полпути к выключателю. Это не могли быть лучи далеких фар или отблески
фонарика с балкона соседнего дома. Причудливой формы плоские фигуры
перебегали с одного угла в другой, причем каждая в своем направлении. По
краям желтых пятен разгорались оранжевые искорки, превратившиеся затем в
темно-красные ободки.
Странное беловатое свечение возникало в различных местах комнаты: то над
креслом, то у балкона, то в стеклянных глубинах серванта. Световые аномалии
бесились и кувыркались повсюду, но нигде не виднелось моей тени: ни на полу,
ни на стенах, ни на потолке. Я замер, боясь шевельнуться и уж тем более
прикоснуться хоть к одному из солнечных зайчиков, пришедших от неведомого
потустороннего Солнца. Невероятным образом я угодил в тот самый миг, в
мгновение, когда родился страшный черный талисман.
Движение бликов ускорилось, на стенах замелькали радужные линии, словно
перед невидимой лампой быстро раскручивался многогранный бриллиант. Что-то
прошуршало, подобно песку, захваченному в объятия смерча, и над моим
многострадальным столом заклубилось серебристо-черное облако. Я было
подумал, что призраки устроили очередную засаду, но желтые с красным отливом
пятна, кружившиеся в сумасшедшем танце, как-то не вязались с предсказуемыми
уже черными воинами.
Миг, и воздушное серебро разлетелось. Несколько холодных капель стукнуло
меня по лицу, и я импульсивно дернулся. А над столом висел черный кристалл.
Темнота вокруг него казалась теперь обычными серыми сумерками. Появившееся
создание вряд ли сопоставлялось с классическим определением кристалла. Но
как назвать многогранник, каждая сторона которого является черной дырой,
уводящей в беспросветные бескрайние провалы. По счастью, кристалл был не так
уж велик, чуть больше моей головы, иначе я просто грохнулся бы без чувств от
того неназываемого, не имеющего имени ощущения, вылетавшего из черных
пространств потусторонья. Но и таких габаритов хватило, чтобы намертво
приковать мой взор и заставить его следовать по бесконечному маршруту вглубь
мрачных отверстий.
Не оставалось ни малейших сомнений, что черный талисман все-таки явился в
мой мир.
Кристалл медленно вращался и покачивался. Я смотрел на него, как кролик
на удава, не в силах сдвинуться с места. Где-то в глубинах подсознания
развернулась непреложная аксиома руководства к действию. Не надо хватать и
швырять в мрачное порождение ужасных миров ни стульями, ни хрустальными
вазами. Не стоило так же трогать руками это сверхъестественное явление.
Огромная ночная бабочка неожиданно коснулась моей щеки, заставив
отшатнуться.
Ее маленькое тело завертелось, сбилось с полета и врезалось в талисман.
Холодное синее пламя охватило несчастное созданьице и повлекло в глубины
талисмана. В его тусклом свете я сумел разглядеть призрачные спирали,
ввинчивающиеся вглубь талисмана, создавая иллюзию бесконечной воронки со
стенками, покрытыми разводами нефтепродуктов. Крохотный огонек стремительно
уменьшался, пока не исчез окончательно на пути по ту сторону реальности.
Кристалл колыхнулся и вырос, притягивая меня все ближе.
Но я не шел, даже не сделал ни единого шага, несмотря на властный зов.
Вместо этого я вообразил себя телеграфным столбом и перечислял в уме все
достоинства нового своего существования (кстати, и работать ему не надо).
Так мы с черным талисманом глядели друг на друга и сохраняли благоразумную
дистанцию. Голос Тьмы был беззвучен, но удивительно силен. Меня охватило
неприятное беспокойство. Уши плотно забились ватой, в нос впихнулась
половина городской свалки, горло пересохло, заныли зубы. Вроде бы ничего
страшно не происходило (если не считать завораживающих темных провалов
талисмана), но что-то грызло душу, прогоняя комфорт и уют. Талисман
вращался, а я стоял.
Где-то у соседей ворчливо заурчали трубы. Даже стало чуть-чуть смешно от
того, что никто и не подозревал, какие чудеса происходят в квартире щ37, а
за ее пределами продолжалась обычная жизнь. Зов мрака то слабел, то
вспыхивал с новой силой. Что он представлял их себя? Не знаю. Не могу
описать. Боль? Вроде нет. Страх? Ну немножко. Безразличие? Да не скажи.
Просто как-то тоскливо стало на душе. Хотелось вприпрыжку подскочить к
раздувающемуся с каждой секундой кристаллу и броситься в спасательный омут,
заработав тем самым вечный покой.
И все же я остался на месте, наполняемый смутной тревогой. Со стороны
поза моя казалась сутулой, кособокой и крайне неуклюжей. Тело изредка
сотрясала нервная дрожь. Ноги в такие моменты притоптывали, и я отчего-то
вспоминал далекие огни дискотеки, наполненной шумным сборищем, образующим
маленькие и большие круги.
Да, танцевали мы только кругами, разбиваясь на пары лишь при звуках
медленной музыки. А затем снова - свои люди в своем кругу с непременным
"центровым", выделывающим немыслимые фигуры ногами и руками. Я страшно любил
находиться в самом центре. Ноги ловко отбивали сто двадцать ударов в минуту,
не сбиваясь с заданного ритма. Глаза, блестевшие бликами мигающих цветных
прожекторов, со всех сторон следили за каждым моим движением. Темнота,
разноцветные вспышки, любимая музыка, играющая на струнах души, и всеобщее
внимание (возможно, это мне только казалось, но надо же когда-нибудь, черт
возьми, поверить в себя).
Подошвы, как барабанные палочки, стучали в унисон с именитыми ударниками
известнейших групп. Тело изгибалось в такт музыке и поворачивалось вокруг
своей оси, давая возможность глазам проследить за всеми до единого в своем
кругу. Звучала музыка, нежные голоса пели что-то неведомое, но донельзя
прекрасное на труднопонятном английском. Тело вращалось, уплывая в
блаженство, как черный кристалл, висящий прямо перед лицом. Ну вот, опять
этот кристалл.
А затем он исчез. Просто взял и растворился в ночной мгле. Вокруг меня
снова оказалась привычная обстановка гостиной, характерная для середины
ночи, когда черные силуэты мебели отбрасывают не менее черные тени, а все
остальное едва различимо в мутном мраке. И только за окном (если повезет)
сверкают колючие бусинки звезд.
Не было больше ни странных желто-красных огней, ни призрачного сияния, ни
серебристых клубов потустороннего дыма. Все, как всегда. Все, как обычно. И
что? Выиграл я или нет? Где знак, определенно указующий на мою победу? Разве
что ноги, наконец, сдвинулись с места и побрели в спальню сами по себе, таща
мое безвольное тело в очередную неизвестность...
... В сотнях метров от безмолвного и неподвижного побоища укрывшаяся за
мощными опорами телевышки королева внезапно воспряла духом. Грудь ее
вздымалась, вбирая в себя свежий воздух, а вместе с ним снова доступную
живительную энергию. Верный Ыккщщер сразу же уловил те невидимые, но очень
значимые волны, исходящие от королевы. Понять их смысл мог только призрак и
никто иной. Уверовав в свершившееся, Ыккщщер для разминки закрутил
причудливую спираль меж стальных переплетений, а затем стрелой взмыл в
воздух. Королева плавно последовала за ним.
Сердце ее бешено стучало от выплескивающегося наружу восторга. Глаза
горели веселыми красными огнями. Она снова могла летать! Летать!!! Не
знающим чувств призракам дано понять безудержную радость полета. В полете
вся жизнь призрака, вся суть ее, все существование. И королева летела на
крыльях ветра, чувствуя его пронзительный напор и леденящую свежесть.
В этот миг вся переплетенная конструкция обрывков мыслей, нечетких
умозаключений, робких предположений и догадок выстроилась в четкую
концепцию.
В каждом человеке есть свой мир. Он может быть замкнутым или открытым,
узким или широким, залитым солнечным теплом, окутанным беспросветными серыми
облаками или поглощенным непроглядной тьмой. Он есть! И самое прекрасное,
что можно пожелать всем, всем, всем: чтобы миры эти встречались. Но,
сталкиваясь, они должны не угнетать, не взрывать, не разрушать, стремясь
главенствовать друг над другом, а прижаться вместе и слиться в один,
уничтожить границы между собой, образуя новый мир, более прекрасный и
совершенный, чем два прежних.
Поглощенная этим открытием, королева даже увидела перед собой
бесконечный, всеобъемлющий мир, родившийся посредством слияния всех
человеческих душ.
Восхитившись его красотой и безграничностью, она не могла и не хотела
замечать глухие каменные стены, отгородившие испуганных, бездонные, все
увеличивающиеся трещины, пролегшие через только что соединившиеся участки,
зловещие черные области, которые, образуя острые углы, пробиваясь вперед с
помощью силы, коварства, ненависти, обмана и жестокости, поглощали обширные
куски чужих территорий, не умевших сопротивляться.
Но Лаура не вглядывалась в деревья, а видела лес. Сверкающий миг вознес
ее на неописуемые высоты. Воспаря над колкими мелочами, болотами
повседневности и пропастями горя, она словно смогла разглядеть конец
неведомого пути. Итог, смысл, надежду! Точку, дорога к которой вела через
дремучие леса, неприступные горы, непроходимые пустыни и коварные лабиринты
с хитрыми ответвлениями, уводящими в безвыходные тупики. Она улыбнулась, ибо
и у нее теперь имелась своя собственная улица, которая могла влиться в
чей-то мир и стать его неотъемлемой частью...
... Напряжение потихоньку улетучилось из меня, но покой опять где-то
задержался в пути. Какая-то незавершенность занозой сидела в сознании.
Слишком уж долгой была подготовка к генеральному сражению, и слишком уж
быстро и просто оно произошло. Конечно, оставалась еще версия, что время,
отведенное мне некими сверхъестественными силами истекло, и они благополучно
подтолкнули меня к хэппи-энду. Впрочем, за окном мелькнули загадочные тени,
и я судорожно вздохнул от неожиданности. По ту сторону окна к стеклу
прилепились королева в своем ужасающем величии и Ыккщщер, посверкивающий
злобными, такими привычными уже глазками. Мои пальцы едва сдвинули от
волнения тугие шпингалеты и распахнули окно, впустив призраков внутрь. И
вновь, в который уже раз я утонул в бездонных глазах королевы. Ее мягкие,
теплые пальчики отыскали мои вспотевшие от волнения ладони, обхватили их и
крепко вцепились. Зазвучал дивный, пронизывающий голос. В голове все поплыло
и я не уловил смысл ни единого слова. Впрочем, в словах сейчас не было
смысла...
... Лаура все еще не могла перевести дух от захватывающего виража,
который они с Ыккщщером закрутили над крышей. Но полет уже улетучивался из
памяти, глаза не в силах были следить за окружающей обстановкой. Стены
растворялись, исчезали в небытии. А перед королевой возник и взметнулся
вверх город.
За городом полыхал закат, и крохотные силуэты домов сливались с черными
кронами деревьев. Далекие огоньки тускло светили, не в силах сравниться с
пламенеющим небом у горизонта. Солнце уже скрылось за краем земли, но
огненные сполохи еще не успели покинуть небосклон и расцвечивали его в яркую
палитру, начиная от лимонно-желтого с кроваво-красным и заканчивая
иссиня-черным.
Небеса настолько сверкали, что все земное казалось беспросветно-угольным
с редкими вкраплениями желтых окон и разноцветной неоновой рекламы. Из
бесконечности тянулась ниточка редких фиолетовых бус с желтыми отсветами по
краям. Это фонари праздновали свое время. Гигантские небоскребы неподалеку
сливались своими силуэтами с чернотой неба. По ним тянулись ровные полосы
окон, прерываемые потухшими фрагментами. Но город не обрывался вдали, он рос
