спуски и подъемы,- и я вдруг отчетливо понял, что нам нечего и думать о том,
чтобы преодолеть все эти препятствия. Долина, лежащая где-то там, за ними,
для нас недостижима. Но что нам делать, этого я не знал.
Возвратиться в Нукухиву, прежде чем мы удостоверимся, что наш корабль
ушел,- такая мысль даже не приходила мне в голову; да и неизвестно еще,
сумели бы мы туда добраться: расстояние, отделявшее нас от нее, мы даже
примерно себе не представляли и направление после всех наших странствий тоже
не могли бы определить. И мыслимо ли это - после стольких трудов отступить и
от всего отказаться?
В трудную минуту человеку ничто так не противно, как движение "на
месте, кругом и назад шагом марш!" - то есть полное повторение в обратном
порядке того, что уже пройдено, тем более если человек любит опасное и
неведомое, возвращаться назад он не согласен ни за что, покуда остается хотя
бы тень надежды найти выход на новых, неизведанных путях.
Именно такое чувство толкало нас вперед, и мы опять спустились по
другую сторону отрога, на который только что с таким трудом взобрались,-
хотя зачем, мы и сами не знали.
Не обменявшись ни полсловом, мы с Тоби оба решили, что от теперешнего
замысла приходится отказаться: на лице друг у друга мы увидели то выражение
безнадежности, которое красноречивее всяких слов.
Смеркалось, когда мы с ним очутились на дне третьей пропасти, не в
силах сделать больше ни шагу, покуда отдых и пища хоть как-то нас не
подкрепят.
Выбрав наименее неудобное место, мы сели бок о бок, и Тоби вытащил
из-за пазухи священный сверток. В молчании были съедены крохи, оставленные
от утренней трапезы, и мы, даже в мыслях не покусившись на остальные запасы,
поднялись, чтобы соорудить себе укрытие для ночлега, ибо сейчас мы всего
более нуждались в сне.
По счастью, место на этот раз больше отвечало человеческим
потребностям, чем наше пристанище накануне ночью. Мы расчистили маленький,
но почти ровный клочок земли, свили из тростника некое подобие низенькой
хижины, а поверх покрыли ее изрядным слоем длинных толстых листьев, которые
росли на дереве рядом. Этими листьями мы старательно обложили все вокруг,
оставив только совсем небольшое отверстие, чтобы протиснуться в укрытие.
В этих глубоких провалах, куда, казалось бы, нет доступа ветрам,
хозяйничающим наверху, царит, однако, такой пронизывающий промозглый холод,
какого трудно ожидать в здешних широтах; а так как, кроме шерстяных
тельняшек и парусиновых штанов, у нас не было ничего, что бы согревало наши
бренные тела, мы особенно позаботились сделать свою тростниковую хижину как
можно теплее. Для этого мы оборвали чуть ли не все листья с ближних деревьев
и кучей навалили их сверху да еще втащили охапку внутрь и соорудили из нее
роскошное ложе.
В ту ночь, если бы не мучившая меня боль, я мог бы выспаться по-царски.
Но я только забывался время от времени чутким сном, между тем как Тоби
посапывал у меня под боком с таким вкусом, словно нежился на голландском
полотне. Дождя в ту ночь, на наше счастье, не было, и мы были избавлены от
мук холодной бани.
Утром меня разбудил громкий голос моего товарища, который звал меня из
шалаша. Я выполз из-под кучи вчерашних листьев и поразился перемене, какую
вызвала в нем одна хорошо проведенная ночь. Он был бодр и жизнерадостен, как
молодая птица; для того чтобы умерить свой здоровый утренний аппетит; он
жевал мягкую кору какого-то древесного побега, которую тут же предложил и
мне, уверяя, что это чудеснейшее средство от голода.
Я же, хоть и чувствовал себя тоже несравненно лучше, чем накануне,
тщетно пытался заглушить тревогу, которую внушала мне моя злосчастная нога,
мучившая меня вот уже целые сутки сильными и частыми приступами боли. Но, не
желая портить настроение моему другу, я пресек жалобы, готовые сорваться у
меня с языка, и, весело пригласив Тоби поторопиться с нашим пиршеством,
приступил к умыванию. После торжественного омовения мы съели, вернее,
проглотили, медленно рассасывая каждую крошку, наши мизерные порции пищи и
стали совещаться о дальнейших шагах, которые нам надлежало предпринять.
- Что же нам делать? - спросил я тоскливо.
- Как что? Спуститься в ту долину, что мы видели вчера,- отозвался Тоби
таким зычным и решительным голосом, что мне пришло в голову серьезное
подозрение, уж не умял ли он втайне от меня хороший бараний бок где-нибудь в
кустах по соседству.
- Что же еще нам остается, как не это? - продолжал Тоби.- Ведь здесь мы
с тобой в два счета с голоду подохнем. А все твои опасения насчет тайпийцеа
- сущий вздор. Обитатели такой прекрасной долины обязательно должны быть
милейшими людьми. Может быть, конечно, ты согласен погибнуть голодной
смертью в этой мокрой яме, но я, например, предпочитаю спуститься, и будь
что будет.
- А кто будет нашим проводником? - уныло продолжал я.- Даже если мы
изберем твой план, неужели нам опять карабкаться вверх и вниз по всем этим
кручам, чтобы возвратиться к исходному месту и оттуда ласточкой с обрыва
нырнуть в долину?
- Гм, черт, я об этом не подумал,- сказал Тоби.- Ведь и вправду, долину
со всех сторон ограждали скалы.
- Отвесные, как борта линейного корабля, только в сто раз выше,-
подтвердил я.
Товарищ мой повесил голову и задумался. Потом он вдруг вскочил и
обратил ко мне взор, освещенный тем живым огнем, который знаменует
возникновение блестящей идеи.
- Ну ясное дело! - воскликнул он.- Ведь все ручьи текут в одну сторону
и наверняка попадают сначала в долину, а оттуда уже в море. Нам только нужно
пойти по течению вот этого ручья, и рано или поздно он приведет нас в
долину.
- Верно, Тоби! - воодушевился и я.- Твоя правда. И приведет очень
скоро, потому что видишь, под каким уклоном бежит вода?
- Вижу! - обрадовался мой друг, услышав от меня подтверждение своей
теории.- Конечно, так оно и есть! Ну пошли, пошли скорее. Да выкинь ты из
головы все свои выдумки насчет тайпийцев и - да здравствует прекрасная
долина Хаппар!
- Ты, значит, считаешь, что там живут безобидные хаппарцы. Дай бог,
чтобы ты оказался прав, любезный друг,- сказал я, покачав головой.
- Аминь! - отозвался Тоби, устремляясь вперед.- Я знаю, что это долина
Хаппар, потому что больше и быть-то нечему. Такая роскошная долина - целые
леса хлебных деревьев, кокосовые рощи, заросли гуавы. Ах, братец, не
отставай. Клянусь всеми сочными плодами, я умираю от нетерпения за них
приняться. Да ну же, веселей, живей! Ты ли у меня не молодец! И не гляди
хмуро под ноги, а подвернется камень, сшибай его с дороги, вот как я. Завтра
утром, помяни мое слово, мы с тобой будем как сыр в масле кататься. Вперед!
И с этими словами он как безумный припустился со всех ног вниз по
ущелью, совершенно позабыв, что я не в силах за ним угнаться. Немного погодя
он, впрочем, опомнился и, остановившись, подождал, пока я с ним поравняюсь.
9
Бесстрашная уверенность Тоби была заразительна, и я тоже стал
склоняться к хаппарской гипотезе. Но, пробираясь мрачным пустынным ущельем,
я все-таки не мог унять волнения и тревоги. Идти сначала было совсем легко,
но постепенно становилось все труднее и труднее. Русло потока часто
оказывалось завалено обломками нависших вокруг скал, и вода ярилась и
пенилась перед этими преградами, образуя маленькие водопады, разливаясь
глубокими озерками и бешено обрушиваясь на каменные груды.
А ущелье было узким и стены его отвесными, так что приходилось брести
по воде, то и дело спотыкаясь о невидимые камни, оскользаясь на подводных
древесных корнях. Но самым досадным препятствием были корявые ветви
деревьев, росших на отвесных склонах: они переплетались так густо и так
низко, что приходилось просто проползать под их давящими сводами. И мы
ползли на четвереньках по мокрым камням, проваливаясь с головой, когда вода
разливалась, а мы не видели, потому что было почти совсем темно. Случалось,
мы ударялись лбами о стволы деревьев, принимались, не чая беды, увлеченно
тереть ушибленное место, и шлеп! - прямо носом на острие ребристого камня, и
безжалостные потоки воды обдавали сверху наши простертые тела. Я думаю,
Бельцони, протискивавшемуся в подземные переходы египетских катакомб, едва
ли приходилось так туго, как нам. Однако мы мужественно преодолевали
трудности, хорошо сознавая, что вся наша надежда в том, чтобы двигаться
вперед.
На закате мы сделали привал и позаботились об устройстве ночлега. Снова
соорудили шалаш наподобие прежних и, забравшись в него, попытались забыться
сном. Товарищ мой, мне кажется, выспался отлично, но я, когда мы утром
выползли на свет божий, почувствовал, что у меня, наверное, не хватит силы
идти дальше. От этой немощи Тоби прописал мне принять внутрь и
незамедлительно содержимое одного из наших шелковых сверточков. Но как он ни
настаивал, я такой способ лечения решительно отверг, и мы, подкрепившись
нашим обычным лилипутским завтраком, без дальних слов снова пустились в
путь. Пошел уже четвертый день с тех пор, как мы покинули Нукухиву, и голод
давал себя чувствовать все острее. Чтобы хоть как-то успокоить его мучения,
мы жевали на ходу мягкую кору каких-то корней и молодых побегов, которая не
могла нас напитать, но по крайней мере была приятна на вкус.
Мы медленно спускались по каменному ложу ручья. К полудню была пройдена
всего одна миля. Именно в это время отдаленный гул падающей воды, смутно
долетавший к нам еще утром, сделался настолько отчетливым, что мы не могли
уже больше не обращать на него внимания. И вот путь нам преградил во всю
ширину ущелья обрыв футов в сто высотой, вода единым бешеным каскадом
обрушивалась с него прямо вниз. А справа и слева высились совершенно
отвесные скалы, так что обойти водопад стороной нечего было и думать.
- Что будем делать теперь, Тоби? - спросил я.
- Гм. Не отступаться же,- ответил он.- Стало быть, пошли дальше.
- Золотые слова, друг мой Тоби. Но как, интересно, ты намерен это
осуществить?
- Можно спрыгнуть в водопад, если не найдется другого способа,- твердо
ответил мой товарищ. - Зато быстро. Но поскольку ты сейчас не в такой
хорошей форме, как я, попробуем что-нибудь еще.
С этими словами он осторожно полез по скале вперед и заглянул в водяную
пропасть, а я стоял сзади и не мог даже себе представить, как нам преодолеть
это, на мой взгляд, совершенно непреодолимое новое препятствие. Когда Тоби
закончил осмотр, я поспешил поинтересоваться, что он сумел высмотреть.
- Ах, тебя интересует, что я высмотрел,- отозвался он своим
задумчиво-шутливым тоном. - Что ж, объяснить недолго. В настоящее время мне
неясно только, чья шея, твоя или моя, удостоится чести быть сломанной в
первую очередь, но я полагаю, что не менее ста шансов против одного в пользу
того, кто прыгнет первым.
- Вот видишь, значит, невозможно? - хмуро сказал я.
- Напротив, любезный друг, ничего нет легче. Сложность только в том,
каково достанется нашим костям там внизу и будем ли мы после этого способны
к дальнейшим боевым действиям. Но подойди сюда, я покажу тебе, в чем наш
единственный шанс.
Я полез вслед за ним к краю обрыва, и он показал мне, что отвесная
каменная стена над водопадом и дальше вся топорщится какими-то странными
толстыми корнями в несколько футов длиною, которые свисают чуть ли не из
каждой трещины, заканчиваясь в воздухе наподобие черных сосулек. Нижние
корни даже касались воды. Были среди них и гнилые, замшелые, с оторванными
