Она мчалась по сумеречной улице, пригнув голову, с бешено колотящимся
сердцем, ночной, сырой воздух прилипал к ее губам, деревья над головой
угрожали ей чем-то. Но где-то, где-то в этом диком краю сырой тишины
должен же быть приют! Она спешила задыхаясь вверх по холму, мокрые юбки
холодом били по лодыжкам, легкие, казалось, вот-вот разорвутся, тугой
корсет впивался в ребра, давил на сердце.
Внезапно перед глазами ее возник огонек, целый ряд огоньков, неясных,
мерцающих, но настоящих огоньков. В ее кошмарах никогда не было огоньков
- только серый туман. Сознание Скарлетт зацепилось за эти огоньки.
Огоньки - это безопасность, это люди, это реальность, и она резко оста-
новилась, сжимая руки, стараясь побороть панику, напряженно вглядываясь
в ряд газовых фонарей, подсказывавших ее смятенному уму, что она - в Ат-
ланте, на Персиковой улице, а не в сером мире призраков и сна.
Тяжело дыша, она опустилась на каменную тумбу, к которой подъезжают
кареты, стараясь совладать с нервами, словно это были веревки, выс-
кальзывавшие из рук.
"Я бежала... Бежала как сумасшедшая! - думала она, и хотя ее все еще
трясло, но страх уже проходил, сердце же все еще колотилось до тошноты.
- Но куда я бежала?"
Ей стало легче дышать - она сидела, прижав руки к груди, и смотрела
вдоль Персиковой улицы. Там, на самой вершине холма, стоит ее дом. Отсю-
да казалось, что во всех окнах - свет, свет, бросавший вызов туману.
Дом! Вот это - реальность! Она смотрела на еще далекий, смутно очерчен-
ный силуэт дома с благодарностью, с жадностью, и что-то похожее на уми-
ротворение снизошло на нее.
Домой! Вот куда ей хотелось. Вот куда она бежала. Домой - к Ретту!
Стоило Скарлетт осознать это, как с нее словно свалились путы, а
вместе с ними - страх, преследовавший ее с той ночи, как она добралась
до Тары и обнаружила, что ее мир рухнул. Тогда, вернувшись в Тару, она
обнаружила, что никакой уверенности в завтрашнем дне нет и в помине и не
осталось ни силы, ни мудрости, ни любви и нежности, ни понимания - ниче-
го, что привносила в жизнь Эллин и что служило ей, Скарлетт, опорой в
юности. И хотя с той ночи Скарлетт сумела материально обезопасить себя,
в своих снах она по-прежнему была испуганным ребенком, тщетно искавшим
утраченную уверенность в завтрашнем дне, свой утраченный мир.
Сейчас она поняла, какое прибежище искала во сне, кто был источником
тепла и безопасности, которых она никак не могла обрести среди тумана.
Это был не Эшли - о, вовсе не Эшли! В нем нет тепла, как нет его в блуж-
дающих огнях, с ним ты не чувствуешь себя в безопасности, как не
чувствуешь себя в безопасности среди зыбучих песков. Это был Ретт -
Ретт, который своими сильными руками может обнять ее, на чью широкую
грудь она может положить свою усталую голову, чьи подтрунивания и смех
помогают видеть вещи в их истинном свете. Ретт, который полностью пони-
мает ее, потому что он, подобно ей, видит правду как она есть, а не за-
туманенную всякими так называемыми высокими представлениями о чести, са-
мопожертвовании или вере в человеческую натуру. И он любит ее! Почему
она до сих пор никак не могла понять, что он любит ее, несмотря на свои
колкости, свидетельствовавшие вроде бы об обратном! Мелани вот поняла и
уже на краю могилы сказала: "Будь подобрее к нему".
"О, - подумала она, - Эшли не единственный до глупости слепой чело-
век. Мне бы следовало давно это понять".
На протяжении многих лет она спиною чувствовала каменную стену любви
Ретта и считала ее чем-то само собою разумеющимся - как и любовь Мелани,
- теша себя мыслью, будто черпает силу только в себе. И так же, как она
поняла сегодня, что Мелани всегда была рядом с нею в ее жестоких сраже-
ниях с жизнью, - поняла она сейчас и то, что в глубине, за нею всегда
молча стоял Ретт, любивший ее, понимавший, готовый помочь. Ретт, который
на благотворительном базаре, увидев нетерпение в ее глазах, пригласил ее
на танец; Ретт, который помог ей сбросить с себя путы траура; Ретт,
увезший ее сквозь пожары и взрывы в ту ночь, когда пала Атланта; Ретт,
утешавший ее, когда она с криком просыпалась, испуганная кошмарами, - да
ни один мужчина не станет такого делать, если он не любит женщину до са-
мозабвения!
С деревьев на нее капало, но она этого даже не замечала. Вокруг клу-
бился туман, но она не обращала на это внимания. Думая о Ретте, вспоми-
ная его смуглое лицо, сверкающие белые зубы, черные живые глаза, она по-
чувствовала, как дрожь пробежала у нее по телу.
"А ведь я люблю его, - подумала она и, как всегда, восприняла эту ис-
тину без удивления, словно ребенок, принимающий подарок. - Я не знаю,
как давно я его люблю, но это правда. И если бы не Эшли, я бы уже давно
это поняла. Мне никогда не удавалось увидеть мир в подлинном свете, по-
тому что между мною и миром всегда стоял Эшли".
Она любила его - негодяя, мерзавца, человека без чести и совести, во
всяком случае в том смысле, в каком Эшли понимал честь. "Да ну его к
черту, этого Эшли с его честью! - подумала она. - Из-за своего понятия о
чести Эшли всегда предавал меня. Да, с самого начала, когда он ходил к
нам, хотя знал, что его семья хочет, чтобы он женился на Мелани. А вот
Ретт никогда меня не предавал - даже в ту страшную ночь, когда у Мелани
был * прием и он должен был бы свернуть мне шею. Даже в ту ночь, когда
пала Атланта и он оставил меня на дороге, он знал, что я - в безопаснос-
ти, он знал, что я как-нибудь выкручусь. Даже тогда, в тюрьме янки, ког-
да он повел себя так, будто мне придется расплатиться с ним за те
деньги, которые он мне даст. Он никогда бы насильно не овладел мною. Он
просто испытывал меня. Он меня все время любил. А я как низко себя с ним
вела! Сколько раз я его обижала, а он был слишком горд, чтобы дать мне
это понять. А когда умерла Бонни... Ах, как я могла?!"
Она поднялась во весь рост и посмотрела на дом на холме. Всего полча-
са тому назад она считала, что потеряла все, кроме денег, - все, что де-
лало жизнь желанной: Эллин, Джералда, Бонни, Мамушку, Мелани и Эшли.
Оказывается, ей надо было потерять их всех, чтобы понять, как она любит
Ретта, - любит, потому что он сильный и беспринципный, страстный и зем-
ной, как она.
"Я все ему скажу, - думала она. - И он поймет. Он всегда понимал. Я
скажу ему, какая я была дура, и как я люблю его, и как постараюсь все
загладить".
Она вдруг почувствовала себя сильной и такой счастливой. Она уже не
боялась больше темноты и тумана, и сердце у нее запело от сознания, что
никогда уже она не будет их бояться. Какие бы туманы ни клубились вокруг
нее в будущем, она теперь знает, где найти от них спасение. Она быстро
пошла по улице к своему дому, и каждый квартал казался ей бесконечно
длинным. Слишком, слишком длинным. Она подобрала юбки и побежала. Но она
бежала не от страха. Она бежала, потому что в конце улицы ее ждали
объятия Ретта.
ГЛАВА LXIII
Парадная дверь был приоткрыта, и Скарлетт, задыхаясь, вбежала в холл
и на мгновение остановилась в радужном сиянии люстры. Хотя дом был ярко
освещен, в нем царила глубокая тишина - не мирная тишина сна, а тишина
настороженная, усталая и слегка зловещая. Скарлетт сразу увидела, что
Ретта нет ни в зале, ни в библиотеке, и сердце у нее упало. А что, если
он не здесь, а где-нибудь с Красоткой или там, где он проводит вечера,
когда не появляется к ужину? Этого она как-то не учла.
Она стала было подниматься по лестнице, надеясь все-таки обнаружить
его, когда увидела, что дверь в столовую закрыта. Сердце у нее чуть сжа-
лось от стыда при виде этой закрытой двери - она вспомнила многие вечера
прошедшего лета, когда Ретт сидел там один и пил до одурения, а потом
Порк являлся и укладывал его в постель. Она виновата в том, что так бы-
ло, но она все это изменит. Теперь все будет иначе... Только бы, великий
боже, он не был сегодня слишком пьян. "Ведь если он сегодня будет слиш-
ком пьян, он мне не поверит и начнет смеяться, и это разобьет мне серд-
це".
Она тихонько раздвинула створки двери и заглянула в столовую. Он си-
дел за столом согнувшись, перед ним стоял графин, полный вина, но неот-
купоренный, и в рюмке ничего не было. Слава богу, он трезв. Она потянула
в сторону створки, стараясь удержаться, чтобы не броситься к нему. Но
когда он посмотрел на нее, что-то в его взгляде остановило ее и слова
замерли у нее на губах.
Он смотрел на нее в упор своими черными глазами из-под набрякших от
усталости век, и в глазах его не загорелись огоньки. Хотя волосы у нее в
беспорядке рассыпались по плечам, грудь тяжело вздымалась, а юбки были
до колен забрызганы грязью, на лице его не отразилось удивления или воп-
роса, а губы не скривились в легкой усмешке. Он грузно развалился в
кресле - сюртук, обтягивавший пополневшее, некогда такое стройное и кра-
сивое тело, был смят, волевое лицо огрубело. Пьянство и разврат сотвори-
ли свое дело: его некогда четко очерченный профиль уже не напоминал про-
филя молодого языческого вождя на новой золотой монете, - это был про-
филь усталого, опустившегося Цезаря, выбитый на медяшке, стертой от дол-
гого хождения. Он смотрел на Скарлетт, а она стояла у порога, прижав ру-
ку к сердцу, - смотрел долго, спокойно, чуть ли не ласково, и это испу-
гало ее.
- Проходите, садитесь, - сказал он. - Она умерла?
Скарлетт кивнула и нерешительно пошла к нему, не зная, как действо-
вать и что говорить при виде этого нового выражения на его лице. Он не
встал - лишь ногой пододвинул ей кресло, и она опустилась в него. Жаль,
что он заговорил сразу о Мелани. Ей не хотелось говорить сейчас о Мела-
ни, не хотелось снова переживать боль минувшего часа. Еще будет время
поговорить о Мелани. Ей так хотелось крикнуть: "Я люблю тебя!", и ей ка-
залось, что именно теперь, в эту ночь, настал час, когда она должна ска-
зать Ретту о том, что у нее на душе. Но что-то в его лице удержало ее, и
внезапно ей стало стыдно говорить о любви в такую минуту - ведь Мелани
еще не успела остыть.
- Упокой, господи, ее душу, - с трудом произнес он. - Она была
единственным по-настоящему добрым человеком, какого я знал.
- Ох, Ретт! - жалобно воскликнула она, ибо его слова оживили в ее па-
мяти все то доброе, что сделала для нее Мелани. - Почему вы не пошли со
мной? Это было так ужасно... и вы были мне так нужны!
- Я бы не мог этого вынести, - просто сказал он и на мгновение умолк.
Потом с усилием, очень мягко произнес: - Это была настоящая леди.
Взгляд его темных глаз был устремлен куда-то мимо нее, и она увидела
в них то же выражение, как тогда, при свете пожаров, полыхавших в Атлан-
те, когда он сказал ей, что пойдет вместе с отступающей армией, - удив-
ление человека, который, прекрасно зная себя, вдруг обнаруживает в своей
душе верность чему-то неожиданному и неожиданные чувства и немного стес-
няется собственного открытия.
Он смотрел своим тяжелым взглядом поверх ее плеча, точно видел Мела-
ни, тихо шедшую через комнату к двери. Он как бы прощался с ней, но в
лице его не было ни горя, ни страдания, лишь удивление на самого себя,
лишь болезненное пробуждение чувств, не заявлявших о себе с юности, и он
повторил:
- Это была настоящая леди.
По телу Скарлетт прошла дрожь, и затеплившийся в ней было свет радос-
ти исчез, - исчезло тепло - и упоение, которые побуждали ее мчаться как
на крыльях домой. Она начала понимать, что происходило в душе Ретта,
когда он говорил "прости" единственному человеку на свете, которого он
уважал. И Скарлетт снова почувствовала отчаяние от невозместимости утра-
ты, которую понесла не только она. Она, конечно, еще до конца не осозна-
ла и не могла разобраться в том, что чувствовал Ретт, но на секунду ей
показалось, будто и ее коснулись шуршащие юбки мягкой лаской последнего
