Она перевела дыхание.
- Вы правы... конечно, - неуверенно ответила она. - Только я... мне
казалось, я с этим справлюсь. Но вы должны знать: я помечена.
Я перехватил быстрый взгляд Дрейка; в нем то же опасение за ее
душевное здоровье.
- Да, - сказала она спокойнее. - Что-то новое и чуждое в самом
сердце, в сознании, в душе. Оно пришло ко мне от Норалы, когда мы летели
на кубе, и он... он поставил на мне свою печать... когда я была... - она
покраснела, - в его объятиях.
Мы смотрели на нее, а она недоверчиво продолжала:
- Что-то заставляло меня забыть вас двоих... и Мартина... и весь
знакомый мне мир. Оторвать меня от вас... от всех... перенести в какое-то
неведомое спокойствие, в упорядоченный экстаз вечной тишины. И я так
хотела подчиниться этому зову, помоги мне Господь!
- Я почувствовала это впервые, - продолжала она, - когда Норала
положила руку мне на плечо. Это ощущение плыло со мной, окутывало меня,
как... как вуаль, с головы до ног. Это спокойствие и мир, и в нем
глубочайшее счастье, счастье бесконечной и абсолютной свободы.
- Мне казалось, что я на пороге неведомых экстазов... а вся моя
прошлая жизнь - только сон: и вы все, и даже Мартин - сновидения во сне.
Вы не были... реальны... и вы... не имели никакого значения.
- Гипноз, - сказал Дрейк, когда она смолкла.
- Нет, - она покачала головой. - Нет, это нечто большее. Это ощущение
- ощущение чуда - все усиливалось. Я вся была полна им. Ничего не помню о
нашем полете, ничего не видела... и только однажды сквозь окутавший меня
туман донеслось предупреждение, что Мартин в опасности, и я прорвалась
сквозь эту завесу и увидела, как он схватил Норалу, а в глазах ее смерть.
- Я спасла его... и снова забыла. А потом, увидев прекрасное
пламенное Существо... я не испытала ни страха, ни ужаса... только
сильнейшее... радостное... предчувствие, как будто... как будто... - Она
смолкла, опустила голову и, так и оставив предложение незаконченным,
прошептала: - И когда... оно... подняло меня, было такое чувство, будто я
наконец вырвалась из черного океана отчаяния и увидела солнце рая.
- Руфь! - воскликнул Дрейк; в голосе его слышалась боль; Руфь
сморщилась.
- Подождите, - сказала она, поднимая маленькую дрожащую руку. - Вы
сами спросили... и теперь должны выслушать.
Она молчала; а когда снова заговорила, в голосе ее звучал странный
низкий ритм, глаза ее сверкали.
- Я была свободна... свободна от всех человеческих пут: страха и
печали, любви и ненависти; свободна даже от надежды: к чему надежда, если
все, чего я хочу, принадлежит мне? Я была частицей вечности и в то же
время полностью сознавала, что я - это я.
- Как будто я превратилась в отражение сияющей звезды на поверхности
тихого лесного пруда; стала легким ветерком, овевающим горные вершины;
туманом, окутывающим спокойную долину; сверкающим лучом зари высоко в
небе.
- И музыка - странная, удивительная, ужасная - но мне она не казалась
ужасной, я сама была ее частью. Мощные аккорды, великие темы, подобные
звездным роям, гармония - голос закона вечности, преобразованного в звуки.
И все это... бесстрастно... но... восхитительно.
- От Существа, которое держало меня, от его огней исходила жизненная
сила, поток нечеловеческой энергии, в котором я купалась. Как будто эта
энергия... заново собирала меня, приближала к первоисточнику жизни,
сливала меня с ним.
- Я чувствовала, как меня касаются легкие щупальца, ласкают меня... и
тут послышались выстрелы. Пробуждение было... ужасным, я с трудом
возвращалась. Увидела Мартина... он лежал, пораженный. И разорвала чары,
отбросила их.
- И, о Уолтер, Дик... как это было больно... как больно! В то
мгновение я будто отказалась от мира, в котором нет беспорядка, нет
печали, сомнений, от ритмичного, гармоничного мира света и музыки, ушла в
мир, подобный... черной грязной кухне.
- И это ощущение во мне, - голос ее стал высоким, в нем слышались
истерические нотки. - Оно во мне, оно шепчет, шепчет... пытается оторвать
меня от вас, от Мартина, от всего человеческого; призывает сдаться,
отказаться от своей человечности.
- Его печать! - всхлипнула она. - Чужое сознание, запечатанное во
мне, оно пытается подчинить во мне человека, подавить мою волю... и если
сдамся, оно даст мне свободу, невероятную свободу... но я тогда перестану
быть человеком и стану... чудовищем.
И она закрыла лицо дрожащими руками.
- Если бы я смогла уснуть, - причитала она. - Но я боюсь спать. Мне
кажется, я никогда больше не смогу спать. Ведь если усну, то не знаю, кем
проснусь.
Я поймал взгляд Дрейка; он кивнул. Тогда я порылся в медицинской
сумке и достал нужный раствор.
Налил немного в чашку и поднес к ее губам. Как ребенок, не
раздумывая, она послушалась и выпила.
- Но я не сдамся. - Взгляд ее был трагичным. - Никогда! Я могу
победить! Вы ведь верите мне?
- Победить? - Дрейк опустился рядом с ней, прижал ее к себе. - Вы
храбрая девушка! Я знаю, конечно, вы победите. И помните: девять десятых
того, что вы нам рассказали, просто результат переутомления и напряженных
нервов. Вы победите... мы все победим. Не сомневайтесь.
- Я не сомневаюсь, - ответила она. - Я это знаю... но будет трудно...
но я буду... буду...
15. ДОМ НОРАЛЫ
Она закрыла глаза, тело ее расслабилось, средство подействовало
быстро. Мы положили ее рядом с Вентнором на груду шелков, укрыли их
складкой, потом молча взглянули друг на друга, и я подумал, такое ли у
меня мрачное и изможденное лицо, как у него.
- Похоже, нам стоит посовещаться, - сказал он наконец коротко. -
Надеюсь, вы не хотите спать.
- Нет, - так же коротко ответил я; такая манера спрашивать не
успокаивала нервы. - И даже если бы хотел, вряд ли взвалил бы на вас все
проблемы и отправился спать.
- Ради Бога, не разыгрывайте примадонну! - выпалил он. - Я не хотел
вас обидеть.
- Простите, Дик. Мы оба немного нервничаем. - Он кивнул, сжал мою
руку.
- Было бы не так плохо, если бы все четверо были бы в нормальном
состоянии. Но Вентнор отключился, и один Бог знает насколько. А Руфь... у
нее все наши неприятности и еще вдобавок свои. Мне кажется... - он
помолчал в нерешительности... - мне кажется, что она не преувеличивала в
своем рассказе. Может, наоборот, преуменьшила.
- Мне тоже, - мрачно согласился я. - И для меня это самое
отвратительное в нашей ситуации - и причина не совсем в Руфи, - добавил я.
- Отвратительно! - повторил он. - Немыслимо, все это немыслимо. И тем
не менее оно существует! И Вентнор - как он пришел в себя, что он говорил.
Как будто заблудившаяся душа обрела голос.
- Был ли это бред, Гудвин? Или - если можно так выразиться - он
вступил в контакт с этими существами, узнал их цель? Правда ли в его
словах?
- Спросите себя сами, - ответил я. - Да вы знаете, что это правда.
Разве вам и до его слов не приходили в голову такие мысли? Мне приходили.
Его слова - лишь интерпретация, синтез фактов. Мне не хватало смелости
сделать это самому.
- Мне тоже, - кивнул он. - Но он пошел дальше. А что он имел в виду,
говоря о Хранителе конусов и о том, что эти существа подчиняются тому же
закону, что и мы? И почему велел нам возвращаться в город? Откуда он мог
знать?
- В этом-то как раз ничего необъяснимого нет, - ответил я. -
Сверхъестественная способность к восприятию благодаря тому, что отрезаны
остальные, естественные каналы. В этом нет ничего необычного. В самой
привычной форме мы находим это в чувствительности слепых. И вы, наверно,
видели эксперименты с гипнозом, когда достигается тот же результат.
- Действуя вполне объяснимым способом, мозг приобретает возможность
реагировать на то, что в нормальном состоянии не замечается; способен
проникнуть восприятием в сферы более широкие, чем в нормальном состоянии.
Есть такие болезни, при которых человек глохнет, но зато может
воспринимать колебания, намного выше и ниже обычного уровня человеческого
восприятия.
- Знаю, - сказал он. - Меня не нужно убеждать. Но мы все это
воспринимаем теоретически - а когда сталкиваемся сами на практике,
начинаем сомневаться.
- Многие ли христиане, по-вашему, не сомневаются, что Спаситель
воскрес их мертвых, но если бы увидели это сегодня, стали бы настаивать на
медицинском осмотре, помещении в клинку? Я не богохульствую, просто
констатирую факты.
Неожиданно он встал и подошел к занавесу, через который исчезла
Норала.
- Дик! - воскликнул я, торопливо идя за ним. - Куда вы? Что
собираетесь делать?
- Иду за Норалой, - ответил он. - Хочу поговорить с ней и
разобраться.
- Дрейк! - в ужасе воскликнул я, - не повторяйте ошибки Вентнора. Так
мы ничего не добьемся. Не нужно, прошу вас, не нужно.
- Вы ошибаетесь, - упрямо ответил он. - Я до нее доберусь. Ей
придется говорить.
Он протянул руку к занавесу. Но не успел его коснуться, как он
раскрылся. Показался черный евнух. Он стоял неподвижно, разглядывая нас;
на его черном лице горело пламя ненависти. Я протиснулся между Дрейком и
им.
- Где твоя хозяйка, Юрук? - спросил я.
- Богиня ушла, - мрачно ответил он.
- Ушла? - Я не мог ему поверить: Норала мимо нас не проходила. -
Куда?
- Кто может спрашивать у богини? Она приходит и уходит, когда ей
вздумается.
Я перевел все это Дику.
- Он должен мне показать, - сказал Дик. - Не бойтесь, Гудвин, я не
стану распускать язык. Но мне нужно с ней поговорить. Правда, нужно.
Что ж, подумал я, в его действиях много разумного. Совершенно
очевидное решение - если, конечно, мы не признаем Норалу чем-то
сверхъестественным; а я не мог признать этого. Она распоряжается
неведомыми силами, она в контакте с металлическими существами, на ней
печать их разума, описанная Руфью, - все это да. Но она по-прежнему
женщина, я был в этом уверен. И, конечно, Дрейк не повторит ошибки
Вентнора.
- Юрук, - сказал я, - мы думаем, ты лжешь. Мы хотим поговорить с
твоей хозяйкой. Отведи нас к ней.
- Я уже сказал вам, что она ушла отсюда, - ответил он. - Если вы мне
не верите, мне все равно. Я не могу отвести вас к ней, потому что не знаю,
где она. Вы хотите, чтобы я провел вас по ее дому?
- Да.
- Богиня приказала мне подчиняться вам. - Он сардонически поклонился.
- Идите за мной.
Поиски наши были коротки. Мы вошли в то, что за неимением лучшего
описания я назову центральным залом. Он круглый и весь покрыт грудами
толстых небольших ковров; их цвета смягчились от времени.
Стены из того же подобия лунного камня, что и то помещение, в которое
мы вошли через внешнюю дверь. Они поднимались вверх, к куполу, хрустальным
цилиндрическим конусом. В стенах четыре двери, такие же, как та, через
которую мы вошли. Мы по очереди заглянули в каждую дверь.
Все помещения оказались равными по размеру и форме, они расходились
радиально от центрального зала. В каждом внешняя стена купола образовывала
стену и потолок. Боковые стены - полупрозрачные перегородки; в каждой
комнате стена, примыкающая к центральному залу, - дугообразная.
Первое помещение оказались абсолютно пустым. Во втором мы увидели с
полдесятка наборов лат, множество коротких обоюдоострых мечей и длинных
копий. Третье, я решил, логово Юрука; внутри медная жаровня, стойка с
копьями и огромный лук; рядом прислонен полный стрел колчан. В четвертой
