вые за все время. Лицо ее утратило благочестивую строгость и расплылось
в глуповатом восхищении. Она заговорила, у нее нашлись даже слова, вмес-
то прежнего лепета. Эти слова не должны были пропасть даром, герцогиня
де Немур перевела их, так как знала оба языка и, кроме того, была осве-
домлена о взаимоотношениях действующих лиц. У королевы есть молочная
сестра, высокородный Кончини - супруг высокородной дамы Леоноры Галигай.
Тут снова заговорила сама королева, она принялась восхвалять вышеназван-
ную даму пространно и с жаром, выдававшим страх. Глуповатое восхищение
исчезло с бледных щек, они дрожали.
Как ни странно, но молочная сестра оставалась незрима, только ее кра-
савец супруг распускал павлиний хвост; королева избегала смотреть на не-
го.
Переводя слова королевы, мадам де Немур вставляла другие слова, свои
собственные, предназначавшиеся для одного короля.
- Два авантюриста с фальшивыми титулами. Будьте настороже!
Далее перевод похвального слова королевы благочестию и добродетели
высокородной дамы Галигай; затем снова Немур от своего имени:
- Опасна только карлица, потому что она умна. Муж просто-напросто
глупый павлин. Вам следует знать с первого же часа, сир, ваша жена нахо-
дится под чужим влиянием, - сказала мадам де Немур, желая предостеречь
короля.
На этом пришлось кончить. Королева становилась все беспокойнее. Каза-
лось, будто широкая роба прикрывает не одну ее, посторонняя сила колыха-
ла юбку, король даже испугался. Но вдруг королева вместе с широкой робой
отодвинулась в сторону, сделав не шаг, а прыжок и притом в полном смяте-
нии.
- Моя Леонора! - выкрикнула Мария Медичи голосом говорящей птицы или
театрального механизма, подражающего человеку. Когда она вторично произ-
несла: "Моя Леонора", голос ее был чуть слышен и рука указывала вниз.
Что-то осталось на том месте, которое покинула королева: разглядеть,
что именно, можно было только нагнувшись.
Генрих видит хорошо сложенную особу маленького роста; карлицей ее
назвать нельзя по причине полной соразмерности. Она явно не любила быть
на виду. Должно быть, она проводила жизнь за юбками королевы, если не
под ними. У нее был нездоровый цвет лица, свойственный существу женского
пола, чья жизнь протекает в алькове другой женщины. Подобные загадки
природы обычно находятся во власти бурных вожделений и страстей. У дан-
ного экземпляра глаза были прикрыты вуалью. Но тщетно: два угля зловеще
сверкали сквозь тонкую ткань.
Генрих невольно отшатнулся. "Это и есть молочная сестра, только ее
мне недоставало", - думал он, вздернув брови и широко раскрыв глаза. Это
испугало молочную сестру, ее первым движением тоже было бежать. Только
крайняя мера могла сейчас спасти положение. Генрих собрался поцеловать
миниатюрное создание в губы, однако оно отвернулось и воспротивилось.
Едва он отпустил ее, как высокородная дама бросилась бежать.
Комната была переполнена людьми обоих лагерей, приближенными королевы
и свитой короля. Хрупкое существо пробилось сквозь толпу одной силой
своей воли. Придворные короля и королевы расступились с одинаковой пос-
пешностью. Кто-то подставил ей ножку, но она не споткнулась, она подня-
лась на цыпочки и приблизила лицо к лицу обидчика. Тогда он сам раство-
рил перед ней дверь. Это был храбрый Крийон.
Генрих, обращаясь к Марии Медичи:
- Мадам, я хотел бы оказать долг вежливости вашей молочной сестре.
Она не поняла его, но угадала его намерение и обеими руками заклинает
его воздержаться.
Бесполезно вдаваться в объяснения с чужестранкой. Генрих проходит ми-
мо мадам де Немур, ей он говорит: ему нужно узнать, что за этим скрыва-
ется.
- Сир! Быть может, нож, - отвечает герцогиня. Пробравшись вглубь,
Генрих видит, что никто не последовал за ним. Только супруг молочной
сестры, господин Кончини, отвешивает свой блистательный поклон и предла-
гает королю переступить порог. Дверь позади него остается отворенной.
Генрих очутился в коротком полутемном проходе, свет проникал с друго-
го конца сквозь занавес. Король прикрыл грудь рукой, памятуя предостере-
жение о ноже. Прыжок вперед, и занавес отброшен. Тяжелые складки подда-
лись с трудом: ничего удивительного, высокородная дама завернулась в
них. Прикрытые вуалью глаза ее искрились торжеством, она ждала его тут.
Она приподняла занавес, скрывавший спальню, показала ему альков, постель
королевы и немногими выразительными жестами разъяснила ему, чего требует
от него и что ему воспрещает. Она не говорила и от этого казалась еще
загадочнее. Роль этого существа была в высшей степени сомнительна, но
оно превозмогло остатки робости и дало себе полную волю.
Генрих смотрел на карлицу твердым взглядом, что было ей тягостно, она
ужасающе косила. Теперь он, в свою очередь, указал на постель; вместо
связных слов, которые лишь запутали бы объяснение, он с расстановкой
произнес три имени. Два первых породили у молочной сестры все признаки
ревности, тягостного смятения; бедняжка собралась было снова укрыться за
занавесом. Когда он назвал третье имя, она одумалась и попятилась назад,
вплоть до кровати. Ухватившись за этот важнейший предмет обстановки, она
всем своим видом являла злобную решимость защищать его против всех и
вся.
Генрих раньше, чем ожидал, появился в первом покое среди гостей коро-
левы, где никто, невзирая на растворенную дверь, как будто не заметил
происшествия. А для короля время, проведенное во внутреннем покое, про-
мелькнуло особенно быстро потому, что все произошло совершенно безмолв-
но. И когда он вернулся на люди, ему показалось, что это был только сон.
Но вот он перевел дух и засмеялся, королева последовала его примеру. Она
высказала удовольствие по поводу его милостивого обхождения с ее молоч-
ной сестрой, что мадам де Немур перевела, а он подтвердил.
Теперь, сделав здесь все, что от него зависело, он без церемоний отп-
равился есть. Предложил мадам де Немур проводить его до порога, и когда
слова его не могли уже долететь ни до чьего слуха, он сообщил ей, что
намерен провести эту ночь у королевы, пусть герцогиня предупредит ее.
Потребность в пище перешла тем временем в зверский голод.
- Должно быть, я очень долго пробыл в той комнате? - обратился он к
своим дворянам. Бассомпьер, у которого всегда был готов ответ, сказал:
- Сир! Меньше чем половину четверти часа. - Необычайные события всег-
да представляются бесконечными, как ни стремительно они развертываются.
Поглощая обед, он сказал своим дворянам, что, несмотря на их доблест-
ный воинственный вид, они не произвели никакого впечатления на королеву.
- Почему вы не выкупались и не издаете приятного аромата? Какие же
это победители, которые только что вылезли из грязи и не блещут ни изя-
ществом, ни молодостью!
Они поняли, что он говорит для самого себя и боится своей чужестран-
ной королевы и ее молочной сестры. Поэтому они засмеялись и обещали ему,
что отважнейший из воинов будет нынче же ночью спать с карлицей. Генрих
возразил на это с неожиданной серьезностью:
- Неспроста мне почудилось, когда карлица вдруг появилась, будто она
выползла из-под юбки королевы.
После этих слов он погрузился в размышления; его дворяне осмеливались
теперь только перешептываться между собой. Он же задумался и представил
себе общество, которое будет окружать его и обитать впредь под одной с
ним кровлей: зловещая молочная сестра, ее непристойно красивый муж, оба
кузена, они же кавалеры для услуг, все в тесном союзе с чужестранкой, с
которой он обвенчался, - в первый раз через подставное лицо. При втором
бракосочетании он собственной рукой поведет ее к алтарю, после чего его
трон будет принадлежать и ей. А ведь она мясная туша, которой вместо
доброй воли управляют предрассудки. Французскому языку она не обучилась
умышленно; как ему докладывали, - докладывал господин де Бассомпьер,
гордый своей осведомленностью, - не обучилась потому, что считает фран-
цузский языком еретиков.
Это не сулит добра, вся честная компания проходимцев наверняка будет
перекатывать ее со стороны на сторону, словно бочку. Иначе быть не мо-
жет, пока при ней молочная сестра. Молочная сестра сильнее всех в этой
компании, ввиду извращенности ее природы. У Генриха многообразный опыт в
отношении безумия; человечество изобилует его образчиками. Генрих встре-
чает его повсюду, и вот наконец безумие, укрывшись под юбкой королевы,
собирается вместе с ней подняться на трон. Карлица его ненавидит, ей
страшно встретиться с ним взглядом, и это страх предательский. Генрих
мог бы сломить ее власть. Ее угли, пылающие изнутри адским пламенем, из-
бегают посторонних взглядов: она боится быть разгаданной. Дурной глаз,
которого она постоянно опасается и даже носит против него вуаль, это тот
глаз, что может разгадать ее.
Зала резиденции лионского епископа, где Генрих обдумывал свое положе-
ние, была слабо освещена. Его боевые товарищи очистили место по обе сто-
роны от него, они шушукались на нижнем конце стола при одной свече и
вскоре умолкли. Только Бельгард остался подле Генриха, но предоставил
короля его внутреннему созерцанию и даже отодвинул от него канделябр.
"Власть молочной сестры над королевой - в ее красавце муже, - рассуж-
дал Генрих. - Иначе к чему он ей? К ней самой он не смеет прикоснуться,
и горе ему, если бы он посягнул на ту, другую: карлица отравила бы его.
Медичи должна постоянно пребывать в глуповатом восхищении, какое я заме-
тил у нее. Кончини нужен для того, чтобы ослеплять, ни на что другое его
суетная особа и фальшивое имя не годятся. В сущности, если уж стано-
виться на столь шаткую почву, власть молочной сестры не в ее красавце
муже, а в собственной ее извращенной природе. Королева боится ее. Стоит
хотя бы задним числом вслушаться повнимательнее: голос ее дрожал всякий
раз, как она упоминала о молочной сестре и произносила ее фальшивое имя.
Королева - несчастная женщина".
Генрих делает открытия за слабо освещенным столом перед пустым бока-
лом - верны они или ложны, это он узнает впоследствии. Они приводят его
к сочувствию королеве: очень уж двусмысленно ее положение из-за сборища
масок, управляющих ею. Гнев - нет, его Генрих уже не чувствует: не зря у
человека седая борода и глаза, которые видели слишком много. Однако
двусмысленность и сборище надо устранить. Правда, спорно - удастся ли
это. Хорошо бы приручить карлицу. Бельгард решил уже, что король позабыл
о нем. Но Генрих неожиданно пригнулся к нему и заговорил шепотом:
- Блеклый Лист, наши друзья были правы, отважнейший из воинов должен
нынче ночью спать с карлицей.
- Сир, они похвастали, - отвечал обер-шталмейстер, - такого отважного
среди них не найдется.
Генрих попытался принять строгий тон.
- А ты знаешь, что я думал покарать тебя, когда понял, в какое об-
щество попал и каково мне придется отныне вследствие твоей нерадивости?
- Сир! - взмолился Бельгард. - Я сознаю свою вину, хотя предостере-
гать вас все равно было бы поздно и совершенно бесполезно. Во Флоренции
я не видел молочной сестры, она прячется по альковам и избегает дневного
света.
- Лжешь, Блеклый Лист, ты знал, что королева дрожит перед ней. Мадам
де Немур призналась мне сегодня в этом, а ты нет. Во искупление всех
твоих грехов, тебе бы следовало спать с карлицей и укротить ее, ты для
этого подходящий человек.
Так сказал Генрих, и Блеклый Лист тотчас разгадал его намерение. Оно
пришлось бы ему по душе, если бы речь шла не о нем самом. В сильной тре-
воге он оглянулся за помощью - в самом деле, кто-то подслушивал позади
них и теперь попытался улизнуть.
- Сир! - шепнул Бельгард. - Любопытный. Лучше вам не найти никого.
- Эй! - крикнул Генрих в темноту. - Выходи!
Застигнутый врасплох не торопился. И тем не менее он был самым подхо-
