теперь находился далеко от нас, он превратился в огненное кольцо и все
продолжал уменьшаться.
Это не пещера: я видел звезды, с облегчением узнавал знакомые
созвездия неба Северного полушария. Какие бы ужасы и испытания нас ни
ждали, мы по крайней мере не встретим их в глубоком подземелье. Эта мысль
странно успокаивающе подействовала на меня.
Неожиданно звезды и небо исчезли.
Мы оказались под поверхностью светящегося моря.
Я почувствовал, что сила циклона уменьшилась; теперь ветер дул снизу
вверх и в переднюю поверхность куба. Я слышал только шум нашего полета и
ржание испуганного пони.
Осторожно повернув голову, увидел на самом краю куба Вентнора и
Дрейка. Они сидели скорчившись, по-лягушечьи. Я пополз к ним - буквально
пополз, как гусеница; когда тело касалось поверхности куба, сила
удерживала его и позволяла только скользящее движение. И вот как червь
размером с человека я добрался до товарищей.
И когда мои ладони коснулись куба, я окончательно удостоверился, что
как бы он ни действовал, он все равно металлический.
Ошибиться невозможно. Это металл, похожий на полированную платину.
И металл этот теплый, приятный на ощупь, с температурой примерно 95
градусов по Фаренгейту [35 градусов по Цельсию]. Я посмотрел на эти
маленькие светящиеся точки, который - я теперь был уверен в этом -
являются органами зрения; они походили на точки пересечения бесчисленных
плоскостей кристалла. И казались одновременно близкими к поверхности и
очень далекими от нее.
И в то же время они похожи... на что же они похожи? Осознание
сходства вызывало шок.
Похожи на галактики золотистых и сапфировых звезд в глазах Норалы.
Я подполз к Дрейку, приблизил голову к его голове.
- Не могу двигаться, - прокричал я. - Не могу оторвать рук. Мы
прилипли - как мухи. Как вы сказали.
- Тащите их на колени, - ответил он, наклоняясь ко мне. - Это их
освобождает.
Я поступил, как он посоветовал, и, к своему изумлению, понял, что
могу освободить руки. Я ухватил его за пояс, попробовал встать.
- Бесполезно, док. - Прежняя улыбка появилась на его напряженном юном
лице. - Надо ждать. Колени оторвать невозможно.
Я кивнул, подвигаясь еще ближе к нему. Потом опустился на корточки,
чтобы отдохнули мышцы ног.
- Вы видите их, Уолтер? Женщину и Руфь? - беспокойно спросил Вентнор,
поворачиваясь ко мне.
Я всмотрелся в мерцающие сумерки; покачал головой. Ничего не видно.
Наши несущиеся кубы как будто вновь погрузились в туман; как снаряд в
воздухе, мы разрывали этот туман, но он клубился перед нами, стенами стоял
по сторонам и смыкался, когда мы пролетали; из-за него ничего не было
видно.
Но у меня было устойчивое впечатление, что там, за этими туманными
стенами, происходит упорядоченное движение; орды, более грандиозные, чем
войска Чингиз-хана, которые века назад бились об основания этих же самых
гор, проходят взад и вперед. Я мельком замечал огромные фигуры, которые
даже назвать не могу; они быстро мелькали мимо; в тумане виднелись
блестки, подобные огненным копьям.
И всегда, повсюду постоянное передвижение, ритмичное, вызывающее ужас
- как миллионы ног невидимых существ неизвестного, чуждого мира впервые
вступают на наш порог. Они готовятся, тренируются в обширном прилегающем
пространстве между известным и неизвестным, бдительные, угрожающие,
ожидающие сигнала, чтобы обрушиться на нас.
Мне снова показалось, что я на пороге какого-то открытия, откровения,
и я напрягался, пытаясь поймать это открытие, осознать его; и в это время
почувствовал, что скорость наша уменьшается, рев стихает, туман вокруг
редеет.
Туман совсем рассеялся. Я увидел, как распрямились Вентнор и Дрейк;
сам поднялся с трудом.
Мы оказались на краю водоворота, воронки в сверкающем тумане; дальний
конец воронки в миле от нас расширялся в большой круг; его смутно
очерченные края сталкивались со стеной - города. Как будто перед нами на
боку лежит конус из хрустально прозрачного воздуха, а на его изогнутые
стороны давит некая среда, тяжелее воздуха, но легче воды.
Верхняя дуга основания конуса уходила в высоту на тысячу и более
футов; над ней все скрывала мерцающая туманность, похожая на огромное
облако светляков. Со всех сторон от конуса в бесконечность уходила все та
же мерцающая туманность.
И вдруг в ней появились тысячи ярких лучей, они метнулись, заплясали,
сплетались и расплетались, пролетали туда и сюда - как мириады лучей
больших прожекторов в фосфоресцирующем туманном море, как бесчисленные
полосы зари, пробивающие собственный радужный покров. И в игре этих лучей
чувствовалось что-то ужасно механическое, ритмичное и упорядоченное.
Эта игра была - как бы ее получше описать? - целенаправлена; как
перемещение маленьких металлических существ в развалинах, как золотая
песня Норалы, как изменения Разрушителя; и подобно всему этому, в игре
лучей чувствовалось скрытое значение, какое-то сообщение: мозг понимает,
что это сообщение, но суть его постигнуть не может.
Лучи, казалось, поднимаются вверх от самой земли. Теперь они походили
на бесчисленные копья, которые несет марширующая армия титанов; а вот они
превращаются в тучи стрел, испускаемые боевыми отрядами гениев света. Они
вздымаются вертикально, а между ними, раздвигая их, движутся огромные
смутные фигуры, словно образуются и рассыпаются горы; словно темные
чудовища огненного мира пробиваются сквозь густой лес высоких деревьев из
холодного пламени; чудовищная химера бредет через бамбуковую чащу,
раздвигая ее огненными клыками; фантастический левиафан всплывает сквозь
гигантские светящиеся водоросли на поверхность моря под свет звезд.
Откуда эта сила, какой механизм производит эти лучи? Он не сзади нас:
повернувшись, я увидел, что сзади густой туман. Я был уверен - не знаю,
почему, - что энергия исходит от отдаленной стены самого города.
Конус, в вершине которого мы находились, расширялся от того места,
где мы стояли - на этот раз неподвижно.
Основание конуса помещалось на стене, вершина - там, где мы.
В большом круге поверхность стены была гладкой и тусклой: ни следа
мелькающих огней, которые мы видели, пролетая над радужным морем. Она
слабо светилась. Без единого выступа, гладкая вертикальная стена из
полированного синеватого металла - и все.
- Руфь! - простонал Вентнор. - Где она?
Сердясь на себя за черствость, за то, что на время забыл обо всем, я
неуклюже подполз к нему, пытаясь дотронуться, утешить, если смогу.
И тут, как будто его возглас послужил сигналом, огромный конус
двинулся. Медленно круглое основание скользнуло вниз с мерцающей стены;
пошло вниз, круто вниз; я понял, что мы задержались на краю какой-то
глубокой впадины, потому что основание конуса опустилось уже футов на
двести и продолжало опускаться.
Послышался облегченный вздох Вентнора, Дрейк что-то произнес, с моего
сердца спала тяжесть. Всего в десяти ярдах от нас, чуть ниже нас, в тумане
показалась великолепная голова Норалы и рядом с ней милая головка Руфи.
Они вынырнули из мерцания, как пловцы из глубин. И вот они прямо перед
нами, и нам видна поверхность их куба.
Но они к нам не поворачивались, смотрели прямо вперед, по оси
опускающегося конуса; Норала рукой обнимала Руфь за талию.
Дрейк болезненно сжал мое плечо; ему не нужно было указывать, что его
поразило. Воронка прервала свой медленный спуск, сделал один быстрый
резкий рывок и остановилась. Теперь основание конуса упиралось в гладкий
треугольник, расширяющийся от вершины, в которой находились мы, до
противоположной стороны длиной футов в пятьсот; эта сторона примыкала к
основанию металлической стены города. Плоскость треугольника была
наклонена под углом в тридцать градусов.
Круг с туманными очертаниями превратился в овал, приплюснутый эллипс
пятисот футов в высоту и втрое больший в длину. И точно в его центре,
сверкая, словно он вел в исполненное сиянием пространство, находился еще
один гигантский прямоугольный портал.
По обе стороны от него, в по-видимому сплошной металлической стене,
появились две щели.
Начинались они как тонкие линии на высоте в сотню ярдов, через них
пробивался яркий свет; затем они расширялись, как зрачки чудовищной кошки,
и в самом широком месте из них вырывалось голубое сияние, словно
расплавленная сталь через раскрытый затвор.
В глубине их ощущалось движение. Десятки башнеобразных фигур
скользили через них, каждая из фигур ярко радужно светилась. Над их
вершинами вращались огненные короны.
Они стремились вперед, поворачивались, раскачивались, как листья на
сильном ветру. Вырывались из кошачьих зрачков стены, эти бродячие фигуры,
увенчанные вращающимися огнями. Исчезали в тумане. И как только все они
прошли, зрачки начали сокращаться, превратились в узкие щели, исчезли. И
перед нами снова только ждущий портал в стене.
Первый куб устремился вперед. Точно так же внезапно за ним
последовала и наша платформа. Снова под напором ветра мы вцепились друг в
друга; пони закричал в ужасе. Металлический утес устремился навстречу нам,
как стальная грозовая туча, разинутой пастью холодного голубого пламени
надвинулся портал.
Мы пронеслись в него, были пожраны им.
Ослепительный свет, невыносимо яркий поток, глаза не выдерживают,
болят. Мы втроем прижались к боку пони, зарыли лица в его жесткую шерсть,
пытались спрятать глаза; но как мы ни старались, как ни напрягали мышцы
век, свет пробивался сквозь закрытые глаза, сквозь тело маленького
животного, через наши головы, обжигая зрение.
10. ВЕДЬМА! ВЕРНИ МОЮ СЕСТРУ!
Не знаю, долго ли находились мы в этом потоке света. Казалось, целые
часы. На самом деле, минуты или даже секунды. Потом я почувствовал
перемежающуюся тень, мягкую, целительную полутьму.
Поднял голову и осторожно открыл глаза. Мы спокойно двигались в
голубом полумраке; в движении ощущалось каким-то образом приближение к
дому, к концу пути. Мы как будто находились на краю освещенного
пространства, в той области, где быстрые световые волны, которые мы
называем фиолетовым светом, смешиваются с еще более быстрыми; мозг их
воспринимает, но не может описать в цветовых терминах. И глаза мои как
будто затянулись пленкой; вероятно, следствие яркого света, подумал я,
нетерпеливо тряся головой.
И тут я увидел предмет не далее фута от себя; застыл, ощутил
покалывание на коже головы, смотрел, не веря своим глазам. Я увидел скелет
руки. Кости казались серовато-черными, они были резко очерчены, как в
хирургическом экспонате; костяная рука как будто что-то сжимает.
Снова ледяное покалывание на черепе и по всей коже: эти кости сжимают
скелет лошади, на которой могла бы скакать сама смерть; голый лошадиный
череп свисает впереди на длинных шейных позвонках.
Я поднес руки к лицу, чтобы закрыть ужасное призрачное видение - и
рука скелета тут же придвинулась ко мне, оказалась перед моими глазами,
коснулась меня.
Я испустил крик ужаса, который оборвался, как только я понял, что
происходит. И так велико было мое облегчение, так приятно среди
необъяснимого ухватиться за что-то понятное, что я рассмеялся вслух.
Это мой собственный скелет. А лошадь смерти - наш пони. Оглядываясь,
я уже знал, что увижу. И увидел: два скелета, черепа опираются на кости
рук, скелеты прислонились к скелету лошади.
А перед нами, вертикально на сверкающей поверхности куба, два женских
