его не изменилось. Я посмотрел на бассейн, в котором купалась Норала. С
тоской посмотрел на него; потом, убедившись, что процесс доения еще далеко
не завершен, разделся и погрузился в воду.
Едва я успел одеться, как пара показалась в дверях; каждый нес
фарфоровую кастрюльку, полную молока.
На лице Руфи не было ни тени страха, передо мной была прежняя Руфь; и
улыбалась она без всяких усилий; воды сна начисто смыли с нее предыдущий
день.
- Не волнуйтесь, Уолтер, - сказала она. - Я знаю, о чем вы думаете.
Но я - это снова я.
- Где Юрук! - я резко повернулся к Дрейку, чтобы скрыть ощущение
счастья и комок в горле; он предупреждающе подмигнул, и я не стал
повторять вопрос.
- Вы приберитесь, а я быстро приготовлю завтрак, - сказала Руфь.
Дрейк взял чайник и позвал меня с собой.
- Насчет Юрука, - прошептал он, когда мы вышли. - Я дал ему маленький
предметный урок. Отвел его в сторону, показал свой пистолет и уложил одну
из коз Норалы. Не хотелось этого делать, но я знал, что для него это
полезно.
- Он закричал, упал ниц и принялся вопить. Вероятно, подумал, что это
молния; может, я украл оружие Норалы. "Юрук, - сказал я ему, - ты получишь
это, и даже еще больше, если хотя бы пальцем дотронешься до девушки".
- И что было потом? - спросил я.
- Он убежал туда. - Дрейк улыбнулся, показав на лес, в который
уходила дорога, показанная мне евнухом. - Наверно, прячется там за
деревьями.
Наполняя чайник, я рассказал Дрейку о своем разговоре с Юруком.
Дрейк присвистнул.
- В клещах! Опасность позади и опасность впереди.
- Когда пойдем? - спросил он, когда мы возвращались.
- Сразу после еды, - ответил я. - Нет смысла откладывать. Как вы себя
чувствуете?
- Откровенно говоря, как центральный участник в сцене суда Линча, -
ответил он. - Интересно, но не очень приятно.
Мне тоже. Я был полон научным любопытством. Но приятно мне не было,
нет!
Мы, как могли, позаботились о Вентноре, раскрыли силой ему рот,
просунули резиновую трубку ниже дыхательного горла в пищевод и влили
немного козьего молока. За завтраком все молчали.
Мы не могли взять с собой Руфь, это ясно; она должна оставаться с
братом. Конечно, в доме Норалы она в большей безопасности, чем с нами, но
все же оставлять ее не хотелось. Я подумал: нет никакой необходимости
уходить нам двоим. Одного вполне достаточно.
Дрейк может остаться...
- Незачем класть все яйца в одну корзину, - я решил обсудить этот
вопрос. - Я пойду один, а вы останетесь и поможете Руфи. Если я не
вернусь, вы сможете пойти за мной.
Его возмущение моим предложением было таким же сильным, как и у Руфи.
- Вы пойдете с ним, Дик Дрейк! - воскликнула она. - Или я смотреть на
вас не буду!
- Боже! Неужели вы хоть на минуту подумали, что я соглашусь? - Боль и
гнев боролись в его лице. - Мы идем вдвоем, или не идет никто. Руфь здесь
в безопасности, Гудвин. Ей нужно только опасаться Юрука, а он получил
урок.
- К тому же у нее ружья и пистолеты, и она умеет ими пользоваться. О
чем вы думали, делая такое предложение? - Гнев его превзошел все границы.
Я попытался оправдаться.
- Со мной будет все в порядке, - сказала Руфь. - Я не боюсь Юрука. А
эти существа мне не повредят... теперь, после... после... - Глаза ее
наполнились слезами, губы задрожали, но потом она прямо посмотрела нам в
лицо. - Не спрашивайте, откуда я это знаю, - негромко сказала она. -
Поверьте, это так. Я ближе к ним... чем вы. И если захочу, смогу призвать
на помощь силу, которую мне дал их хозяин. Я боюсь только за вас.
- А за нас бояться не нужно, - торопливо ответил Дрейк. - Мы игрушки
Норалы. Мы табу. Поверьте, Руфь, готов голову отдать: все эти существа,
большие и маленькие, уже знают о нас.
- Нас местное население, вероятно, примет, как почетных гостей.
Может, даже повесят надпись "Добро пожаловать в наш город!" на входных
воротах.
Она улыбнулась, чуть не плача.
- Мы вернемся, - сказал он. Неожиданно наклонился и положил руки ей
на плечи. - Вы думаете, на свете есть что-нибудь, способное помешать мне
вернуться к вам? - прошептал он.
Она дрожала, глядя ему в глаза.
- Что ж, нам, пожалуй, пора, - испытывая неудобство, вмешался я. - Я
согласен с Дрейком: мы табу. Опасности нет, если не считать случайностей.
И мне кажется, что с этими существами случайности невозможны.
- Так же невероятно, как ошибка в таблице умножения, - рассмеялся
Дрейк, выпрямляясь.
Мы приготовились. Ружья, мы это знали, бесполезны; пистолеты мы
решили прихватить - "для уверенности", как выразился Дрейк. Наполнили
водой фляжки, захватили немного еды, несколько инструментов, включая
небольшой спектроскоп, медицинскую сумку - все это упаковали в корзину,
которую Дрейк взвалил себе на широкие плечи.
Я прихватил компас и сильный полевой бинокль. К величайшему
сожалению, фотоаппарат исчез вместе с убежавшим пони, а у Вентнора давно
кончилась пленка.
Мы были готовы к путешествию.
Наш путь пролегал по гладкой темно-серой дороге, поверхность которой
напоминала цемент, спрессованный под очень большим давлением. Не менее
пятидесяти футов шириной, в дневном свете она блестела, будто была покрыта
какой-то стеклообразной пленкой. Дорога резко. клинообразно сужалась,
заканчиваясь у входа в дом Норалы.
Сужаясь в удалении, она тянулась, прямая, как стрела, и исчезала за
перпендикулярными утесами, образующими стену. Сквозь эту стену прошлой
ночью мы пролетели на кубах из пропасти Города. Дальше видимость закрывала
туманная дымка.
Вместе с Руфью мы быстро осмотрели окрестности дома Норалы. Он
размещался словно в узкой перемычке песочных часов. От входа отходили
крутые стены, образуя нижнюю часть фигуры; за домом скалы расходились
шире.
Здесь, в верхней части песочных часов, рос лес, похожий на парк.
Примерно в двадцати милях он оканчивался стеной утесов.
Как тропа, которую показал мне Юрук, минует эти утесы? Есть там
горный переход или туннель? И почему вооруженные люди не отыскали этот
проход и не воспользовались им?
Перешеек между этими двумя горными клиньями не более мили шириной. В
самом центре его стоит дом Норалы; похоже на сад, усеянный цветами и
ароматными лилиями; тут и там виднелись маленькие зеленые лужайки. Голубой
купол дома Норалы не стоял на земле, а как бы вырастал из нее. Создавалось
впечатление, что он продолжается под поверхностью.
Не могу сказать, из чего он сделан. Как будто в глубине поверхности
заключены многочисленные жемчужины. Прекрасный, удивительный, невообразимо
прекрасный купол - огромный пузырь из расплавленных сапфиров и бирюзы.
Но у нас не было времени любоваться его красотой. Несколько последних
указаний Руфи, и мы двинулись по серой дороге. И не успели уйти далеко,
как услышали ее голос.
- Дик! Дик, идите сюда!
Он подбежал к ней, взял ее за руки. Несколько мгновений она,
казалось, испуганно смотрит на него.
- Дик, - услышал я ее шепот. - Дик, вернитесь благополучно ко мне.
Я видел, как она обняла его, черные волосы смешались с
серебристо-карими, их губы встретились. Я отвернулся.
Немного погодя он присоединился ко мне; шел молча, опустив голову,
подавленный.
Пройдя сотню ярдов, мы обернулись. Руфь по-прежнему стояла на пороге
загадочного дома, глядя нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла. Дрейк
продолжал молчать. Мы пошли дальше.
Приблизились стены входа. Редкая растительность у подножий скал
совсем исчезла, дорога слилась с гладкой ровной поверхностью каньона. От
одного вертикального среза прохода в скалах до другого тянулся занавес из
мерцающего тумана. Подойдя ближе, мы увидели, что туман не неподвижен; он
походил не на водяной пар, а скорее на световую завесу, странную смесь
кристалла с каким-то раствором. Дрейк всунул в него руку, помахал: туман
не шевельнулся. Он, казалось, проходит сквозь руку, кость и плоть
призрачны и не в состоянии сдвинуть с места сверкающие частицы.
Бок о бок мы вошли в туман.
И я сразу понял, что никакой влаги тут нет. Воздух сухой, насыщенный
электричеством. Я почувствовал возбуждение, электрические прикосновения,
приятное покалывание в нервах, почувствовал веселье, почти
легкомысленность. Мы хорошо видели друг друга и поверхность скалы, по
которой шли. Не слышалось ни звука, казалось, здесь вообще не
распространяются звуковые колебания. Я видел, как Дрейк повернулся ко мне,
раскрыл рот, губы его зашевелились, и хоть он пригнулся к самому моему
уху, я ничего не услышал. Он удивленно нахмурился, и мы пошли дальше.
Неожиданно мы вышли на открытое место, наполненное чистым прозрачным
воздухом. И сразу услышали высокое резкое гудение, похожее на звук
пескоструйной машины. В шести футах справа от нас скала круто обрывалась в
пропасть. Вниз уходил ствол шахты, заполненный туманом.
Но не этот ствол заставил нас схватиться друг за друга. Нет! Из него
поднималась колоссальная колонна, составленная из кубов. Она находилась в
ста футах от нас. Вершина ее поднималась на сто футов над нами, основание
скрывалось где-то внизу.
Наверху ее огромное вращающееся колесо, в несколько ярдов толщиной,
заостренное на конце, где оно касалось скалы, сверкающее зелеными
вспышками; это колесо с огромной скоростью погружалось в поверхность
скалы.
Над колесом к скале крепился огромный металлический шлем с забралом
из какого-то светло-желтого металла; этот шлем, как гигантским зонтиком,
накрывал мерцающий пар, создавая тот участок чистого воздуха, в котором мы
оказались.
А со всей длины колонны мириады крошечных глаз металлических существ
смотрели на нас, озорно подмигивая; не могу объяснить это ощущение, но я
чувствовал, что смотрят они с удивлением.
Колесо продолжало вращаться еще только несколько мгновений. Я видел,
как камень растекается перед ним, как лава. И вдруг, словно получив
приказ, оно резко остановилось.
Голова колонны наклонилась, смотрела на нас!
Я заметил, что режущий край колеса усажен меньшими пирамидами, а на
вершинах этих пирамид чашеобразное покрытие, сверкающее тем же бледным
светом, что и святилище конусов, в котором мы побывали.
Колонна продолжала сгибаться, колесо приближалось к нам.
Дрейк схватил меня за руку, оттащил назад в туман. Нас снова окружила
полная тишина. Мы осторожно продолжали идти, высматривая конец уступа,
чувствуя, как огромное лицо-колесо крадется за нами; боялись оглянуться,
боялись сделать неверный шаг, чтобы не сорваться в пропасть.
Медленно, ярд за ярдом, продвигались вперед. Неожиданно туман
поредел; мы вышли из него.
Хаос звуков окружил нас. Звон миллиона наковален; гром миллионов
кузниц; громовые раскаты; рев тысяч ураганов. Грохот пропасти бил по нам,
как в тот раз, когда мы спускались по длинной рампе в глубины моря света.
Этот гром был насыщен силой, это был сам голос силы. Оглушенные, нет,
ослепленные им, мы закрыли глаза и уши.
Как и раньше, гром стих, повисла удивленная тишина. Потом в этой
тишине послышалось мощное гудение, а сквозь него пробивались звуки, словно
потекла река бриллиантов.
Мы раскрыли глаза, у нас, как рукой, перехватило горло.
Очень трудно, почти невозможно описать словами раскрывшуюся перед
нами картину. Я все хорошо видел и все же не могу воплотить в словах
увиденное, его суть, его душу, то невыразимое удивление, которое оно
вызывало, всю потрясающую душу красоту и необычность, всю грандиозность,
