все еще с вами?
Чарли облизал губы, словно чувствовал на них вкус соли. Потом он
заговорил:
- Это и есть ваш вопрос?
- Ну, скорее, это частично вопрос, а частично признание. Но если у
вас когда-нибудь было такое чувство... то есть, не казалось ли вам, что
он, может, и не совсем...
Чарли всматривался в меня, наверно, целую вечность. Но наконец он
опустил взгляд, склонил голову, посмотрел на свои мясистые руки, лежащие
на прилавке.
- Видите эти руки? - спросил он, не поднимая головы.
- Вижу, конечно. Это добрые руки. Сильные.
Он поднял их вверх. Большие красные куски бекона, заканчивающиеся
толстыми ороговевшими пальцами.
- Я должен был их себе отрубить, эти чертовы руки, - сказал он.
Впервые я услышал, чтобы Чарли ругался, и волосы у меня на загривке стали
дыбом. - Все, чего коснулись эти руки, превращалось в дерьмо. Король Мидас
наоборот. Была же такая песенка, да? "Я король Мидас наоборот".
- Я никогда ее не слышал.
- Но это правда. Только взгляните на эти руки.
- Крепкие, - повторил я. - И ловкие.
- О, да, конечно. Крепкие и ловкие. Но недостаточно крепкие, чтобы
притащить назад мою жену, и недостаточно ловкие, чтобы воскресить сына.
- Нет, - поддакнул я, смутно сознавая, что уже дважды за сегодняшний
день услышал о восстании из мертвых. В конце концов, мы не очень часто
слышим это выражение, разве что в воскресные утра по телевизору.
"Восстание из мертвых" для меня всегда было связано с запахом кожаной
обуви, поскольку отец объяснял мне про это в сапожной мастерской, где я
помогал ему. Восстание из мертвых на небе для праведников, восстание из
мертвых перед судом для грешников. В детстве я долго не понимал смысла
этих слов, поскольку отец старался привить мне христианскую мораль весьма
своеобразными методами. "Я выдублю тебе шкуру, если в день восстания из
мертвых найду тебя среди грешников", - говаривал он.
Я помолчал еще немного, а потом заговорил:
- У вас никогда не было чувства, что... ну, в общем, вам никогда не
казалось, что Нийл иногда к вам возвращается? Что он говорит с вами? Я
спрашиваю только потому, что у меня самого было такое чувство и мне
интересно, не...
- Возвращается ко мне? - повторил Чарли. Его голос был необыкновенно
тих. - Ну, ну. Возвращается ко мне.
- Послушайте, - сказал я. - Не знаю, не свихнулся ли я, но я
постоянно слышу, что кто-то зовет меня, шепчет мое имя голосом Джейн. Мне
кажется, что в доме кто-то есть. Это трудно объяснить. А прошлой ночью я
мог бы поклясться, что слышу ее пение. Вы думаете, все это нормально? Я
хочу сказать, с вами это бывало? Вы слышали голос Нийла?
Чарли смотрел на меня с таким выражением, будто хотел что-то сказать.
Секунду он казался неуверенным и озабоченным. Но неожиданно он улыбнулся,
поставил передо мной сумки с покупками, покачал головой и сказал:
- Никто не возвращается, мистер Трентон. Каждый, кто потерял дорогого
человека, убеждается в этом на собственном опыте. Оттуда нет возврата.
- Конечно, - поддакнул я. - Все равно, спасибо, что выслушали. Всегда
хорошо с кем-то поговорить.
- Вы просто устали и измучились. У вас разыгралось воображение.
Почему бы вам не купить снотворное - например, найтол?
- У меня еще осталась куча таблеток нембутала от доктора Розена.
- Ну так принимайте их и получше питайтесь. От мороженых продуктов от
вас останется только кожа да кости.
- Хватит, Чарли, ты же не его мать, - вмешался Ленни Данартс, хозяин
магазина подарков - он нетерпеливо ждал, чтобы его обслужили.
Я взял с полки программу телевидения, помахал на прощание Чарли и с
кучей покупок побрел к выходу. Все еще дуло, но дождь как будто утих. Я
чувствовал свежий запах моря и влажной каменистой земли. Обратный путь -
до Аллеи Квакеров и вниз, под гору, между рядами вязов - неожиданно
показался мне очень длинным. Но у меня не было выбора. Я поправил сумки и
двинулся через стоянку.
Посреди стоянки меня догнал кремовый "бьюик". Водитель нажал на
клаксон. Я наклонился и увидел старую миссис Саймонс, легкомысленную и
немного с причудами вдову Эдгара Саймонса, жившую за Аллеей Квакеров в
большом доме, построенном самим Самуэлем Макинтайром [Самуэль Макинтайр
(1757-1811) - известный американский архитектор и строитель], чему я
всегда завидовал. Она опустила стекло и предложила:
- Может, вас подвезти, мистер Трентон? Ужасная погода, а вы вынуждены
возвращаться домой пешком с тяжелыми сумками.
- Буду крайне признателен, - искренне ответил я.
Она открыла багажник, чтобы я мог спрятать покупки. Я положил сумки
рядом с запасным колесом, потом сел в машину. Внутри ее пахло кожей и
лавандой, выветрившимися духами, но, пожалуй, все же приятно.
- Прогулки в магазин - это моя единственная гимнастика, - объяснил я
миссис Саймонс. - В последнее время у меня нет возможности даже поиграть в
сквош. Собственно, у меня ни на что нет времени, кроме работы и сна.
- Может, это и хорошо, что у вас ни на что нет времени, - заявила
миссис Саймонс, поглядывая назад, через длинный, покрытый каплями воды
багажник автомобиля. - Ничего не едет с вашей стороны? Я могу ехать? Эдгар
всегда кричал на меня, что я еду, не глядя, свободна дорога или нет.
Однажды я наехала прямо на коня. На коня!
Я посмотрел на шоссе.
- Можете ехать, - проинформировал я ее. Она выехала со стоянки, пища
мокрыми шинами. Езда с миссис Саймонс всегда была интересным и
нестандартным переживанием. Человек никогда не знал заранее, сколько это
продлится и доберется ли он вообще до цели.
- Не подумайте, что я ужасная сплетница, - начала миссис Саймонс, -
но я невольно подслушала, о чем вы говорили в лавке с Чарли. В последнее
время мне не с кем поговорить, и я начинаю лезть не в свои дела. Надеюсь,
вы не сердитесь? Скажите же, что вы не сердитесь.
- А почему я должен на вас сердиться? Ведь мы же не о государственных
тайнах разговаривали.
- Вы спросили у Чарли, не возвращается ли его сын, - продолжала
миссис Саймонс. - Удивительное совпадение, но как раз я точно знаю, что вы
имели в виду. Когда умер мой дорогой Эдгар - десятого июля будет как раз
шесть лет - я переживала то же самое. Целыми ночами я слышала его шаги на
чердаке. Поверите? А иногда я слышала его кашель. Вы, конечно, не знали
моего дорогого Эдгара, но он так характерно покашливал, как будто хмыкал.
- И вам и теперь все это слышится? - спросил я.
- Время от времени. Раз или два в месяц, а иногда и чаще. Иногда я
захожу в комнату, и мне кажется, что Эдгар в ней был секунду назад и
только что вышел через другую дверь. Вы знаете, как-то раз мне показалось,
что я его видела, но не дома, а на Грейнитхед-сквер. Он был одет в чудной
коричневый плащ. Я остановила машину и побежала за ним, но он исчез в
толпе.
- Значит, спустя целых шесть лет с вами все еще бывает такое? Вы
говорили об этом кому-нибудь?
- Конечно, я советовалась со своим врачом, но он помог немногим.
Выписал таблетки и сказал, чтобы я перестала впадать в истерику. Самое
удивительное, что эти ощущения бывают то сильнее, то слабее. Не знаю,
почему. Иногда я ясно слышу Эдгара, а иногда слабо, словно далекую
радиостанцию. Кроме того, все это меняется в зависимости от времени года.
Летом я слышу Эдгара чаще, чем зимой. Иногда летними ночами в тихую погоду
я слышу, как он садится на садовую стену, поет или что-то говорит мне.
- Миссис Саймонс, - прервал я ее. - Вы на самом деле верите, что это
Эдгар?
- Раньше не верила. Раньше я пыталась внушить себе, что это избыток
воображения. Ох... вы только поглядите, что за идиотка, даже не обернется.
В конце концов попадет под машину, если будет так невнимательна.
Я поднял взгляд и в свете фар увидел на мгновение темноволосую
девушку в длинном развевающемся плаще, идущую по обочине дороги. В этом
месте шоссе делало поворот, огибая Аллею Квакеров с западной стороны,
поэтому машина ехала относительно медленно. Я вывернулся на сиденье, чтобы
присмотреться к девушке, мимо которой мы как раз проезжали. Снова полил
дождь и стало очень темно, поэтому я мог легко ошибиться. Но долю секунды,
пока я видел ее через затемненное стекло автомобиля, я не сомневался, что
узнал ее лицо. Белое, бледное как мел, с темными пятнами глаз. Такое же
неясное, как лицо в стекле окна. Такое же, как лицо девушки, которая
неожиданно повернулась, когда я фотографировал Джейн около памятника
Джонатану Поупу. Такое же, как лицо секретарши из бара в Салеме.
Я почувствовал укол непонятного страха. Могла ли это быть она? А если
да, то что бы это могло значить?
- Эти прохожие вообще раззявы, - пожаловалась миссис Саймонс. -
Шляются, будто вся дорога принадлежит им. А когда попадут под машину, то
чья будет вина? Даже если они сами влезут под колеса, виноват всегда будет
только водитель.
Я всматривался в девушку, пока она не исчезла из вида за поворотом.
Лишь тогда я повернулся к миссис Саймонс.
- Что вы говорите? Извините, вы что-то сказали?
- Да так, просто ворчу, - ответила миссис Саймонс. - Эдгар всегда мне
твердил, что я ужасная брюзга.
- Да, - заметил я. - Эдгар.
- Да, это очень удивительно, - подтвердила миссис Саймонс, неожиданно
возвращаясь к нашему предыдущему разговору о духах и призраках. - Вы
знаете, я слышала голос Эдгара, и мне даже казалось, что я его видела. А
теперь вы переживаете то же самое. Вы думаете, что Джейн пытается к вам
вернуться. Вы же так думаете, верно? И Чарли вам заявил, что это просто
ваше воображение.
- Но вы же, наверно, его не осудите? Ведь в это наверняка трудно
поверить, если сам такого не переживешь.
- Но чтобы Чарли заявлял подобное - ну и ну!
- Что вы имеете в виду? - я уже начал нервничать.
- Дело в том, что у Чарли было точно то же самое с Нийлом. После
смерти бедного мальчика он все время слышал, как Нийл ходил в своей
спальне, как запускал двигатель своего мотоцикла. И вроде бы Чарли даже
видел его. Я немного удивилась, что он не сказал вам этого. В конце
концов, ведь нечего же стыдиться. Почему он вам так ответил?
- Чарли... видел... Нийла? - недоверчиво переспросил я.
- Вот именно. Много раз. Главным образом из-за этого миссис Манци и
уехала из Грейнитхед. Чарли всегда говорил, это, мол, потому, что у нее
больше не могло быть детей. Но на самом деле она уехала потому, что не
могла выносить ощущение, что ее мертвый сын постоянно ходит по дому. Она
надеялась таким образом освободиться от него.
- Разве Чарли и теперь все еще слышит Нийла? - спросил я.
- По-моему, да. В последнее время он стал еще более скрытным.
По-моему, он просто боится, что если слишком многие начнут интересоваться
Нийлом, это отпугнет его. Ведь вы знаете, как безумно он любил Нийла.
Больше всего на свете.
Я немного подумал об услышанном, а потом сказал:
- Миссис Саймонс, у меня есть подозрение, что это не шутка.
Она присмотрелась ко мне глазами, напоминающими круглые переспелые
виноградины. Я предупредительно махнул рукой в сторону переднего стекла,
напоминая ей, что если она не хочет нас обоих убить, то пусть смотрит на
дорогу, а не на меня.
- Шутка? - повторила она голосом, который неожиданно поднялся на
октаву. Затем снова глянула на меня, моргая, и смотрела, пока я не сказал
резко:
- Осторожно, миссис Саймонс. Следите за дорогой, пожалуйста.
- Фи! - она легкомысленно фыркнула. - Шутка, как же! Вы на самом деле
думаете, что я способна на такие вульгарные шутки? Как же можно шутить над
