Лишь изредка кладу бумагу на следы,
И отпечатки те, как перевод, читаю.
<>
Я оглянусь на плачущую осень
И засмеюсь над умершей весной.
Ты уезжаешь, что ли? Бог с тобой -
Ничем покой твой больше не нарушу.
Я буду верить в прописную ложь,
Гореть от истин, веря в наважденье.
В моей руке навеки эта дрожь,
В моих глазах ответы-наслажденья.
Ты чист и крепок, словно монумент.
Ты ждешь поддержки от библейских истин.
А я троянский конь у ваших стен,
И я апостолов давно уже не слышу...
Юрате <>
* * *
Если мысли пропахли псиною,
Если песни сломало льдинами,
Если Бог обзавелся именем
Или треском морщин,
Значит легкость моя дымная
Улеглась на стекле инеем,
Захлебнулась окошками синими -
И ушла без причин
* * *
Если ты
здесь,
если ты
ждешь,
Значит мой
страх
подавил
ложь.
Голубей
мел
очернил
грач -
Это твой
смех
или мой
плач?
Одинок
я,
если ты
здесь,
Я разбит
в дым.
Это я
есть.
* * *
Как парила
со мной
рядом
Даже дети
не
знали
Говорила
весне
взглядом
Что тебя не
наз-
вали
Безымянны
твои
реки
Даже ветер
без
улиц
Я зажмурю
в огне
веки
Я, наверно
без-
умец
Жилин Артем <>
Флора Помона Форонэй
<>
Загораются окна, запираются двери,
Обнажается третий, самый облачный берег.
Каждый день этот берег умывается небом,
Закрываясь от глаз серым облачным крепом.
Тихим звоном под вечер он похож на монисто.
Влажной пылью дорога упирается в пристань.
Каждой ночью на пристань отплывает кораблик,
Вырывая из неба три тяжелые капли.
Начинается дождик, засыпает дорога,
Нехотя просыпаясь у любого порога.
Там дорога, петляя, превращается в скверик,
Загораются окна, запираются двери...
Третий берег всегда обнажается ночью,
И всегда в конец строчки упирается почерк.
* * *
Незатейливый росчерк, непонятливый почерк,
И рисунок любви, состоящий из точек,
Иногда желто-красный, иногда черно-синий,
Вот рисунок любви, состоящий из линий.
Временами круглист, временами квадратен,
Вот рисунок любви, состоящий из пятен.
Здесь похоже на жирную в пятнах салфетку,
Нарисуем любовь в крупно-серую клетку.
Нарисуем огромный в царапинах замок
И получим любовь без сомнений и рамок.
Нарисуются двери, нарисуются ставни,
И рисунки сменяются мягче и плавней.
Чуть позднее, потом, прорисуется крыша,
И за статуей Зевса образуется ниша,
Закрываются окна, приспускаются флаги,
И рисунком испачкался листик бумаги.
* * *
Закрываются окна, запираются двери,
Обнажается третий, самый облачный берег.
И для тех, кто боится темноты уходящей,
Открывается свет темноты настоящей.
Среди капсул друзей и коконов знакомых
Появляется гнездышко общих вопросов
И проблем, тоже общих, известных другому,
Кто в лиловом жабо и манишке в полоску.
Он не вхож во дворцы с кальвинистским уклоном,
Он не любит церквей с их мишурным покоем,
От него чем-то веет ужасно знакомым,
В белоснежном плаще, что с кровавым подбоем.
Саша С. Осташко <>
* * *
Свое перелетное знамя взметают ветра,
Деревья готовы к хрустальному куполу взвиться.
Ты смотришь в окно - неопрятный осенний витраж -
И вновь сознаешь свою странную роль очевидца.
Бесстрастно извне наблюдаешь: классический цинк
Стремится облечь беззащитные формы природы.
Следишь, как свершается строгий, бессмысленный цикл,
Как дремлет природа в объятьях своей несвободы
(Последняя есть, как известно, синоним любви
(Последняя куплена нами за что непонятно)).
Природа бездумно мурлычет свое се ля ви,
Докучные всем откровенья бормочет невнятно.
* * *
Мой город скромный, городок-герой,
Герой, увы, не моего романа.
Застигнутый не кармой, а игрой,
Не карма - туз из правого кармана.
Мой домик карточный, карманный, расписной,
Опять, как встарь, поставленный на карту.
И оглашен твой список тайный, послужной
На главной площади, на плоскости Декарта.
Ольга Риль <>
Четверг, 20 мая 1999 23:27:37
* Наш путь *
Мы стоим за далекой чертой,
А кругом - лишь пески да снега.
Нам идти по тропинке крутой,
Нам волною точить берега.
Буйным ветром вдохнуть жизнь в глаза
Тем, которых уже не вернуть,
И свободными стать, но нельзя
Нам лишь с этой дороги свернуть.
Облетевшие перья звезды
Ночь нанижет на луч маяка -
И к луне из земной темноты
Вдруг протянется света рука.
Сотни бед, сотни слез и обид
Растворятся в стакане любви.
Если хочешь вино пригубить -
Я приду, ты меня позови.
Этот дом из законов земных
Мы разрушим на дней кирпичи.
Посмотри мне в глаза, обними,
Но о счастье своем промолчи.
Пусть с тобой мы пройдем полпути,
А потом дошагают за нас,-
Это солнце нам вместе нести,
Пока жизни фонарь не угас.
Margaux
Hoaxer
Понедельник, 31 мая 1999
Выпуск 51
Шаг Танцора.
Супердетектив, созданный
в соответствии с и несмотря на
КИПНКБ г-на Хоаксера,
которому, собственно, и посвящается.
Текст по ссылке:
Tragic_o'media "Клео: Легенда"
"...Солдат 1=Цезарь (разматывает ковер):
- Откуда ты, прелестное дитя?
Ты приложение к ковру? Подушка? Мышка?
Пушинка? Ты заснула там внутри?
О, что за изумительное блюдо,
Рулет египетский: ковер, а в нем - принцесса!
Чего ты ж ты хочешь,.. милое дитя?
Иль вас с ковром нарезать аккуратно
Моим походным варварским ножом?
Иль закатать назад, и так оставить?
Или ты царствуешь, лишь лежа на ковре?!
(толкает ее назад)
Чего же ты хотела от меня?
Клео:
- Ты - Цезарь?..
Цезарь:
- Вроде, был с утра я - Цезарь.
Юлий. Гай.
Клео:
- Ты, кажется, быть должен лыс.
Такие слухи тут ходили, что ты - лыс
Цезарь:
- И, якобы, венец лавровый
ношу я, чтобы скрыть сиянье плеши?..
Клео:
- Ну да. Вот и венок..
Зачем венок? Сними
Цезарь:
- Что снять еще прикажешь, о, принцесса?
Доспехи? Тогу, иль сандальи размотать?
Зачем тебе твой пеплос?
Ты в ожогах?
Быть может, их скрываешь от людей?
Сними накидку, юная принцесса,
А я тогда венец с чела сниму.
И расскажу о том, чем славен Цезарь -
Жена мужей и муж всех римских жен!
Клео:
- Мне ничего особого не нужно.
Мне нужно лишь одно - твоя душа..."
Полный текст - по ссылке:
<>
* * *
Мятеж тополей - иллюстрация к слову "тщета".
Сквозь прутья балконные
ветви к нам тянет бессильно
колосс тополиный - вожак, предводитель, Спартак
(в растительном мире всем доблестям рост равносилен).
Над крышами кроны - подобие сверх-этажа.
Листвою глядясь в человечий пейзаж заоконный,
деревья свершают бессмысленный акт мятежа.
Но корни есть путы (увы, лаконичны законы).
Синхронным поклонам, молитвам научит земля.
Антенны на крышах есть высшая степень свободы.
Поет пацанва во дворе: "Тополя, тополя...",
растительным взором пронзая небесные своды.
Нейтральна территория балкона
...А ветер - вариант Лаокоона:
питоны веток в плоть его впитались...
Нейтральна территория балкона, -
межсловье, междуречье, запятая;
меж двух стихий подвешен тесный кубик,
заявлено публично равноправье,
но шаг - и возвернешься в отчий кубрик,
в иное возвратиться ты не вправе.
Не терем, - и царевичу Ивану
не спустишь косу вервием природным.
И кос-то нет.
Не слышен плеск оваций,
когда выходишь на балкон к народу.
Статичен монгольфьер, железны стропы,
скульптурный променад вам обеспечен.
Деревья - стрелки ввысь, прямые тропы
и взлетные дорожки - лишь для певчих.
Вниз - норовят окурки и герои,
и только им дана такая льгота.
А облака - почтенные геронты -
дублируют седые букли Gott'а.
Цветок являет видимый пентаметр,
он - образец эпического стиля.
Лаокоон невидим, - серпентарий
наметит силуэт его и силу.
И только дождь-слепец, Гомеров пращур
на мой балкон случайно забредает.
* * *
Для укрепленья жары не обязательно солнце:
летом тепло источают и грузная почва, и грозные тучи.
Так, хранитель костра на посту погружается в сон,
а пламя не чахнет, поскольку воздух - питательный, тучный.
Ночь не приносит прохлады, - развеяны все резервы,
свежесть осталась только в баллончиках с надписью "фреш".
Эвры, зефиры - империи канувшей сервы -
продались зною, как и луна - пухлолицая решка.
...На одном из балконов трепещет зернышко света.
Думаешь: кто-то покинул пределы локального ада,
и, предавшись геенне природной, возжег ей огонь сигареты...
Но окажется кто-то (как мило)
светлячком-акселератом... -
новейший оптический эффект - незримый мираж -
производит ночная пустыня (реализует любой заказ).
Ночь душна, но и бездушна.
Тираж
листвы от зноя не падает (предел мечтаний для нас).
Ольга Риль <>
* * *
Вплетаясь розой воспаленной
В хрусталь расколотого дна:
Изящен, тонок, светел лед, но
Далек фалернского вина.
Как откровеньем восходящий
Рассвет, где все заметено,
Яд в хрупкой вазочке блестящей
Свершает новый цикл Карно.
И блузка шепчет акварельно,
На спинке стула притаясь,
Встречая вас вином чернильным,
В котором нежно зреет яд:
Как далеко до поднебесья.
Но раствориться нелегко.
Шалэ, герлэн, ландо: Развейся,
Войди в игольное ушко:
Кричит петух, в чернилах роза,
И блуза, тонкая на свет,
Изящен, светел лед, и розов
Рассвет, рассвет, рассвет, рассвет.
* * *
Скит белых стен. Луна. Непрочен сон.
Непрочен день и дом, страна напротив.
Я на перроне, но скользит перрон,
И выход есть, но не для посторонних.
И бьется снег под тяжестью подошв
Трусливой и взволнованною птицей.
Я поднимаю город, словно тост.
Прозрачный город сквозь ладонь струится.
Ау, мой дом! Пространная страна,
Я пассажир твой, только без билета.
Снег иллюзорен, впрочем, как луна,
Как отраженье солнечного света.
* * *
Тревожит надежда. Она не верит,
что можно однажды закрыть двери
и не придти никогда.
Люстра давно уже выцвела, горит одним рогом.
Думаю, ты все же оглянешься на дороге,
хотя не важно. Идут года,
забегая вперед или отставая.
Земля к зиме всегда остывает,
видимо, уставая
за лето. Сердце с годами тоже
стучит спокойнее, больше тревожит...
Невыспавшееся зевает
солнце, вставая из-за соседнего дома.
Как ты живешь все это время... назло мне?
Воображаю много! Стена горда
собой: на ней пять произведений искусства.
Что еще нужно для полноты чувства?
Вот вам и математика, господа!
Алла Гирик <>
Что же такое с нами?
Гроздьями виснет лихо,
Или виновны сами
В этой неразберихе?
Или же наши судьбы
К горю гвоздем прибиты,
Или же наши судьи
Слишком уж имениты?
Но ничего, прорвемся,
Будет другое лето-
Будем под цвет черемух
Глупые петь куплеты.
Лиха на зуб отведав,
Переживем торнадо.
С миром отпустим беды.
Будет другое лето.
Все будет так, как надо.
Лена Верн <>
* * *
Первый раз дождавшись весны,
Я не чувствую облегченья.
Утекают зимы долгой сны
Грязным снегом и звонкой капелью.
Это возраст Иисуса Христа
Внес в меня свои коррективы.
Все, о чем судьбу я просила,
Приколочено сзади креста.
Из терновника чахлый венец,
И пробитые, слабые руки.
Мне дано испытанье, конец
Уже близок, кончаются муки.
Испытанье дается не в боль,
А по силам, и не в наказанье.
Я не верю в чужие страданья,
Я хочу тишину и покой.
И распятый пусть спит на кресте -
Без страданий, без боли, без страха.
Я не жду его блага в себе,
Его крест - моя черная плаха
Юрате <>
* * *
Погремушкой звенела
За калиткою белой
Обнаженно-несмело -
Словно сон не надела -
Ночь последнего лета,
Расплескавшись от света.
Было ль, не было это,
Может, здесь или где-то.
Может, в восковом глянце
Или бледном румянце
В незатейливом танце
Разгораясь багрянцем,
Разливаясь свирелью,
Соловьиною трелью,
Приглашая постелью
И кружась каруселью,
В страсти рек-водопадов
И безумии взглядов,
В сладкой тайне обрядов,
В тусклом золоте кладов
Ты искал вдохновенья,
Красоты и спасенья,
Чистоты и везенья,
Доброты и терпенья.
Чтоб дарить не слова
И не слать откровенья.
Нежная <>
Вторник, 8 июня 1999
Выпуск 52
Уважаемые читатели и писатели Салона. Предлагаем на ваш суд 4-ю главу из
эпического сборника о жизнедеятельности видного политического деятеля В.И.
Ульянова-Ленина. Лучшие наши таланты написали в разное время рассказы, из
которых и было составлено это удивительное живое свидетельство...
Hoaxer
