дется держать ответ перед папой, - в противном случае перед приверженца-
ми истинной веры. Начальник артиллерии доказывал ему еще в Лионе: все
это условлено между Савойей и Бироном.
- Сир! Вы сами убедитесь, что Бирон неисправим и что ему нет спасе-
ния. Вы возвели его в адмиралы, маршалы, герцоги, пэры. Вы доверили ему
управление Бургундией, где губернаторами всегда бывали принцы крови. В
его руках была граница королевства, дабы он охранял ее. Вы знаете, что
он сделал вместо этого.
- Не знаю, ибо не могу поверить, - возразил Генрих. - Предательство
противно природе.
Сюлли:
- Это не подлинное ваше мнение. Вам известна наша человеческая сущ-
ность, которая требует предательства, хотя бы в нем не было пользы, а
один лишь задор и соблазн на собственную погибель.
Генрих:
- Весьма рассудительно, господин начальник артиллерии. Однако мне
приходит на ум человек, который ни разу...
Он осекся. Лучший слуга тоже предал Габриель д'Эстре - останется на-
веки непонятно, ради чего.
Сюлли, после долгого молчания, очень глухо:
- Допустим, что один существует, но двух таких нет.
И при этом взгляд голубых эмалевых глаз, сказавший королю: "Вы тоже
изменили своей вере, что достаточно само по себе, а скольким людям вы
изменяли и сколько раз изменили своему слову! Была ли в этом необходи-
мость?"
Генрих спросил свою совесть, была ли в этом необходимость, но не на-
шел ответа. Одного он добился от начальника артиллерии - что они выждут
и испытают маршала Бирона. Сюлли покинул короля с предостережением:
- Он потребует от вас город Бург-ан-Бресс, это будет для вас знаком,
что он сговорился открыть вашим врагам границы королевства.
Когда Бирон наконец явился, его сопровождало множество народа. Вся
улица желала видеть знаменитого полководца; он и в самом деле был весьма
внушителен, лицо багровое, неимоверно мускулистые плечи и руки, ни один
грузчик не осилил бы его, он сам раздавил бы всякого. Глаза у него по
любому поводу наливались кровью, как у быка, тело носило следы тридцати
ран, он побеждал всегда и неизменно, завоевание Савойи было всецело де-
лом его рук. Таково мнение людей, которые по большей части смешивали его
с отцом и считали обоих за одно лицо. Словом, народным героем был маршал
Бирон, а вовсе не король.
Славословия улицы поднимали изменника надо всем: над сомнениями, если
они могли у него быть, и над страхами - они у него были. Король не по-
пался в ловушку, он не брал ни пяди савойской земли, он оставил себе
Бресс, французскую провинцию. Что король знал об измене? Ничего, решил
Бирон, судя по приему, оказанному ему народом. Кроме того, он полагал,
что к народному герою не посмеет притронуться никто.
С хмурым видом предстал он перед королем, который был весел и привет-
лив.
- Хорошая награда за вашу верную службу, - сказал Генрих и кивнул на
окно. Бирон кичливо выпятил живот. Он возразил:
- Народ меня знает. Я был бы Роландом, будь вы Карлом Великим. Но
своим мирным договором, который продиктован трусостью, вы пускаете на
ветер все, что завоевано моей отвагой. Мне жаль вас, сир, - выкрикнул
Бирон в бешенстве за свой недавний страх.
Генрих не обратил внимания на дерзости. Он показал маршалу статуэтку
бога Марса с чертами короля и лавровым венком на челе.
- Кузен, как вы думаете, что бы сказал на это мой брат, король Ис-
панский?
Намек и предостережение, Бирон пропустил мимо ушей то и другое.
- Он-то! - буркнул маршал. - Надо думать, он вас не боится.
Генрих хлопнул его по животу и рассмеялся.
- Потешный малый, жаль только, что жиреешь, а вообще ты мне по душе.
После этого лицо глупца побагровело еще сильнее. Взгляд его, до сих
пор тупой, стал растерянным и беспокойным. "Возможно ли? - думал Генрих.
- Безумие, безумие повсюду. Знал бы мой начальник артиллерии, как неус-
тойчив слабый дух, он счел бы предательство болезнью. При этом в запу-
щенном состоянии она не поддается врачебному искусству".
- Кузен, - сказал он, - какая нужна сумма, чтобы погасить ваши долги?
Бирон:
- Мои кредиторы... мне надо стать могущественней вашего величества,
чтобы удовлетворить моих кредиторов.
Генрих:
- Опасная шутка, однако не плохая. Каждый из нас склонен преувеличи-
вать свое значение, иначе чего бы мы стоили.
Бирон:
- Отдайте мне Бург-ан-Бресс!
Вот оно, сказано. Изменник выдал себя. Генрих со скорбью душевной
глядел на него.
Генрих:
- К чему вам этот город?
Бирон:
- Я завоевал его.
Генрих скорбно, но уже резче:
- За вами по пятам следовали люди начальника артиллерии, потому вы и
шли прямым путем.
Бирон:
- Шпионы вашего начальника артиллерии. Король, и не верит своему мар-
шалу.
В словах этого человека слышится затаенное бешенство, он ни от чего
не отступится и ни в чем не сознается. Генрих заговорил языком величия.
Создал должное расстояние между собой и этим человеком и холодно подт-
вердил ему свое доверие. Это был правильный прием, чтобы сразу образу-
мить одержимого. Тот откашлялся, но голос остался хриплым; запинаясь, он
пробормотал:
- Сир! Искушение было так близко. Каждому большому вельможе вашего
королевства представляются случаи стать еще больше за ваш счет. Вас ник-
то не боится.
- До поры, до времени, - промолвил Генрих, недостаточно громко, чтобы
быть понятым по-настоящему.
Изменник недоверчиво взглянул на него: что это значит, в какой мере
ему надо быть откровенным? Наконец он промямлил себе под нос что-то о
деньгах, которые Испания хоть и уделила ему, но разве этим заткнешь его
дырявые карманы. Его никто не обогатит.
- Я умру либо на эшафоте, либо в богадельне. - На этом он закончил
свои признания, только добавил, что король должен простить его, ибо он
лишь вел переговоры, но ничего по-настоящему не делал, а потому для них
обоих лучше поставить точку.
Генрих, с внезапной силой:
- Чем вы мне грозите?
Бирон смиренно:
- Напротив, я прошу милостивейшего прощения вашего величества.
Генрих:
- То, что мне известно до сих пор, я вам прощаю.
Бирон:
- Прощаете все? Безразлично, совершил я эти проступки или нет?
Генрих:
- То, что мне известно, - а большего вы не совершите.
Мигом очутился он подле друга и обнял его за плечи:
- Мы с вами, - шепнул он ему на ухо.
Генрих:
- Мы с вами - чтобы предали друг друга? За какую плату-раз деньги вам
не помогут, а после моего конца вы не были бы больше знаменитым маршалом
Бироном; тот же народ, что вел под уздцы вашего коня, отвернулся бы от
вас. Вам пришлось бы скитаться по чужим странам. Вашим повелителем стал
бы мой злосчастный брат, король Испанский, который уже не властитель ми-
ра.
Бирон - в смятении, явно борясь с собой:
- Берегитесь, сир! Пусть Филипп Третий слаб, но убийц может к вам по-
дослать и он! - Едва слово было произнесено, как он увидел, что король
испугался.
Слабое место Генриха! Изменник коснулся его не с целью устрашить ко-
роля, он и сам был слишком неспокоен. Но, увидев, что король испугался,
он обрел храбрость для своего замысла. Король не боится ни битвы, ни
осады, его тело тоже носит следы ран, хоть и не тридцати, но стольких
нет и у Бирона. Он часто мог пасть от руки врага, в последний раз его
собственный маршал хотел, чтобы его подстрелили из крепости. Позабыл об
этом Генрих? Насильственная смерть знакома нам в разных обличьях, но
лишь одно заставляет нас содрогаться.
Бирон, с такой же хмурой тупостью, как в начале беседы, и с безучаст-
ным взглядом:
- Отдайте мне должное за то, что я предостерег вас. Правду сказать, я
лишь с этой целью чуть не вступил в соглашение с заговорщиками. Я был и
буду вашим преданным маршалом.
Генрих:
- Мое искреннее желание поверить вам.
Бирон:
- И отблагодарить меня. Уступите мне Бурган-Бресс.
Генрих:
- Нет.
Бирон, уходя:
- Сир! Подумайте хорошенько. Ведь я ваш преданный маршал.
В сторону закрывшейся двери Генрих произнес:
- Придется в самом деле пораскинуть мозгами, как бы спасти тебя, мой
друг, от плахи.
Он немедленно отправился в Париж. Предлогом ему служила его возлюб-
ленная маркиза; после стольких ночей, проведенных по обязанности с чу-
жестранной королевой, ему не терпелось свидеться со своей француженкой.
Однако он, как полагалось, посылал королеве письма с обращением "бесцен-
ная душа моя". Генриетта все еще именовалась просто "душа моя" и обижа-
лась на такое различие. Она устраивала ему привычные сцены, которые за-
бавляли его, не слишком выводя из равновесия. В ней воплощалось все, что
он почитал французским; и это приобрело особую цену со времени его же-
нитьбы. Кроме того, она ждала от него ребенка, как оказалось вскоре, и
Генрих радовался этому, даже будущий дофин не мог сильнее взволновать
его.
Обе женщины обманывали его наперебой, с первой минуты, без проволоч-
ки. Неверность королевы была ему докучна, впрочем, и сама она была ему
докучна. Он даже не встретил ее, когда она прибыла в Лувр. Дело было ве-
чером, королевский дворец стоял без огней, свита чужестранки запоздала,
ей пришлось ощупью пробираться по темному зданию, по лестницам и через
пустынные залы. То, что ей удавалось разглядеть из убранства, был обвет-
шалый хлам, все жилище убого и недостойно ее звания. Она проплакала бы
всю ночь, если бы столь высокая особа могла плакать. По злопамятности
своей она до конца жизни не забыла, что в тот вечер заподозрила, будто
попала вовсе не в Лувр, будто над ней посмеялись. Лишний повод для мес-
ти, вдобавок ко многим другим.
Мстительность маркизы больше развлекала Генриха, она полна разнообра-
зия и обильна вспышками. В свое время Генриетта попытается тайком увезти
сына в Испанию; спор о наследовании королю возгорится неминуемо, старин-
ный враг, Испания, поспешит, как всегда, поддержать мятеж. Генриетта
постоянно в союзе со всеми заговорщиками: даже сейчас, когда выслеживает
своего маршала Бирона и всячески старается спасти его от палача.
При этом она сумасбродна; выбалтывает то, о чем надо молчать, остав-
ляет распечатанные письма-все затем, чтобы престарелый любовник принимал
ее всерьез. Наконец она добивается своего, он требует отчета, вместо то-
го чтобы развлекаться ее танцами, проделками и дешевыми шутками. Он гро-
зит наказанием, она смеется над ним. Она кричит у самых его губ своим
ломающимся голосом, от которого он по-прежнему без ума:
- Заприте меня в монастырь, чтобы я избавилась от вас. По-вашему, вы
очень красивы? От вас хорошо пахнет? - Даже это она осмелилась бросить
ему в лицо и вовсе не с глазу на глаз. Следствие было таково, что Генрих
стал употреблять больше благовоний, а сердитая маркиза по-прежнему ра-
зыгрывала сцены в том же духе.
Когда он выведал у нее почти все касательно обширного заговора, у не-
го было одно желание - пресечь ее болтливость.
- Мадам, ваши опасные тайны не подлежат огласке. Пока они известны
мне одному, я сделаю все, чтобы оградить вас. Однако берегитесь! Граф
Эссекс тоже верил в свое счастье, потому что был любим королевой и счи-
тал измену своим законным правом. Под конец моя сестра, королева Англии,
принуждена была дать приказ отрубить ему голову - у нее самой с тех пор
болит шея.
Взбалмошная женщина вытянулась, как только могла. Насмешливо выкрик-
нула:
- Да. Но она - помужественней вас.
На этот раз король не смеялся.
Тем же летом он посетил провинции, где правили главари заговора; те-
перь он знал всех, у самого начальника артиллерии не было против них та-
ких улик. Эпернон в Меце, герцог Бульонский в Седане, даже губернатор
Лангедока, его коннетабль Монморанси, был в их числе, и все они настой-
чиво утверждали, что верны ему. Король привел с собой солдат, заговорщи-
