- А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы -
дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой
из наших солдат.
- Ну, был такой разговор, - согласился он неохотно.
- Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль,
Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не
упрекнет...
- Никто? - он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.
- Что я вам сделал, биил Бэрсар? Что я вам такого сделал, что вы решили
меня опозорить? Я...
- Довольно, Ланс! В нашем уговоре есть такой пункт: всякий, кто
передумал или кому не нравлюсь я, может нас оставить. Конечно, до начала
дела, потом, боюсь, это будет... сложно.
- Думаете, я струшу?
- Да бросьте вы эти глупости, - сказал я устало. - В нашем деле
храбрость... это так. Для личного употребления. Ваша храбрость понадобится
вам самому. Мне от вас нужно только послушание. Вы что думаете, мы здесь
подвигами заниматься собрались? Не-ет. Мы здесь для того, чтобы сделать
невозможное. Работа, конечно, грязная, но после нее все наши подвиги на
войне - преснятина. Но...
Он усмехнулся.
- Но проглоти язык и слушай команду?
- Да. Пока хоть чему-то не научитесь.
- А вы... добряк, биил Бэрсар, - с угрюмой усмешкой сказал мне Ланс.
- Все наверняка? Если я вас сейчас брошу - значит, трус? Если не стану
вашим слугой послушным - значит, дурак и слабак. Не понял, что обещал, а
то, что обещал - не смог выполнить? А если я сейчас вас ударю?
- Позову Дарна? Вы что думаете: я драться с вами стану? Рисковать
страной из-за мальчишки?
- А за мальчишку...
- Запишите где-то для памяти. Выживем - сочтемся.
- Хорошо, - сказал он угрюмо. - Я принимаю ваши условия. Приходится
принять. Но мы сочтемся.
И тут, наконец, я смог улыбнуться. Если будем живы...
А ночью ожил передатчик. Страшный и упоительный звук - он бы поднял
меня и со смертного ложа, и пока я бежал к нему, сквозь томительный ужас
н_а_ч_а_л_а_ все равно пробивался восторг. И когда я нажал на кнопку и
услышал голос Эргиса - сквозь дали, сквозь леса, сквозь многие дни пути...
все равно, что он говорит, просто радость...
- Выступили, - сказал Эргис. - Идут покорпусно. Арьергардом командует
Абилор.
- Слышу, - ответил я. - Проводи их до границы. Встреча - где
условились.
Началось! Я не дал себе думать об этом, чтобы допить свою радость.
Перешел на другую волну и вызвал Сибла. Сквозь дали, сквозь леса, сквозь
многие дни пути.
- Началось! - сказал я ему. - Выходите прямо с утра. Иди на Биссал.
Люди Эгона встретят вас у границы.
- Во имя святого Тига! - гаркнул Сибл. - Живи, Великий!
Сегодня захвачен Балнор. Терновый венец границы - четырнадцать
крепостей, и не обойдешь ни одну. Фортификация Приграничья: деревянные
стены покрытые слоем земли, гарнизон из смертников - и жестокий расчет.
Каждая крепость продержится несколько дней. Каждая крепость сожрет
несколько тысяч кеватцев.
Балнор защищали саданцы.
Только боль, потерь у нас нет. Ни я, ни Крир еще не вступал в бой.
Тринадцатый день вторжения: воюет пока Приграничье. Пули из-за
каждого дерева и ямы на каждой тропе. И пала четвертая крепость.
Кеватцы не поумнели. Отчаянным напором пытаются пробить Приграничье,
прорвать, пропороть его. И теряют каждый день по тысячи человек - но на
это им наплевать. И по сотне коней - это важнее. Моим людям приказано
истреблять лошадей. У Валдера отличная конница - особенно корпус Сифара.
Стоит выбить ее из игры.
Сегодня у нас передышка. Третий раз за тринадцать дней мы устраиваем
привал и разбиваем лагерь. Обычно мы даем отдохнуть только коням - люди
выдержат все.
Почти одновременно с Эргисом вы выехали из леса на топки берег реки,
спрыгнули с коней и обнялись.
Это моя передышка - радость встречи. Острая и печальная радость:
опять мы вместе. Я не лишился тебя.
Вкусный запах дыма. Люди разбили лагерь, развели костры и готовят
еду. Тихие голоса и фырканье лошадей, звуки и запахи лагеря, а закат уже
догорел и пеплом лежит на воде; замолкли крикливые соги, и в зарослях за
рекой посвистывает тигал.
Люди заняты жизнью, а мы с Эргисом сиди у реки. На поваленном дереве,
посреди пустого пространства, под охраной невидимых часовых.
- Вот здесь, - говорит Эргис. Наконец-то я приучил его к карте. Он не
то, что не мог - не хотел ее принимать, превращая знакомое место в вялый
штрих на бумажном клочке. - Но народу надо! Одной охраны две сотни, да еще
скоренько растащить, пока не наскочат.
- Сорок упряжек, говоришь?
- Ну!
- Неплохо. Оставишь проводников. Люди будут завтра.
- Сколько там у Сибла!
- Людей хватит. Отрядами Приграничья командует Лесные братья. Огил
нашел, куда их пристроить.
- А связь?
- Пятеро сотрудничают со мной, остальные работают по нашей наводке.
- Лихо!
Тигалом засвистел часовой.
- Ланс, - сказал Эргис. - Пускай?
- Пускай.
Эргис просвистел в ответ.
И к нам на бережок вышел Ланс. Поздоровался с Эргисом и сел в
стороне. Мы с ним почти не разговаривали эти дни. Я приказывал - он
выполнял. Правда, мне было не до него. Не до кого мне было в эти дни.
- Тактическая, - говорю я Эргису, и он кивает в ответ. Данные
тактической разведки.
Лучше с умным потерять... Тирг, поставленный во главе армейской
разведки, тоже из бывших Лесных. Занятно, но с врагами-друзьями мне легче,
чем с теми, кто числится просто в друзьях. Он скромно "не знает" о том,
что я в Приграничье, и молча берет у меня все, что я ему передам.
Сейчас мы с Эргисом заняты именно этим - данными для армейской
разведки. Обсосем, прокатаем, сверим источники, а ночью мы с Дарном
залезем поглубже в чашу, и я включу передатчик. А утречком Сибл отправит
связного, и еще до полудня Крир получит привет от меня.
Вот так мы теперь работаем.
Дислокация кеватских частей, потери, изменения в командном составе.
Фураж, продовольствие, боезапас. Эргис прав: кеватской армии будет
несладко, если мы перехватим этот обоз. А нашим людям не помешает сорок
упряжек продовольствия и пулевого свинца. И двести сорок лошадей. Тоже
неплохо!
Эргис говорит, я уточняю, а если данные разошлись, мы прикидываем,
какому из источников верить; слава богу, дело не в людях, просто мои
глубже сидят. Мы говорим, а Ланс молчит. Свел к переносью брови и смотри
то мне, то Эргису в лицо. И в светлом его бесстрашном взгляде еще
непривычное напряжение мысли.
- Тадор?
- Мнется, - говорит Эргис. - Мнется и жмется, ждет, куда дела
повернут.
- Нажми, - говорю я ему. - Напомни об Эфарте. Лоэрдан ему этого не
простит.
Нахмурился: противное дело.
- Эргис, - говорю я мягко, - в стакане у Лоэрдана голо. Лоэрдан -
внучатый племянник Тибайена, а старик любить менять лошадей. Если дней
через десять Валдер не прорвет Приграничье, его ждет опала.
- Куда ему! - бормочет Эргис. - Заводиться неохота. Склизкая тварь!
- Ничего, Эргис. Не успеет.
Вскинул голову и смотрит в глаза: так ляпнул? Проболтался?
Нет, Эргис, я сказал то, что хотел сказать.
Улыбнулся и кивает: все понял.
Самое важное, что я хотел ему сообщить. И единственное. Об этом нам
нельзя думать вместе. Об этом надо думать порознь.
- А что теперь? - не выдержал Ланс. Спросил и пожалел: нахмурился,
глядит исподлобья - ну, чего хорошего можно ждать от меня?
- Передадим в армию.
И ясная мальчишеская улыбка на его лице. И восторг в глазах: он мне
все простил. Ненадолго - но все.
Семнадцатый день вторжения, и мы уже побывали в бою. Нарвались на
мародеров в одной из брошенных деревень. В Приграничье нет живых деревень.
Население вывезли, имущество закопали, и кеватцы от злости жгут пустые
дома.
Нам пришлось их всех перебить. Как только кеватцы узнают, что я в
Приграничье, нам станет намного трудней, потому что начнется охота.
Тибайен прямо жаждет заполучит меня.
Первые потери в первом бою - я к этому быстро привыкну. Я люблю моих
бравых лагарцев, терпеливых и бодрых вояк, они как-то свободней, чем
квайрцы, и немного другие в бою. Делают войну деловито и просто, и я
уважаю их.
Но пора привыкать к потерям: прогрызая Приграничье, кеватцы
расползаются вширь, и все чаще мы будем встречать их на нашем пути.
Непрерывная работа войны. Я всего лишь диспетчер войны, превращаю ее
беспорядок в работу, раздаю информацию, определенные места ударов, и
каждый удар - живыми людьми по людям. Не получается у меня об этом забыть.
Я могу ненавидеть Кеват - как слово или как символ. Кеват, Кеватская
империя - провозвестник Олгона. Но разве я ненавижу Олгон? Нельзя
ненавидеть страну, в которой родился. Правительство - да. Законы - да.
Образ жизни - да. Но есть телесная память прожитой жизни, и часть этой
памяти - мой прежний язык. И это язык скорее кеватский, чем квайрский -
интонации, выговор, построение фраз.
Все немного сложнее в этом году. Только рисунок похож, а внутри все
иначе. Баруф опять уступил мне эту войну. Этакий жест: делай по-своему, я
не мешаю. И Крир не мешает: чем лучше сражается Приграничье, тем дольше
армия не вступает в игру. Он просто кружит, пощипывая кеватцев, и ждет,
когда мы их загоним ему под нож. Новое в этой игре - только радиосвязь,
люди Эгона, внедренные в каждый отряд, и Сибл - мой двойник в самой гуще
событий.
В прошлом году мне не надо было скрывать себя от своих.
Именно в этом, наверное, дело. В прошлом году я был просто среди
своих, и не было никаких иных вариантов. Есть мы - есть они, враги - и
свои, чужие - и наши.
Мне очень не хочется думать об этом, но слишком долги лесные пути -
гораздо дольше, чем нужно для мыслей о деле. Мы мчимся, крадемся,
просачиваемся сквозь лес, и хмурые лоцманы леса, лесовики Эргиса, без
компаса, карт и часов приводят отряд в условный миг в условное место.
Охраною ведает Ланс, разведкою - Дарн, пока мы в пути, мне просто нечего
делать; я успеваю обдумать все - и приходит другие мысли, несвоевременные,
ненужные мне, но прилипчивые, как пиявки.
Став квайрцем, я заново становлюсь олгонцем.
Квайр - моя родина, к которой меня влечет. Мой дом, мои близкие,
почти все, что дорого мне, - в Бассоте. Мои боевые товарищи, что сегодня
родней, чем родня, - лагарцы. А рядом, в Кевате, есть тоже десятки людей,
природных кеватцев, сродненных со мною целью. И сам Кеват, как ни странно,
не безразличен мне. Империя рабства, нищеты и безмерных богатств,
невежества - и утонченной культуры. В ней зреют стремления, которых не
знает Квайр. Жестокая жажда свободы - хотя бы духа. Болезнь справедливости
наперекор рассудку. Все жаркое, все мучительное, все больное, но эти
ростки человечности из-под глыбы страшного гнета волнует меня сильнее, чем
все достижения квайрцев. Я тоже такой, как они, и все, что сложилось во
мне, вот так же проталкивалось сквозь несвободу.
И все эти страны мелькают вокруг, как стекла в безрадостном
калейдоскопе. Одни и те же леса, похожие города, почти однозвучная речь, и
что-то во мне противится однозначности определений "мои" и "чужие" - кто
мне чужой, а кто свой? И есть ли хоть что-то чужое на этом огромном
пространстве от северных тундр до еще не построенных верфей Дигуна?
Крир опять заменил кеватцев к Исогу! Не знаю, чему удивляться -
умение Крира или глупости кеватских вельмож. Кто был под Исогом, тот его
