комнате много больших и маленьких сундуков, деревянных и бронзовых; все
прочно закрыты.
Пятая, несомненно, служила спальней Норалы. На полу толстый слой
древних ковров. Рядом в домашнем беспорядке много пар сандалий. На одном
сундуке груда гребней, поясов и лент, украшенных драгоценными камнями,
алыми, синими, желтыми.
На все это мы едва взглянули. Искали Норалу. И не нашли ни следа. Она
ушла, как и уверял нас евнух; невидимо мелькнула мимо Руфи, может быть,
когда та не отрывала взгляда от брата; а может, в доме есть еще один
тайный выход.
Юрук опустил занавесы и вернулся в первую комнату, мы за ним. Двое
остававшиеся в ней не пошевелились. Мы подтащили седельные мешки и уселись
на них.
Черный евнух присел в десяти шагах, лицом к нам; подбородок он
опустил на колени, глядя на нас немигающими, лишенными всякого выражения
глазами. Потом его удивительно длинные руки медленно двинулись,
неторопливо, размеренно он описывал ими круги и дуги, касаясь пола
когтями. Казалось, эти руки наделены собственной волей, независимы от
остального тела.
Теперь я видел только его кисти, ритмично двигающиеся взад и вперед,
так медленно, так усыпляюще - взад и вперед... - с этих черных рук стекал
сон, они гипнотизировали...
Гипнотизировали! Я сбросил сонливость. Быстро взглянул на Дика, у
того голова повисла, кивала, кивала ритмично, в такт движению черных рук.
Я вскочил на ноги, дрожа от незнакомого чувства гнева, сунул пистолет
прямо в сморщенное лицо.
- Будь проклят! - крикнул я. - Прекрати! Прекрати и повернись к нам
спиной.
Мышцы руки сжались, когти напряглись, готовые схватить меня; глаза
затянулись пленкой ненависти.
Он не мог знать, что эта за трубка, которой я ему угрожаю, но ощутил
угрозу. Обхватив руками колени, повернулся ко мне спиной.
- В чем дело? - сонно спросил Дрейк.
- Он пытался загипнотизировать нас, - коротко ответил я. - И это ему
почти удалось.
- Да. - Дрейк совершенно пришел в себя. - Я смотрел на его руки, и
мне все больше хотелось спать... мне кажется, лучше связать Юрука. - Он
встал.
- Нет, - удержал его я. - Пока мы настороже, он нам не опасен. Не
хочу применять насилие. Подождите, может, это понадобится позже.
- Хорошо, - мрачно кивнул он. - Но говорю вам, доктор, когда наступит
время, я буду действовать решительно. В этом пауке что-то такое, отчего
мне хочется раздавить его... медленно.
- У меня нет угрызений совести - когда это полезно, - так же мрачно
ответил я.
Мы снова опустились на седельные мешки; Дрейк достал черную трубку,
печально посмотрел на нее, потом вопросительно на меня.
- Все мое было на убежавшем пони, - ответил я на его немой вопрос.
- И мое на моем пони, - вздохнул он. - И во время бега в развалинах я
потерял свой кисет.
Он снова вздохнул и сжал трубку зубами.
- Конечно, - наконец сказал он, - если Вентнор прав... в этом своем
бестелесном анализе... есть от чего прийти в ужас.
- От этого и еще от многого другого, - согласился я.
- Он сказал "металл", - размышлял Дрейк. - Металлические существа с
кристаллическим мозгом и с молниями вместо крови. Вы принимаете это?
- Насколько я мог заметить, да, - ответил я. - Металлические, но
подвижные. Неорганические, но со свойствами, которые мы до сих пор считали
возможными только у органического вещества. Кристаллические, конечно, по
строению и очень сложные. Магнитно-электрические силы составляют часть их
жизни, как энергия мозга и нервных тканей - часть жизни человека.
Одушевленные, подвижные, разумные комбинации металла с электрической
энергией.
Дрейк сказал:
- Мы видели, как шар превратился в диск, а две пирамиды в звезды.
Значит, их верхняя... оболочка способна изменяться. Думая об этом, я все
время вспоминаю броненосца.
- Возможно... - у меня появилась новая мысль... - возможно, под этой
металлической оболочкой есть органическое тело, что-то мягкое, животное...
как в панцире черепахи, в перламутровой раковине устрицы или
ракообразного..
- Нет, - прервал он, - если там есть тело, оно должно находиться
между внешней оболочкой и центром. Потому что в центре что-то
кристаллическое, очень твердое, непроницаемое...
- Гудвин, Вентнор попал в цель. Я видел, как ударила пуля. Но не
отскочила, просто упала вниз. Как муха, ударившаяся о камень... и существо
даже не почувствовало этого удара, как камень не почувствует столкновения
с мухой.
- Дрейк, - сказал я, - я считаю все-таки, что эти существа состоят
исключительно из металла, они неорганические, в какой-то невероятной,
неведомой нам форме. Будем действовать, исходя из этого.
- Вы правы, - согласился он, - но я хотел, чтобы вы первым сказали
это. Разве это так невероятно, Гудвин? Как вы определите разум, сознание?
- Общепринято определение Геккеля. Все способное воспринять стимул,
реагировать под воздействием этого стимула и запомнить свою реакцию, может
быть названо разумным, сознательным существом. Пропасть между тем, что мы
называем органическим и неорганическим, постоянно сокращается. Вы знакомы
с замечательными экспериментами Лилля с различными металлами?
- Очень поверхностно.
- Лилль доказал, что под воздействием электричества и других факторов
металлы проявляют почти те же свойства, что нервы и мышцы человека. Они
устают, отдыхают, а после отдыха становятся заметно сильнее; и у них
бывает несварение, и они проявляют явные свойства памяти. Он также
обнаружил, что они могут заболеть и умереть.
- Лилль заключает, что существует металлическое сознание. Ле Бон
первым доказал, что металл чувствительнее человека, что его неподвижность
только видимая (Ле Бон. Эволюция материи, глава одиннадцатая. - Прим.
автора).
- Возьмите брусок магнитного железа, кажущийся таким серым и
безжизненным, и подвергните его воздействию магнитного поля. Что
произойдет? Железо состоит из молекул, которые в обычном состоянии
повернуты во всех направлениях, совершенно беспорядочно. Но когда через
него проходит ток, в этой внешне неподвижной массе происходят большие
изменения. Все крошечные частицы поворачиваются своим северным концом в
направлении движения тока.
- И тогда сам брусок становится магнитом, окруженным и наполненным
магнитной энергией. Внешне он остался неподвижным; в действительности
произошло большое передвижение.
- Но это бессознательное движение, - возразил я.
- Откуда вы знаете? - спросил он. - Если прав Жак Леб [Профессор Жак
Леб из Рокфеллеровского института, Нью-Йорк. "Механистическая концепция
жизни"], это сознательное движение молекул, не менее сознательное, чем
наши движения. Между ними нет никакой разницы.
- Все наши движение - не что иное, как невольная и неизбежная реакция
на определенные стимулы. Если Леб прав, тогда я лютик на поле. Ведь Леб
всего лишь восстановил провидение, одну из древнейших идей человечества, и
сформулировал ее в терминах тропизма. Омар Хайам, химически возрожденный в
Рокфеллеровском институте. Тем не менее те, кто признает его теории,
утверждают, что нет разницы между их собственными импульсами и
перемещением молекул в магнитном поле.
- И все же, Гудвин, железо соответствует трем критериям Геккеля: оно
воспринимает стимулы, отвечает на них определенными действиями и сохраняет
память об этом; когда ток перестает идти, у железа меняется степень
деформации при растяжении, проводимость и другие свойства; они были
изменены током; но с течением времени воспоминание об этом воздействии
сглаживается. Точно так же ведет себя человеческий организм.
16. МЫСЛЯЩИЙ МЕТАЛЛ!
- Допустим, - согласился я. - Мы подходим к их способу передвижения.
В простейшей формулировке всякое движение есть перемещение в пространстве
под воздействием силы тяготения. Ходьба человека - это постоянное
преодоление силы тяготения, которая стремится притянуть его к поверхности
земли и прижать к ней. Гравитация распространяется в эфире - это
колебания, родственные магнитному полю, которое, если использовать ваше
сравнение, поворачивает молекулы железа. Ходьба - это постоянные разрывы
поля тяготения.
- Снимите на пленку идущего человека, пропустите ускоренно, и вам
покажется, что человек летит. Не будет видно постоянных падений и
подъемов, из которых и состоит ходьба.
- Я полагаю, что передвижение этих существ состоит в постоянном
преодолении поля тяготения, точно так же, как наша ходьба, только в таком
ритме, что нам это продвижение кажется непрерывным.
- Несомненно, если бы мы могли замедлить поступление частичек света в
глаз, мы бы увидели вместо непрерывного полета серию прыжков - точно так
же как замедление пленки показывает нам ходьбу как серию спотыканий.
- Хорошо, до сих пор в этом феномене нет ничего такого, что
человеческий мозг счел бы невозможным; поэтому интеллектуально мы
продолжаем оставаться хозяевами этого феномена; нам нужно опасаться только
недоступного человеческой мысли.
- Металлические и кристаллические, - сказал Дрейк. - А почему бы и
нет? А мы сами кто такие? Кожаные мешки, полные некими жидкостями и
опирающиеся на подвижное устройство, состоящее в основном из извести. Мы,
с нашей кожей, ногтями и волосами, происходим в конечном счете из того
первобытного желе, которое существовало бессчетные миллионы лет назад и
которое Грегори [Дж.В.Грегори, профессор геологии университета Глазго]
назвал протобионом. И оттуда же змеи с их чешуей и птицы с их перьями; рог
носорогов и волшебные крылышки бабочки; панцирь краба, тонкая паутинка и
сверкающее чудо перламутра.
- Разве между всеми ними меньшая пропасть, чем между нами и металлом?
Я думаю, нет.
- Не материально, - согласился я. - Но остается вопрос о сознании.
- Этого я не могу понять, - сказал Дрейк. - Вентнор говорил... как он
это назвал? - о групповом сознании, действующем в нашей сфере и в сферах
выше и ниже нашей, с известными и неизвестными нам чувствами. Я вижу
это... смутно, Гудвин... но не могу понять.
- Мы согласились называть эти существа металлическими, Дик, - ответил
я. Но это совсем не значит, что они состоят из известных нам металлов. Но,
будучи металлическими, они должны иметь кристаллическую структуру.
- Как указал Грегори, кристаллы и то, что мы называем органической
материей, с самого начала эволюции имели равные шансы. Мы не можем
представить жизнь, не наделив ее определенным сознанием. Голод - это
проявление сознания, и нет других стимулов для еды, кроме голода.
- Кристаллы едят. Извлечение энергии из пищи сознательно, потому что
целенаправленно, а цели без сознания не бывает; извлечение энергии для
деятельности тоже целенаправленно и потому сознательно. Кристаллы делают и
то, и другое. И могут передать эту способность своим детям, точно так же,
как мы. Нет причин, почему бы им в благоприятных условиях не вырастать до
гигантских размеров, однако они этого не делают. Они достигают
определенного размера и за него не переходят.
- Напротив, они делятся, дают жизнь другим, меньшим кристаллам,
которые начинают расти, пока не достигают размеров предшествующего
поколения. И эти младшие поколения, как у людей и животных, повторяют
старшие!
- Итак, мы приходим к заключению о возможности появления
кристаллических существ, которые благодаря законам эволюции могут
достигнуть такой ступени, какой достигли существа, удерживающие нас. И
