указа от 8 апреля 1989 года -- по содержанию равными статьям 70 и 190-1 УК
РСФСР. Угроза нового витка несвободы была более чем реальна. Да, пока
компартия была в силе, пока она насильственно удерживала в своих руках
четыре власти, я главным направлением своей деятельности считал идейную
борьбу с коммунистической идеей, с коммунистической организацией. Сегодня
коммунистическая идея рухнула, обком доживает последние дни, месяцы,
недалеко время, когда компартия сменит свое название (нелепость его уже для
всех очевидна). "Дагправда" и обком, пытающиеся делать вид, что твердыня
партии неколебима, уже никого не обманут, ибо не обманываются и сами
относительно своего будущего.
Я не отказываюсь ни от одной буковки своей статьи, но сегодня ситуация
изменилась -- и благодаря этой статье тоже. Противник побежден -- и я не
ставлю целью его унизить, оскорбить, тем паче, уничтожить. Этим, наверное, и
отличаюсь от большевиков-ленинцев. Я ценю китайскую мудрость -- "самая
прочная победа та, в которой нет побежденных": давайте считать, что не одни
люди победили других, а что победила истина, победили честность,
благородство, человеческое достоинство -- все то, что ни в грош не ставила
мораль "нового мира".
В этом смысле побежденных нет, ибо быть побежденным истиной, т е.
обретшим истину -- не поражение, а победа. Прозрение не может быть
поражением. Я воевал против ложной, расчеловечивающей идеи, а не против
людей. Сегодняшним и вчерашним коммунистам необходимо помочь сойти с позиции
всемирных учителей (а сходить не хочется -- вчерашние наши коммунисты
непререкаемым тоном учат, опять учат нас... демократии), вернуться в
человечество, обрести новый смысл жизни.
Да, я считаю, что суд над компартией, над коммунистической идеологией
необходим. Но я призываю к суду, а не к расправе. Закон только тогда закон,
когда он применим и применяем ко всем. Суд над коммунистической идеей
очистит страну от болезни коммунизма, предотвратит попытки создания
тоталитарных режимов с другой идеологической начинкой, станет исполнением
закона над уголовно преступными иерархами компартии. Людям, не совершавшим
уголовных преступлений, нечего бояться Нового Нюрнберга.
Главная идея статьи -- ограниченность прав любого коллектива, любой
общины. Фатхула Джамалов любит разглагольствовать об охлократии (власти
толпы), выставляя себя чуть ли не борцом с охлократией. На деле ж, Ф.
Джамалов -- охлократ, по-большевистски прикидывающий за кем сегодня сила,
по-большевистски разжигающий низменные инстинкты толпы, по-большевистски
цинично ставящий под удар не понимающую своего интереса толпу, льстящий
толпе, угодничающий перед толпой, говорящий не истину, а желаемое быть
услышанным. Сегодня большевик Ф. Джамалов разжигает у толпы ненависть к
коммунистам точно так же, как коммунисты разжигали ненависть толпы к
предпринимателям, дворянам, интеллигенции. Большевики ведь обманывали народ,
помимо всего прочего, еще и тем, что льстили толпе, льстили "рабочему
классу" и "крестьянству" -- нарекали их авангардом общества, гегемонами его.
Задуренное коммунистической ложью и уверениями в том, что оно "самое
передовое", общество до недавнего времени не слушало голоса тех, кто не
льстил ему, а говорил правду. С большевизмом потерпела крах идея примитивной
афинской демократии, власти толпы, власти низов. Вывод из 2,5 тысячелетней и
74-летней истории: толпу превращает в гражданское общество умение слушать
всех -- умение оценить правоту одного -- идущего против всех. ***
Афинская демократия не знала границ. Русское народопоклонство не знало
границ. Пресмыкательство интеллектуалов мира перед большевистским принципом
большинства не знало границ.
А давайте зададимся вопросом: каковы границы суверенности народа,
каковы границы прав народа, прав большинства? Ну вот решит -- проголосует
народ, что такому-то надо отрубить голову, потому что цвет глаз у него
какой-то не такой, -- имеет народ право это делать?
-- Как, то есть, -- сказали бы Ленин с Троцким (и Робеспьер с Маратом),
-- а у кого он должен спрашивать? Или: "Народ ошибаться не может", -- как
пишут сегодня господа перестройщики. Присудили к гильотине Людовика XVI и
жену его -- в своем праве. Присудили екатеринбургские "депутаты от народа" к
расстрелу Николая II-го, жену его и детей -- глас народа -- глас божий.
А я говорю: не имеют права: суверенность народа ограничивается
суверенностью личности, права народа -- правами личности, правами человека.
Народ не всех законов выше, есть писаные законы, которые выше народа, выше
человечества, законы -- соблюдение которых одна из целей существования и
человека, и человечества.
-- Ну, а вот принял народ расчеловечивающий его самого закон -- и что
ему сделаешь?
-- А вот тут вторая моя теза: народ может быть преступен. Народ,
посягнувший на права личности, на ее право думать и говорить, использовать
свою жизнь для понимания и распространения достигнутого понимания, для
предложений устроить внешний мир иначе, чем он был устроен при его
(человека) рождении, такой народ преступен.Народ этой страны преступен, ибо терпит, что его именем держат в
тюрьмах за слово. Преступен, ибо в сознании этого народа укоренилась мысль,
что народ больше личности, что интересы общества выше интересов человека.
Это и есть расчеловеченность.
Для человеческих обществ интересы личности выше интересов общества, или
так: интересы личности, обеспечение прав человека -- цель и смысл
существования обществ. Именно так: общество только то и должно: обеспечивать
права личности, создавать структуру свободы, а уж отдельные люди будут
пользоваться этой свободой в поисках содержания.Цель общества не содержание, а форма, способная вмещать весьма и весьма
различные содержания. То общество погибло, которое целью объявило
содержание, зафиксировало хотя бы основные параметры его. Зафиксировали
такое содержание как социализм? -- потому и гибнем.
Господин Лацис, Вы спрашиваете, почему мы бедные? -- Потому что
социализм. Потому что на площади обком стоит и жизнь запрещает: потому что
не всюду искать разрешает, а только там, где смердит -- "на путях
социализма".
В статье "Затянувшаяся пауза" партийный функционер Герасимов предлагает
поставить вопрос о многопартийности на съезде партии. Ему это его
предложение кажется неслыханно смелым... Да не имеете вы права ставить этот
вопрос на голосование! То есть, конечно, съезд, или что там у вас, может
поставить этот вопрос, может принять постановление, а потом провести через
верхсовет закон, что не всем можно говорить, а только тем, кто за социализм.
Может. Но этим народ (если верхсовет примет, а народ не сметет его) объявит
себя преступным и стоящим, как уже семьдесят с чем-то лет, вне человечества.
Человек же, живя в преступном государстве, узаконивающем запрет на выражение
идей противных коммунизму, обязан нарушать расчеловечивающий
коммунистический закон запрета на мысль, на слово.
Аналитики "Голоса Америки" рассуждают в связи с недавними
перестановками в ЦК: "Единственной реальной политической силой в Союзе
является компартия, а наиболее прогрессивной силой в партии является группа
Горбачева, и, наконец, наиболее прогрессивной силой этой последней является
Горбачев -- его-то -- очередного преобразователи России -- и надо
поддерживать".
-- Господа прагматики, а ведь партийное государство не может быть
правовым!
-- Да, но мистер Горбачев ведь прогрессивный деятель.
-- Да не может быть демократом начальник партийного государства!
Прогрессивен он только с точки зрения администрации страны-лагеря, ибо
изменяет только для того, чтобы все осталось по-прежнему. Чтобы власть
осталась у партии, а значит, чтобы страна по-прежнему оставалась тюрьмой.
Своими реформами он закладывает новый виток рабства, углубляя и без того
глубокую традицию тысячелетнего российского рабства.
Один из узников Чистопольской тюрьмы в начале 1987 года написал
заявление с обязательством соблюдать "принятые государственной думой законы,
даже если они будут предложены большевиками". Но ведь это неверная моральная
установка! А если государственная дума -- с большевиками или без них --
наложит запрет на слово? Да не должен человек признавать над собой власти
большинства! Не что угодно имеет право ставить на обсуждение государственная
Дума. А большевистская дума ставит -- и не может не ставить -- на
голосование вопросы, каких не имеет права ставить. Она ставит на голосование
вопрос: разрешено или не разрешено мне говорить то, что я думаю о жизни, она
ставит на голосование вопрос: мне или ей решать что мне читать, что мне не
слушать даже, а слышать, можно или нельзя мне предлагать обществу иначе,
нежели как большевистская дума предлагает, устроиться.
Тот, кто передоверяет партии ли, государственной думе ли думать о мире,
о человеке и о устройстве внешнего мира, тот не человек уже.
Человек обязан ставить границы суверенитету общества, народа,
человечества, государственной думы, верховного совета, курултая, конвента,
великого хурала.
Право личности думать и говорить, печатать и распространять никакая
власть не имеет права ставить на голосование, а закон, ущемляющий право на
свободу слова и печати, человек обязан нарушать, кто бы и в каком количестве
за такой закон ни проголосовал.
Вот этого-то представления об ограниченности прав любого собрания нет,
не было и быть не может в большевистской, коммунистической, марксовой
морали.
И в большевистской и в марксовой морали нет представления о
самоценности личности, о том, что это личность движет историю и
человечество, открывает смысл существования человека и человечества и что в
силу последнего она не меньше и общества и человечества.
Консультант "Голоса Америки" госпожа Каминская находит новую редакцию
статьи 7 "странной", она не видит какие это "призывы к изменению советского
государственного и общественного строя" могут быть сочтены "сделанными
способом противоречащим конституции" этой страны. Бином сей решается очень
просто. Конституция-то у нас особая! В ней есть статья 50-я: "В соответствии
с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя
гражданам СССР гарантируются свободы: слова, печати, собраний, митингов,
уличных шествий и демонстраций". Значит, если я выступаю с призывом заменить
социалистический строй свободой, я буду действовать способом, противоречащим
конституции, ибо свобода слова дана мне, чтобы я укреплял социализм, а не
доказывал его неизбежную противочеловечность. Славить социализм разрешено
тоже не как мне вздумается, а правильно славить, православить ("а то вы
такой умный, что не поздоровится и от похвал ваших..."), а как это --
правильно? -- а правильно -- это как разрешено комитетами разрешающими. Одна
эта статеюшка порождает всю структуру совжизни... Конституция у нас особая.
И свобода слова тоже особая. Не забывайте этой мелочи, господа комментаторы!
Политбюро поставило перед юристами задачу: 1) чтобы все было как у
людей, 2) чтобы не было слов "антисоветская агитация и пропаганда", 3) чтобы
все запреты остались в силе!
Как быть? -- задумались юристы. Кто-то сообразил: "Надо закон устроить
в виде матрешки: внешняя бабешка вся расписная да улыбающаяся, а внутренняя
