- Ты прав, Сибл. И дел полно, и люди не без ног. Просто Эргис не
успеет. Пока он пробьется...
- А Зелор?
- Огил поверит только Эргису или мне.
- Ну и черт с ним, коль так!
- А с Квайром? Страна останется без головы как раз перед войной.
- Я пробьюсь, Тилар, - сказал Эргис.
- А если он и тебе не поверит? У меня нет доказательств, Эргис.
И я не вправе сослаться на того, кто мне это сказал. Он может решить,
что я просто пытаюсь поссорить его со знатью - а ведь война на носу! - и
он предпочтет рискнуть.
- Ну, ты-то пробьешься, добьешься и живой останешься!
- Да, - сказал я ему. - Пробьюсь, добьюсь и останусь. Это решено,
Сибл.
- Ты б хоть не придуривался с Советом-то, коль сам все решил! Значит,
ты хвост трубой - а тут трава не расти. Только-только выбираться начали, и
нате вам: пропадай все пропадом - я пошел! Иль на меня порешил хозяйство
оставить?
- На тебя.
- А Эргиса, значит, с собой? Ну, спасибо! Другие, значит, воевать, а
я горшки считать?
- Да, - сказал я ему. - Будешь считать горшки, пока не приедет Асаг.
Вызывай Асага, передавай ему хозяйство - и свободен. Бери людей и уводи в
лес. Эргис, проводники готовы?
Эргис спокойно кивнул.
Я знал, что у него все готово, просто опять равновесие, и надо в него
играть.
- А моих, что ль, никого не берешь? - ревниво спросил Сибл.
- Дарна и Эгона. И еще троих до границы. Сам отберешь.
Вот и все. Главное позади. И тревога: Сибл уступил слишком легко. Он
должен был еще возражать. Ему было что возразить.
Мы говорили о насущном, о том неотложном и неизбежном, что требовал
от нас Малый Квайр, а тревога все сидела во мне. Сибл мне верен, но это
верность ревнивой жены, и если он что-то задумал...
И когда, проводив их, я шел к себе, тревога сидела внутри. Чего-то я
не додумал, что-то не так.
Я забыл об этом, когда увидел Суил. Она не спала и ждала меня за
шитьем, хоть знала давно, что меня бесполезно ждать, я сам не знаю, когда
приду, и приду ли...
Она подняла глаза от шитья и улыбнулась.
- Ну, никак про дом вспомнил! Опять не евши, да?
- Не помню, - не хочу ей сейчас говорить. Завтра.
- Горе ты мое! Когда только поумнеешь?
- Суил! - я хотел ее обнять, но она отвела мои руки.
- После!
- Что?
- После, говорю. Вот как поешь, так и скажешь.
- Что скажу?
- А что завтра хотел сказать. Ой, Тилар, ну не липни! Садись за стол.
Я сел, а она мелькала по комнате, собирая на стол, то почти исчезая,
то возникая в светлом кругу; такая легкая, ловкая, такая моя, что я сам не
верил, что смогу хоть на час оставить ее.
А потом я ел, о она сидела напротив, опершись щекой на ладонь, и все
смотрела, смотрела, словно уже прощалась, словно хотела насмотреться на
долгие дни разлуки.
- Ну, - спросила она, - когда едешь?
- Послезавтра. Прямо с утра.
- Надолго?
- Не знаю, птичка.
И я рассказал ей то, что мог сказать - без имен.
- Доигрался, - тихо сказала она.
- Кто?
- Рават, кто ж еще? Всех разогнал, дурак! Ты хоть с Эргисом?
- Конечно, птичка.
И она сама потянулась ко мне.
Лес был вокруг, бесконечный и безначальный; я знаю, что у него есть
начало и есть конец, что выйдя из пункта А, я прибуду а пункт Б, если
только шальная пуля не остановит меня на пути - но это знание, а чувства
твердили другое: нет начала и нет конца, просто живой зеленый обрывок
вечности, мостик вневременья между двумя временами.
Тусклый подводный свет стоял в лесу, мелькал иногда в разрывах крон
лоскуток голубого неба, и кони бесшумно ступали по слежавшейся хвое. Снова
я был в пути и опять свободен; вся моя свобода тут: на отрезке от А до Б,
в островке безвременья, где никто из владеющих мной - ни друзья, ни враги
не предъявят свои права.
Эргис уехал вперед, исчез за изгибом тропы, другие отстали, оберегали
мое раздумье, и это было приятно и немного смешно: мне есть о чем думать,
но путь еще так далек, и можно подумать о том, о чем можно думать лишь
здесь - в лесу, между двух времен.
Я думал о себе - таком, какого не может быть. Счастливый семьянин:
сын, муж и отец. Я еще не скучал по сыну. Я только научился его любить.
Еще недавно он раздражал меня. Он отнял Суил, он заполнил собой весь дом,
и я приходил туда, как незванный гость, не зная, где спрятаться от их
восторгов и их суеты.
А потом он стал меньше орать, и женщины стали меньше ахать, и я
однажды вгляделся в него.
Он важно спал, завернутый в полотно, и он был Бэрсар. Малюсенький
Бэрсар, точь-в-точь такой же, как я, как мой отец и, наверное, как дед,
как вся беспокойная, долговязая череда, текущая в прошлое... до
сегодняшнего дня. Вот тут я и почувствовал, что он - мой сын. Мое
продолжение. Часть меня.
Нет, это не было радостью - я испугался. Мне всегда казалось, что я
люблю этот мир. Что эти люди очень много для меня значат. Но когда я
понял, что в этом мире останется часть меня, что даже смерть не вычеркнет
меня из этого мира - вот теперь я чувствовал страх.
Это жалкое существо, безмозглый комочек плоти неожиданно оказался
сильнее всех иллюзий. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что принадлежу этому миру
- а теперь я ему принадлежу. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что завтра за него
отвечаю - а теперь я за него отвечаю. Все, что я сделаю в этом мире, падет
на мое дитя. И все, что я не сумею сделать, тоже падет на него. Раньше я
не был в ответе ни перед кем. Только перед собой, своей совестью и своей
любовью. Слова! Очень легко перехитрить свою совесть и обмануть любовь, но
это маленькое существо не обманешь, жизнью своей он ответит за все, что я
натворю...
Я придержал коня, потому что увидел Эргиса. Он стоял поперек тропы,
загораживая путь, и это значит, что кончился _н_а_ш_ лес, и начались чужие
леса - земли чужих племен и тропы олоров - и надо ждать провожатых,
которых пошлет нам лес. Раньше я был чужой, мне хватало оружия и охраны,
теперь мы уже свои, и чтим законы лесов. "Забавно, - подумал я, - с
охраною или без я мчался по этим лесам мимо десятков глаз и думал, что я -
невидимка, тень, и путь мой не ведом никому". Но - слава Эргису! - я
поумнел и чту законы лесов. А вот и проводник: угрюмая тень в лохматом
меху. Он молча коснулся груди и пошел по тропе, и наши кони пошли за ним,
почти не замедлив ход.
И можно думать о том, о чем надо подумать в пути, но опять я думаю о
другом. О караванах, которые скоро выйдут из Каса. Пять караванов готовы к
отправке в Тардан; отборные меха и стекло; Эслан был прав, называя меня
купцом, мне надо и я буду торговать. "Деньги, - подумал я, и если я не
вернусь, сумеют ли Сибл и Асаг сохранить Малый Квайр?"
И та же тревога, моя неподъемная ноша, клочок неожиданной тверди под
ногами - мой Малый Квайр.
Всего лишь предместье крохотного Каса, несколько улочек простых
бревенчатых изб, где живут много женщин, детей и стариков, и совсем
немного мужчин, но чем он стал для меня!
Можно и должно любить свой народ и отвечать за него, и, конечно, ты
знаешь, что "народ" - это значит только "все люди", но слово очень легко
заслоняет людей, есть нечто абстрактное в слове "народ", и ты считаешь его
абстракцией, и можно уверить себя, что ты знаешь лучше, чем сам народ,
чего желает народ, и знаешь лучше, чем сам народ, что нужно народу, и
можно убрать народ за скобки, рассчитывая его и свою судьбу. Но если народ
твой - четыреста человек, и ты почти всех знаешь в лицо, а они все знают
тебя, и ты отвечаешь перед каждым из них...
Нет, Малый Квайр не заменил мне большого - скорее, уравновесил его.
Большой Квайр - это боль почти без надежды, Малый - это надежда почти без
боли. Большому я не сумею дать ничего. Может быть, я помогу ему уцелеть,
но он не станет счастливей и уцелев, потому что я уже вижу, куда он идет.
Малый Квайр заберет у меня все. Он, как губка, впитывает меня: время,
силы, даже немного знаний; понемногу он втягивает в себя Кас - беглецов,
осевших здесь после бунтов и войн, храбрецов, беспокойных, искателей
новизны.
Мои люди скоро уйдут в леса, но в моих мастерских не убудет рабочих
рук, и мои караваны поведут лихие купцы, которые объегорят самого сатану,
и в моей маленькой школе на два десятка ребят останутся трое учителей - и
все это будет жить... если буду жив я.
Тот самый вопрос, который не задал Сибл: смею ли я рисковать Малым
Квайром, навсегда потеряв большой?
- Должен, - сказал я себе. - Если Кеват, слопав Квайр и Лагар, в
надлежащее время проглотит Бассот, история вытрет из памяти город Кас, и я
впервые узнаю о нем, когда совершу бесполезный побег.
Провожатый оставил нас. Растворился среди стволов, и Эргис подождал
меня.
- Слышь, Тилар, Тан говорит, засады в приграничье. Отрезов пять,
говорит. Ежели обходить...
- А если не обходить?
Он с усмешкой поглядел на меня.
- Коль нет, так своротить пора.
- Пора, - согласился я.
- В Биссал?
- Можно и в Биссал.
- А можно и в Согор?
- Да нет, - сказал я. - Нельзя.
Звериные тропы, зеленый подводный свет, и яркое небо в разрывах крон.
Движение. Мы движемся в Квайр. Мы вовсе не возвращаемся в Квайр, мы только
соприкасаемся с ним. "Земля отцов, - подумал я. - Высокопарный бред - но
правда". Моя земля, земля отцов, пятнадцать поколений нас упрятано в нее,
оказывается, это существует, - зов крови... или зов земли? Она звала меня,
такая же, покрытая такими же лесами - и все-таки особая. _М_о_я_.
Мы едем в Квайр. Всего лишь две недели на все про все: шесть дней
пути, семь дней работы, день в запасе. А после все размечено до точки, и
обязан сделать то, что только я сумею сделать. Забавный парадокс: я
возвращаюсь в Квайр врагом, чтобы его спасти. Я должен уцелеть,
перехитрить, переиграть своих врагов-друзей, чтобы быть полезным Квайру.
А Эргис молчит. Едет передо мной и молчит. Мне не хочется думать о
них - о врагах-друзьях и друзьях-врагах, потому что есть на свете один,
который мне просто друг.
- Эргис, - спрашиваю я, - как это случилось, что ты мне поверил?
Увидел в первый раз - и поверил.
- А страху в тебе не было.
Он не удивляется моим вопросам. Привык.
- Был.
- По тебе сроду не видать. - Придержал коня, чтобы ехать рядом,
глянул искоса: - Что, уморился в господах ходить?
- Есть немного.
- А я чего-то как на казнь еду. Не то что боюсь... душу рвет. До
коих-то пор в родимую землю вором прорыскивать?
- Всегда, - говорю я ему. - Покуда живы. Знаешь, Эргис, - говорю я
ему, - если мы погибнем этой весной, так именно за то, чтобы нас никогда
не признали в Квайре.
- Загадка проста, да отгадчик простей. Ты что, Огила за дурака
считаешь?
- Речь о Таласаре.
- О Равате, что ль? - глухо спросил Эргис.
- Забудь о Равате, Эргис. Есть Таласар - наш смертельный враг, и он
унаследует Квайр.
- Слышь, Тилар, а тошно, поди, жить, коль все наперед знаешь?
Воспоминание - как вина, и я ответил Эргису так, как должен был бы
сказать Баруф.
- Очень тошно. Просто я знаю, что судьбу возможно изменить. И я
сделаю все, чтобы ее изменить.
Распутица изнуряет нас. Полдня дождя - и тропы совсем расползались,
мы едем через лес напрямик, прорубая дорогу в подлеске. У границы мы
отдали сменных коней и остались одни. Я да Эргис, да двое людей Эргиса, да
Дарн с Эгоном. Еще одна цепь несвободы, наложенная на меня. Мне нравится
Дарн, и мне приятен Эгон, но Дарн - это око Сибла, а Эгон - ухо Асага; я
знаю: они мне верны и с восторгом умрут за меня, но с таким же восторгом
