могилу.
Эшли. Высокий, худой, бесцветный, его выцветшие золотые волосы стали
почти серыми, его бледное потрясенное лицо так же пусто, как и невидящие
серые глаза. Он стоял прямо, как будто отдавал честь, - привычка многих
лет, проведенных в серой униформе офицера. Он стоял неподвижно, ничего
не чувствуя и не понимая.
Эшли. Он был центром и символом разрушенной жизни Скарлетт. Ради люб-
ви к нему она игнорировала счастье. Она не замечала любви к мужу, потому
что Эшли всегда вставал у нее на пути. А теперь Ретт ушел, и единствен-
ным воспоминанием о нем были ветки тепло-золотых осенних цветов, лежащие
на могиле. Она предала своего единственного друга, пренебрегла упрямой
преданностью и любовью Мелани. А теперь и Мелани ушла. И даже любовь
Скарлетт к Эшли прошла, так как она поняла слишком поздно, что привычка
любить его уже давно вытеснила саму любовь к нему.
Она не любила его и никогда не полюбит снова. Но теперь, когда она
уже не хотела его, Эшли был ее, ее наследством от Мелани. Она пообещала
Мелани, что она позаботится о нем и о их ребенке.
Эшли был причиной разрушения ее жизни. И единственным, что теперь ос-
талось у нее.
Скарлетт стояла одиноко в стороне. Было только холодное серое прост-
ранство между ней и людьми, которых она знала в Атланте, пространство,
которое однажды заполнила Мелани, защищая ее от изоляции и изгнания из
общества. Был только холодный и мокрый ветер, и не было Ретта, который
должен был бы защитить ее своей любовью.
Она высоко подняла голову, подставив лицо порывам ветра. Все ее соз-
нание сконцентрировалось в словах, которые были ее силой, ее надеждой:
"Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару".
- Посмотрите На нее, - прошептала своему соседу укрытая черной накид-
кой леди. - Тверда, как гвоздь. Я слышала, что она не пролила и слезинки
за все время, пока устраивала похороны. Скарлетт - это только дела.
Сердца у нее нет совсем.
- Вы знаете, ребята говорят, - был ответный шепот, - что у нее сер-
дечная привязанность к Эшли. Уилксу. Думаете, они действительно...
Рядом стоящие зашикали на них, хотя сами думали... Каждый думал об
этом.
Ужасный стук земли по дереву заставил Скарлетт сжать кулаки. Она хо-
тела закрыть уши, завизжать, закричать - все, что угодно, - лишь бы
прекратить этот ужасный звук закрывающейся над Мелани могилы. Она больно
прикусила губу. Она не закричит, нет.
Крик, который прорезал молчание, издал Эшли.
- Мелли... Мел-ли-и-и!
Это был крик мучающейся души, страдающей от одиночества и страха.
Он подошел к глубокой скользкой яме, шатаясь, как только что поражен-
ный слепотой человек, ища руками маленькое тихое создание, в котором за-
ключалась вся его сила. Но ему не за что было схватиться, кроме текущих
серебряных нитей холодного дождя.
Скарлетт взглянула на доктора Мида, Индию, Генри Гамильтона. Почему
они ничего не делают? Почему они его не остановят? Его надо остановить!
- Мел-ли-и-и...
Во имя любви к Господу! Он же сломает себе шею, а они просто стоят
там и смотрят, разинув рты, как он качается на краю могилы.
- Эшли, остановись! - закричала она. - Эшли!
Она бросилась к нему, скользя по мокрой траве. Зонтик, который она
отбросила в сторону, покатился, гонимый ветром, пока не застрял в цве-
тах. Она схватила Эшли, попыталась оттащить его от опасности. Он сопро-
тивлялся ей.
- Эшли, не надо! - Скарлетт пыталась успокоить его. - Мелли теперь
тебе не поможет.
Но голос не мог прорваться через глухое, сводящее с ума горе.
Он остановился и слабо застонал. Его тело обмякло, и Скарлетт едва
успела поддержать его. Доктор Мид и Индия помогли ей поставить его на
ноги.
- Ты теперь можешь идти, Скарлетт, - сказал доктор Мид. - Тебе уже
больше здесь нечего разрушать.
- Ноя...
Она посмотрела на лица, окружавшие ее, на глаза, жаждущие сенсации.
Затем она повернулась и пошла под дождем. Толпа отшатнулась, как буд-
то кончик ее платья мог запачкать их.
Они не должны знать, что это значит для нее, она не покажет им, что
они могли причинить ей боль. Она вызывающе подняла подбородок, не боясь
дождя. Ее спина и плечи были выпрямлены, пока она не достигла ворот
кладбища и не скрылась из виду. Тогда она схватилась за железную ограду.
У нее кружилась голова от изнеможения, она не могла держаться на йогах.
Ее кучер Элиас подбежал к ней, открывая зонтик над ее склоненной го-
ловой. Скарлетт направилась к своему экипажу. Внутри обитой плюшем ко-
робки она забилась в угол и натянула шерстяную накидку. Она продрогла до
костей и была испугана тем, что наделала. Как она могла так опозорить
Эшли перед всеми, когда только несколько ночей назад она пообещала Мела-
ни, что позаботится о нем, будет защищать его, как всегда делала Мелани?
Но что еще она могла сделать? Допустить, чтобы он сам бросился в могилу?
Она должна была остановить его.
Экипаж раскачивало, его высокие колеса тонули в глубоких колеях, за-
полненных глинистой грязью. Скарлетт чуть было не упала на пол. Она лок-
тем ударилась об оконную раму, и острая боль пронзила ее руку.
Это была только физическая боль, она могла вытерпеть ее. Но была дру-
гая боль, отстраненная, та боль, которую она не могла вынести. Она долж-
на добраться до Тары, она должна. Мамушка была там. Мамушка обняла бы ее
своими коричневыми руками. Мамушка прижала бы ее к себе, положила ее го-
лову к себе на грудь, где она выплакивала все свои детские горести. Она
сможет поплакать в Мамушкиных руках, она выплачет всю боль до конца, ее
голова отдохнет на Мамушкиной груди, ее раненое сердце успокоит Мамушки-
на любовь. Мамушка поддержит, будет любить ее, разделит ее боль и помо-
жет перенести ее.
- Спеши, Элиас, - сказала Скарлетт. - Спеши.
- Помоги мне снять мокрые вещи, Панси, - приказала Скарлетт служанке.
- Быстрее.
Ее глаза на фоне бледного лица казались более темными и пугающими.
- Поспеши, я сказала. Если ты заставишь меня опоздать на поезд, я те-
бя выпорю.
Панси знала, что Скарлетт не могла этого сделать. Дни рабства закон-
чены, и она уже не собственность мисс Скарлетт, она может уволиться в
любое время, стоит только захотеть. Но отчаянная, лихорадочная вспышка в
зеленых глазах Скарлетт заставила Панси усомниться в этом. Скарлетт выг-
лядела готовой на все.
- Запакуй черное мерино, будет холодать, - сказала Скарлетт.
Она посмотрела на открытый шкаф. Черная шерсть, черный шелк, черный
хлопок, черная саржа, черный вельвет Она может носить траур до конца
своих дней Траур по Бонни, а теперь вдобавок траур по Мелани.
"Я не буду думать об этом сейчас. Я сойду с ума, если подумаю. Я по-
думаю об этом, когда приеду в Тару. Там я смогу это вынести".
- Одевайся, Панси. Элиас ждет. И не забудь надеть траурную повязку на
руку. Это день траура.
Улицы, которые сходились в Пяти Углах, были болотистыми. Повозки, ко-
ляски и экипажи тонули в грязи. Их кучера проклинали дождь, дороги, сво-
их лошадей. Стоял крик, шум, щелчки бичей. Здесь все время были толпы
людей куда-то спешащих, спорящих, жалующихся и смеющихся. Пять Углов
бурлили жизнью, капором, энергией. Пять Углов - это была Атланта, кото-
рую так любила Скарлетт.
Но не сегодня. Сегодня Пять Углов лежали у нее на пути. Атланта ее не
выпускала. "Я должна успеть на этот поезд, я умру, если опоздаю на него,
я должна добраться до Тары, или я сломаюсь".
- Элиас, - закричала она, - меня не волнует, как ты доберешься до
станции, даже если ты засечешь лошадей до смерти и передавишь всех до
единого на улице.
Его лошади были самыми сильными, ее кучер был самым ловким, ее экипаж
- самым лучшим. Она успела к поезду с запасом времени.
Прозвучал гудок паровоза. Поезд тронулся. Наконец-то она была в пути.
Все будет хорошо. Она ехала домой в Тару. Она представила себе это:
солнечно и ясно, светящийся белый дом, сверкающие зеленые листья жасми-
новых кустов, усыпанные ароматными белыми цветами.
За окном лил сильный дождь. Но это было уже неважно. В Таре будет
огонь в гостиной, потрескивающий от сосновых шишек, брошенных на бревна,
и шторы будут опущены, закрывая и дождь, и темноту, и весь мир. Она по-
ложит свою голову на мягкую широкую Мамушкину грудь и расскажет ей все,
что случилось. Тогда она станет способной размышлять и придумает чтони-
будь...
Свист пара и визг колес разбудили задремавшую Скарлетт.
Это уже Джонсборо? Она, должно быть, задремала, и не удивительно,
ведь она так устала в последние дни. Она не могла сомкнуть глаз даже ус-
покаивая свои нервы с помощью бренди. Нет, это была станция Раф и Рэди.
Еще час до Джонсборо. По крайней мере, дождь кончился, даже была полоска
голубого неба впереди. Может быть, солнце светило и над Тарой. Она
представила подъезд к дому, темные кедры, широкую зеленую лужайку и лю-
бимый дом на вершине небольшого холма.
Скарлетт тяжело вздохнула. Теперь хозяйкой Тары была ее сестра
Сьюлин. Ха! Быть плаксой дома больше подходило ей. Все, что Сьюлин ког-
да-либо умела делать, так это плакать, это все, что она когда-либо дела-
ла, начиная с детства. А теперь у нее есть собственные дети, плаксивые
маленькие девочки, совсем такие, какой она сама была когда-то.
Дети Скарлетт тоже были в Таре. Уэйд и Элла. Она выслала их с Присей,
их нянькой, когда получила известие, что Мелани умирает. Ей надо было
бы, конечно, оставить их с собой на похороны. Это дало еще один повод
старым кошкам в Атланте болтать о том, какая она плохая мать. Пусть го-
ворят, что угодно. Она не пережила бы эти ужасные дни и ночи после смер-
ти Мелли, если бы ей пришлось еще успокаивать детей.
Она не будет думать о них, вот и все. Она едет домой, в Тару, к Ма-
мушке, и просто не будет думать о вещах, которые расстраивают ее. "Бог
знает, у меня больше чем достаточно поводов для расстройств. И я так ус-
тала..." Ее голова склонилась, и глаза закрылись.
- Джонсборо, мэм, - сказал кондуктор.
Скарлетт открыла глаза.
- Спасибо.
Она осмотрела вагон в поисках Панси и чемоданов. (Я сдеру шкуру с
этой девчонки, если она ускользнула в другой вагон. О, если бы только
леди не требовалась компаньонка каждый раз, когда она ступает за порог
своего дома. Я бы намного лучше справилась сама. Вот она".
- Панси, сними эти мешки с полки. Мы приехали.
"Теперь только пять миль до Тары. Скоро я буду дома. Дома!"
Уилл Бентин, муж Сьюлин, ждал на платформе. Увидеть Уилла было уда-
ром. Первые несколько секунд всегда шокируют. Скарлетт искренне любила и
уважала Уилла. Если бы у нее был брат, чего она всегда хотела, она жела-
ла, чтобы он был таким же, как Уилл. За исключением деревянной ноги, и,
конечно, бедности. Его невозможно было принять за джентльмена, он был из
низшего класса. Она забыла это, когда находилась далеко от него, и забы-
ла через минуту после того, как встретилась с ним, потому что он был та-
ким хорошим и добрым. Даже Мамушка хорошо относилась к нему, а Мамушка
была самым, строгим судьей, когда дело касалось леди или джентльменов.
- Уилл!
Он пошел ей навстречу своей особой неуклюжей походкой. Она обвила ру-
ками его шею.
- О, Уидл, я так рада увидеть тебя, что плачу от радости.
Уилл отнесся к ее объятиям без эмоций.
- Я тоже рад тебя видеть, Скарлетт. Прошло немало времени.
- Слишком много. Это стыдно. Почти год.
- Больше похоже на два.
Скарлетт была ошеломлена. Неужели это было так долго? Неудивительно,
что ее жизнь пришла в такое печальное состояние. Тара все время возрож-
дала ее, давала новые силы, когда она нуждалась в них. Как она могла
прожить так долго без нее?
Уилл сделал знак Панси и пошел в сторону повозки.
- Нам пора трогаться в путь, если мы хотим успеть до темноты, - ска-
