем
разбирающейся, не разносторонней, не начитанной, не эрудированной, а именно
мудрой. Некоторые люди почему-то думают, что мудрость бывает только
житейской, что приходит эта мудрость исключительно с жизненным опытом, и
величина этой мудрости прямо пропорциональна количеству приобретенных
морщин и потерянных зубов. И мудрецами обычно считают только мужчин, чему
есть десятки примеров в арабском фольклоре, и что доказывает сама
конструкция существительного »мудрец, встречающегося только в мужском роде,
как и некоторые профессии, испокон веков являющиеся исключительно мужскими,
например, кузнец, гонец и отец. (Тут надо бы отдать должное русским сказкам
и одному их центральному персонажу, а именно, Василисе, иногда Елене,
Премудрой. Однако, данный факт является спорным, потому как одни историки и
фольклористы считают эту самую Василису, ни меньше ни больше, как мужчиной,
ссылаясь на разные свидетельства разных очевидцев, другие же, оставляя ее
женщиной, но не видя ничего мудрого в поступках этой Василисы, определяют
вторую часть ее имени лишь как фамилию, и то, доставшуюся от предыдущего
брака. Но, в любом случае, здесь, конечно же, идет речь не о феномене
мудрости в чистом виде, а какой-то ее гиперстепени - ПРЕмудрости, что, увы,
еще мало изучено). Иногда все же некоторые современные, но добрые мужчины
называют и некоторых современных женщин мудрыми, но делают это обычно или
применительно к своим 50-летним начальницам за праздничным столом этой
юбилярши, или же обращаясь к своим женам в моменты особенного расположения,
кои с ними, мужчинами, случаются при робких объяснениях своего ночного
отсутствия.
Так вот, Лида была просто мудрой. Это она про себя поняла не сразу, не с
бухты-барахты. Да она бы никогда про себя и не узнала такого, если бы в ее
жизни и парфюмерном отделе, где она работала, не появился один мужчина.
Мужчина был приятный. Приятность его выражалась в аккуратной стрижке,
чистых ботинках и отсутствии обручального кольца на обеих руках. Лида в
свои 22 года, конечно же, понимала, что последнее его достоинство зыбко и
ненадежно, что настоящей причиной отсутствия этого символа неволи на
мужской руке, так часто позволяющей себе всякие вольности, может быть и
военная нелюбовь к всякого рода побрякушкам, мешающим плотно обхватывать
пистолет в момент опасности, и физиологическая невозможность
спортсмена-самбиста натянуть на разбитый безымянный палец пусть золотой, но
негнущийся обруч, и, даже, о чем она не раз слышала, сознательное
стремление некоторых брачных аферистов ввести в заблуждение некоторых
наивных женщин.
Так вот, мужчина был приятный, а Лида мудрая, хотя тогда еще об этом сама
не знала. Но Лида знала, что она была видной, чему не раз являлись и
складировались в прилавочной тумбе доказательства в виде номеров телефонов,
записанных кассовым карандашом на пустых товарных чеках. Лида улыбнулась
приятному мужчине и скромно, как умеют делать только девушки видные, но
мудрые, опустила глаза. Выдержав нужную в таких случаях паузу, но не
услышав привычного - деушка, не порекомендуете что-нибудь? ј- Лида глаза
подняла. На лице мужчины волновался этот обычный вопрос, но почему-то Лида
ничего не слышала. И тогда Лида поняла, что мужчина заикается, причем не
слегка, не чуть-чуть, а так, что и слова вымолвить не может. И тут на Лиду
нашло, наверное, так находит на ясновидящих и всяких прорицателей, когда
они понимают вдруг, что и видеть могут ясно и прорицать. Дальнейшие события
развивались стремительно, как в немом кино, и даже под аккомпанемент
популярного в том сезоне шлягера Отшумели летние дожди.
Через 20 минут, когда Леня Зимовцев, 1969 года рождения, не женат, детей
нет, прописан по адресу ул. Кукрыниксов, д.3, кв. 25, работает
программистом, доход около 500$, любит фильмы Спилберга и музыку »Квинј,
занимается у-шу, любимое блюдо - вареники, выкуривает полпачки в день,
вышел из магазина, Лида поняла, что она все-таки мудрая девушка, и что
сегодня вечером, когда они будут сидеть в кино на последнем сеансе, она все
же согласится выйти за него замуж.
(следует продолжение)
NN Буневич
Путешествие
Почему-то просится душа
В тихие чарующие дали,
Где во сне мы птицами летали,
Лишь одной свободою дыша...
Почему-то хочется пройти
Мир, как есть, от края и до края,
Кубок жизни силой наполняя,
Все изведать на своем пути.
В облака нырнуть с высоких скал,
В тайну моря броситься русалкой,
Подглядев, как нежною фиалкой
Луч заката небо целовал...
Можно много странствовать вдали
От родного русского раздолья,
Но с какою сладостною болью
Вспоминается тот уголок Земли,
Где туман клубится по низине
И над речкой - ивовая грусть,-
С края света я сюда вернусь,
Как к живому роднику в пустыне.
* * *
Словно колокол судьбы, ночь
Разливает лунный благовест - свет,
Разбивает разум на осколки мыслей,
Раздевает душу, пробуждая чувства.
Одинокая птица улетает прочь -
Ни гнезда у нее, ни насеста нет,
Лишь свободы на сердце привкус кислый,
Да еще выше сосен парить искусство.
И ничто ей не сможет помочь
Отряхнуть свои крылья от лет.
Лишь заря кушаком на бору повиснет,
Как в бескрайние дали лететь - напутствие.
...За закатом - снова темноокая ночь,
А потом будет тихий туманный рассвет.
Не ищи мелочей, ведь жизни смыслом
Будет выше неба парить искусство.
* * *
Зачем уходят от меня
Любовь, привязанность к жилищу?
Зачем душа покоя ищет,
В сад одиночества маня?
Я утешаюсь лишь одним -
Закатным небом, теплым ветром.
На все вопросы лишь ответом -
Мятущийся сомнений дым...
Дым без огня, огня желаний.
Неужто старость - на носу? -
И точит старую косу
Старушка-смерть из состраданья -
Кому нужна моя душа?
И черт не дал бы ни гроша.
Margaux
Так говорил Замминистра.
Роман.
"Из дома горящего вынес скамью и присел, Спокоен мой разум и гладок, как
воды реки. Ведь это жилище соседа горит."
(Из приписываемого Конфуцию романа "Инь и Ян, или Так Говорил Замминистра")
Глава 1. Родео и Вендетта.
..."Я так люблю тебя, дорогой!"- прошептала она, надеясь, что это из Гете.
"Я, кажется, простудился,"- прохрипел он, задыхаясь от запаха ее духов и
невольно цитируя Аристотеля. Не найдя, что ответить, она сочла за благо
грохнуться в обморок и немного подумать. Падая, она придирчиво наблюдала за
своим отражением в его бриллиантовой коронке, и, удостоверившись в
безукоризненности оного, закрыла глаза. Минут через десять открыла их, так
ничего и не придумав. Он стоял лицом к окну и курил, поглощенный
романтическим видом вечернего кладбища. Мягко, как кошка, она на
четвереньках подкралась к нему. "Сколько времени ?"- спросил он,
оборачиваясь. "Шестнадцатый час после падения Нью-Йорка",- она успела
разглядеть часы на грубом мужском запястье, когда его левый кулак был на
пути к ее правому глазу. "Мне всегда нравились левши",- нежно проворковала
она, стряхивая украдкой остатки глаза в потрескавшийся носовой платок. Он
молча курил, наблюдая, как тень старухи - процентщицы марширует над
распахнутыми склепами в такт симфонии Стравинского, доносящейся из
ближайшего ресторана. Внизу слышался стук лопат, ударяющихся о деревянные
крышки. Вечерело. "Я так люблю тебя, милый",- попробовала она еще раз, на
дюйм вонзая губы в его ухо. "У меня, кажется, кончились сигареты",- подумал
он, но она находилась уже так глубоко в его мозге, что поняла без труда.
"Все для тебя, единственный",- ползая в гулкой темноте его черепа, она
наткнулась на едва начатую пачку. Сунув пару сигарет за лифчик, протянула
ему остальное. "Я такие не курю",- он закурил, рассматривая незнакомую
упаковку. В левой части оконного проема появился символ ислама. Она встала
