Семейная жизнь не должна начинаться со скандалов.
Последние слова я выслушивал уже на лестнице...
... Серое здание главного корпуса и в темноте оставалось серым, разве что
приобрело более глубокий темный окрас. Сверкающие капельки звезд скрыла
пелена облаков. Это не были таинственные клубящиеся громады, выползающие
невесть откуда, предвещая появление могущественных сил тьмы. Нет, вполне
земная, скучная, беспросветная завеса тянулась, как и положено, из-за
горизонта, делая все вокруг реальным и легкообъяснимым. Волшебные
воспоминания сиреневого вечера окончательно растворились в обыденной серой
обстановке. Намечался скучный моросящий дождик, превращавший пыль уходящего
лета в прилипчивую непролазную грязь подступавшей осени.
Впрочем, обстановку нельзя было назвать совсем уж привычной. Зеленый
океан с островками крыш, едва различимых в серой мгле, дарил ощущение
секретной миссии над суровыми морскими волнами. Дело несколько портила
обширная лысина Октябрьской площади, над которой я и парил, осваивая
прелести горизонтального скольжения. Временами мне казалось, что Лаура рядом
со мной, и я не старался прогнать секундные миражи, хотя отлично понимал,
что королеву сейчас прячут в необозримых просторах моей (как любит
выражаться "Студенческий Меридиан") "Alma Mater".
Не хуже Чкалова я спикировал к фасаду и прошелся в бреющем полете мимо
огромных окон четвертого этажа. Мне повезло, расчет на студенческую
безалаберность оправдался на все сто. Если принцип экономии электроэнергии
учащимся составом худо-бедно соблюдался, то закрывать за собой окна было уж
воистину не царским делом. Таким образом через полуоткрытое окно я проник в
обширную аудиторию щ 426.
Когда-то ее облик соответствовал исконным понятиям, где полукруглые ряды
возносились к потолку, вмещая как можно больше студентов. Единственным
неудобством такой архитектуры являлись те случаи, когда сидящему посредине
вдруг срочно требовалось покинуть комнату. И тогда добрая половина ряда с
недовольными стонами выползала с насиженных мест, давая страждущему
возможность удалиться, а злая половина с торжеством отсчитывала потерянные
минуты лекции.
Теперь же аудиторию заполняли стандартные двухместные парты, казавшиеся
несколько пришибленными на фоне уносившихся вверх стен. Где-то у потолка
виднелся ряд портретов известнейших ученых, скрытых теперь ночными тенями.
Также аудиторию украшала гигантская таблица Менделеева. В незапамятные
времена кто-то сильной и отважной рукой запустил в нее недожарившуюся
котлету из институтской столовой, перекрыв тем самым все возможные нормы
ГТО. А несостоявшееся произведение кулинарного искусства так и осталось на
недостижимой высоте в одном ряду с водородом и гелием.
Как и следовало ожидать, я находился в абсолютном одиночестве.
Неделей-двумя раньше здесь можно было найти перезанимавшегося абитуриента,
не сумевшего добраться до общаги в виду полного отсутствия сил. А ближе к
Новому году здесь кучковались бедолаги, запустившие учебу и перешедшие
теперь на круглосуточный режим подготовки к сессии. В те времена еще не
ставили замки на двери аудиторий и не издавали строгие приказы о недопущении
нахождения лиц на институтской площади в период с 22.00 до 7.00. Поэтому
ничто не помешало мне покинуть гостеприимную аудиторию и оказаться в
полутемном коридоре.
Я шел к сгустившемуся мраку поворота. Мгла скрывала и номера комнат и
разметку на полу, предназначенную то ли для установки геодезических приборов
на лабораторных работах, то ли для чего-то вовсе недоступного моему
пониманию.
Миновав площадку, где лестничные пролеты уводили вверх, к чердаку, и
вниз, на предыдущие этажи, я осторожно заглянул за угол.
Пустота и тьма. Достаточно было всего одного взгляда, чтобы понять, что в
коридоре отсутствовал кто бы то ни было (кроме мышей и тараканов в
ограниченном количестве). Бессмысленно протопав до конца коридора, где в
аудитории щ 447 с лекции по высшей математике когда-то началась моя учеба в
институте, я добрался до лестницы и двинулся вниз, еще хорошенько не
понимая, что предпринять дальше. Для путешествия по подвалу я еще не дозрел
и поэтому покинул лестницу, приблизившись к читальному залу на первом этаже.
Я всегда завидовал главному корпусу за то, что он располагал таким
прекрасным помещением. В отсутствии пары или при нежелании идти на скучную
лекцию любого студента до десяти вечера ждали гостеприимные просторы
читального зала, где можно было спокойно готовиться к любому мероприятию,
будь то экзамен, или зачет, или просто загородный выезд на природу. В
холодные зимние дни здесь собирались огромные массы народа, не отважившиеся
на прогулку в ЦУМ или ближайший пивбар. Кто-то читает, кто-то тихонько
спорит, кто-то тащится, грея старые кости у жарких чугунных батарей, а в
уголках спокойно спят товарищи, уставшие от шумной ночной жизни. Мы же на
комплексе были напрочь лишены всех этих удовольствий. А простоять полтора
часа, свободных от несостоявшейся лекции, в промерзшем коридоре без единого
стула, поглядывая в окно на заснеженный лес, считалось изысканной пыткой
нашего далекого от городской жизни корпуса.
Прервав приятные и не очень воспоминания, я обнаружил, что читальный зал
закрыт. Неудивительно, ведь и за ним несомненно было закреплено какое-нибудь
материально-ответственное лицо. Прислушавшись, я не обнаружил за дверью ни
малейшего шороха, ни крошечной подсказки о местонахождении королевы. Ничего
не оставалось, как сунуть бесполезные руки в карманы и отправиться в
дальнейшее путешествие.
На всем протяжении коридора первого этажа горело дежурное освещение,
разгоняя мрак и тайны. Так, без приключений, я достиг фойе, спрятавшись за
киосками "Союзпечати".
Моему взору представился ночной командир главного корпуса. Уютно
устроившись перед голубым экраном, на мягком стуле за стойкой спокойно
похрапывал старичок-вахтер с угрожающих размеров красной повязкой на рукаве
серого в крапинку пиджака. Подобно безмолвным, но преданным адъютантам, мое
появление встретили настороженными взглядами три разномастных кота. Впрочем,
уяснив, что я никоим образом не претендую на их мисочку с рыбой, они вновь
опустили головы и закрыли глаза. Покой сонного царства стремился разрушить
только поток льющихся из динамика телевизора звуков:
Сам себя считаю городским теперь я.
Здесь моя работа, здесь моя семья.
Но все так же ночью снится мне деревня.
Отпустить меня не хочет Родина моя.
Мимолетным взглядом оценив фирменные джинсы и рубашку с нашивочками
заливавшегося с экрана певца, я догадался, что он ни за какие коврижки не
вернется обратно в деревню. Однако мелодия прекрасно заглушала мои шаги, так
что и от такой песни имелась польза. Миновав опасное место, я благополучно
обследовал запертые двери спортзала, куда и в дневное время обычным
студентам путь был заказан, а затем отправился наверх, намереваясь обходными
дорогами вернуться к смежным корпусам и попытать счастья там. Самый
подозрительный кот увязался было за мной, но не рискнул упускать мисочку из
пределов видимости. А ноги несли меня по второму этажу.
В стеклянном переходе, уводившем на третий этаж корпуса "А" я аж затрясся
от возбуждения. Никаких видимых признаков, указывающих на присутствие
сверхъестественных сил, не наблюдалось. Но я чувствовал, я знал, я
стопроцентно был уверен, что где-то здесь начинался маленький закуток
четвертого измерения. Преодолев ступеньки, я тщательно исследовал все
незапертые комнаты третьего этажа, затем четвертого и закончил свои
изыскания на пятом, уперевшись в дверь недавно прикрывшегося комитета
комсомола моего факультета. Везде обнаруживались все те же пустота и
безмолвие. Тайна упорно не желала раскрываться. Возможно я еще не заслужил
ее.
Спустившись на второй этаж и оставив за спиной веселые газеты
стройотрядов, я очутился в корпусе "Б", значительную часть которого
составляли две самые внушительные аудитории института. По размерам они
уступали разве что актовому залу. Но и здесь никто не захотел меня
встретить. Вернувшись в здание корпуса "А", я принялся расхаживать по
пустынным коридорам, спускаясь все ниже.
Покинув первый этаж, я с интересом ждал, что же доведется увидеть мне
теперь.
Но обнаружился такой же коридор, только номера теперь начинались с нулей:
"011", "012" и т.д. Лестница упорно не кончалась, я послушно следовал за
ее поворотами. По всем правилам математики я уже приготовился к
отрицательному исчислению комнат, но неведомые администраторы поступили еще
хитрее, ограничившись в следующем коридоре двузначными номерами. Я бродил в
пространстве слабоосвещенного коридора и рассматривал незнакомые двери. За
все годы учебы я не подозревал сколько тупичков, коридорчиков, закоулков,
лестниц, закутков таится в хитросплетенных коммуникациях институтского
здания.
И тут обнаружилась еще одна лестница, ступеньки которой уводили в
абсолютную тьму. Казалось, можно спускаться до бесконечности, исследуя все
новые и новые коридоры, а затем вылезти на поверхность, оказавшись на
территории какого-нибудь Гарвардского университета, как в многочисленных
фантастических рассказах. Но тут я остановился. Фонарик в моих карманах
отсутствовал, а продолжать спуск в кромешной мгле было рискованно, да и
бессмысленно. Ведь не гномы же, в конце концов, утащили Лауру. Кроме того, я
превращался в некий магический компас. Где-то неподалеку находился
потусторонний магнитный полюс, и я, словно стрелка, метался, отыскивая
направление к нему. "Доверься силе, Люк", - донесся до меня голос старого
Оби-Вана Кеноби. Чутья джедая мне при рождении не досталось. Тем не менее я
отключился от всего происходящего и, прищурив глаза, затопал в
неизвестность. Руки протыкали мрак, следя, чтобы тело не врезалось в
посторонние препятствия и вовремя вписывалось в повороты.
Ноги отыскивали ступеньки, ведущие вверх.
Напряжение во мне росло. Туловище просто тряслось от его могущества.
Нервы звенели, как натянутые струны. Подобно амперметру, я чувствовал
невидимые токи, и сила их увеличивалась с каждой секундой. Руки касались
холодного камня стен, прохладных дверей, ребристых досок объявлений с
металлическми вкраплениями кнопок, деревянных, пластмассовых, стальных
поручней перил. Я не осмеливался широко открыть глаза и шагал как в тумане.
Однако, я прекрасно сохранял ориентацию, ни разу не упал и даже не
споткнулся. Наконец, когда напряжение достигло наивысшей точки, под пальцами
неожиданно оказалось стекло.
Словно ожегшись, я отдернул руку и инстинктивно раскрыл глаза. В полном
одиночестве я стоял в сумерках перехода между корпусом "А" и главным
зданием.
Ничего сверхъестественного не происходило. Не происходило вообще ничего.
В отчаянии я подумал, что все происшедшее ранее оказалось лишь
фантастическим бредом свихнувшегося сознания. И вот теперь достойный
представитель рода человеческого стоит, как дурак, напялив идиотскую маску,
дожидаясь утра, когда добрые дяди заедут за ним на бело-красненькой машинке
и заберут его с собой.
С трудом оторвав ноги от земли, я спрыгнул со ступенек и приземлился на
деревянные кусочки паркета. Летал? Я летал? Да не смеши людей! Ты же
прекрасно знаешь, что нам летать не положено. Хочешь провести эксперимент?
