дом с ним, и делая вид, будто ее нет здесь. Но едва он оперся лбом на
руку и отвратил взор от зрелища, а слух от приятных звуков, тотчас же
незаметно для короля одна за другой исчезли танцовщицы, музыканты и весь
двор. После долгого раздумья он в конце концов вернулся к действи-
тельности и увидел, что остался один. Перед ним пустая зала, за поднятым
занавесом громоздятся следы празднества, инструменты, механизмы, позоло-
ченный шлем, увядший букет. Одинокий король склонился в другую сторону,
кресло рядом было пусто и даже перевернуто. Значит, и Габриель вместе с
остальными обратилась в бегство. Он вопрошал свою душу, однако она отка-
зывалась дать ответ, отрадно или обидно ей в одиночестве. - Мне больше
ничего не нужно, - проговорил он в пустоту, и эхо возвратило ему его
слова.
Теперь все хвалили герцогиню де Бофор: она поняла, что ее игра проиг-
рана, и переселилась из Луврского дворца в свой собственный дом. Только
из-за тяжелой болезни короля она позволила себе жить с ним в королевских
покоях, которые ей не суждено когда-либо назвать своими. Значит, приспе-
ло время устранить ее окончательно - по возможности без применения край-
них мер. Ибо ее жалели еще больше, чем ненавидели. Многие заранее раска-
ивались в том, на что решились бы на худой конец-в крайних мерах. До сих
пор все это не выходило за пределы устных нападок, разве что, прослышав
о слабости и печали короля, проповедники и монахи осмелели и вещали, что
на сей раз жизнь ему еще дарована, дабы он мог покаяться. Отсюда и при-
ток народа во двор Лувра, где раздавались многоголосые мольбы и требова-
ния, чтобы король спас страну и свою душу, то и другое путем удаления
Габриели.
К ней тоже являлись весьма странные посетители, правда, каждый раз в
одиночку. Все хотели узнать, действительно ли к ней приезжал папский ле-
гат, хотя, в сущности, не верили слуху. Он якобы в сумерках тайком посе-
тил ее дом, без большой свиты, без единого факела, и так же якобы непри-
метно покинул его, несмотря на расставленных наблюдателей.
Чуть ли не так же таинственно явилась к Габриели мадам де Сагонн, са-
мый давний ее смертельный враг. Она была принята не сразу, Габриель
только тогда допустила ее к себе, когда через час ей доложили, что дама
дожидается терпеливо и смиренно. Войдя, она ухватилась за стул и загово-
рила с большим усилием.
- Мадам, я всегда желала вам добра, - пролепетала она.
- Мадам, ваше пожелание осуществится, - высокомерно отвечала Габри-
ель. Высокомерие было подчеркнутое: у Сагонн искривилось лицо, будто она
собиралась заплакать, или это была плаксивая улыбка. Каким маленьким
стало ее птичье лицо.
- Простите меня! - воскликнула она визгливо, и обе ее руки затряс-
лись. - Этого я никогда не хотела.
- Чего? - спросила Габриель. - У меня все благополучно, король здо-
ров, и его решение жениться на мне вполне твердо. У нас нет врагов, раз
и вы мне друг.
- Мадам, будьте осторожны! Молю вас, берегитесь, ревностней я не мог-
ла бы просить о спасении своей собственной жизни.
Ее невзрачное лицо так позеленело, она так явно готова была сос-
кользнуть со стула на колени, что Габриель удостоила ее откровенности.
- Вы очень много говорили, мадам. Если бы все, что вы долгие годы го-
ворили с намерением погубить меня, хлынуло теперь в эту комнату, мы обе
непременно утонули бы. Однако злые речи действительно превратились в це-
лый поток. Я вижу, что этот поток пугает вас. Так облегчите же себя и
поделитесь наконец не выдумками, а тем, что знаете.
- Ах, если бы я знала! - Теперь Сагонн, наверно, ломала бы руки, если
бы они не тряслись.
- Кто хочет меня убить? - спросила Габриель.
Сагонн, вдруг окаменев, взглянула на нее.
Габриель:
- Господин де Рони?
Сагонн - безмолвное отрицание.
Габриель:
- Я вам все равно не поверила бы. Значит, агенты Тосканы, и каким
способом?
Сагонн:
- Кругом только и знают, что шнырять и шушукаться, можно подумать,
что всполошилась вся Европа, столько тайных посланцев от всех дворов
пробирается в Париж: и затем немедленно улетучивается. Сердечные дела
короля Франции очень заботят папу и императора, но это ведь вам извест-
но.
Габриель:
- Что вы можете сообщить мне нового?
Сагонн, почти неслышно:
- Цамет. В его доме, говорят, это было решено.
- За карточным столом, разумеется, - сказала Габриель. - Кто при этом
присутствовал?
Сагонн знаком показала, что ее сведения и даже силы уже истощились.
- Избегайте посещать этот дом! Не ходите к сапожнику Цамету даже с
королем - прошептала она еще таинственней. - А тем более без него.
Она хотела встать, но не сразу собралась с силами, а так как минутная
слабость дала ей время опомниться, Сагонн поняла вдруг собственное поло-
жение и то, что не одной Габриели придется теперь дрожать за свою жизнь.
- Я сказала слишком много, - в ужасе шепнула она; вскочила, закрыла
лицо руками и зарыдала. - Теперь я в вашей власти.
- Никто не подозревает, что вы здесь, - сказала Габриель.
- Как будто не следят за всеми, кто к вам приходит, - возразила Са-
гонн. - Даже и легата застигли.
Это она сказала по привычке хитрить, а потому, отняв от глаз свои
костлявые пальцы, насторожилась. На самом деле легата никто не приметил.
"Если я это выведаю и смогу подтвердить слух, то мое собственное посеще-
ние будет оправдано, и я спасена".
Однако Габриель отвечала:
- Легат? Я его с самого лета не видела.
"Окаянная лгунья, - подумала Сагонн. - Так умри же, умри, герцогиня
де Свиньон", - думала она в запоздалой злобе на себя самое из-за допу-
щенной ошибки. Тем задушевней она распрощалась, еще раз дала волю раска-
янию и на сей раз объяснила его причину. Вначале, когда раскаяние было
искренним, она этого сделать не могла.
- Я всегда вас любила, мадам. Только любовь смутила меня и заставила
поступать так, словно я вас ненавижу.
Она запуталась в чрезвычайно сложных оправданиях, стараясь изобразить
полное душевное смятение, а пока она разглагольствовала, они дошли до
потайного выхода, через который надо было выпроводить посетительницу.
Тут Габриель сказала:
- Мадам, вы можете успокоиться. Тайну вашего посещения я унесу с со-
бой в могилу.
После чего Сагонн поперхнулась, во-первых, потому, что она была раз-
гадана, а затем из-за необычайной простоты, с какой эта женщина, окру-
женная столь большими опасностями, говорит о своей могиле, и притом безо
всяких элегических жалоб и стенаний.
Совершенно сбитая с толку, Сагонн споткнулась о порог.
Габриель же призвала к себе господина де Фронтенака, старого товарища
короля, он имел честь командовать небольшим отрядом ее телохранителей.
Она спросила без предисловий:
- Где сейчас находится этот человек?
- В двух часах ходьбы! Но только завтра вечером прибудет в город. Ма-
дам, прикажите, и я изловлю его еще нынешней ночью.
- Подождите, - сказала Габриель. Солдат заметил:
- Ни к чему ждать дольше. Ни с одним из прежних убийц короля мы так
не церемонились. За этим я установил неусыпную слежку с той самой мину-
ты, как он перешел границу королевства. Мы могли его поймать уже двад-
цать раз, ведь фламандца, как он ни переряжайся, всегда узнаешь.
- А как бы вы могли его изобличить? Его нужно захватить во дворе Лув-
ра при большом стечении народа, король смешается с толпой, и я тоже.
Фронтенак предостерег:
- Единственная улика - длинный нож, который мы видели у него. А нож
легче всего пустить в ход в сутолоке.
- Когда вы его задержите, - не смущаясь, сказала Габриель, - под-
суньте ему вот эту записку. Брюссельский легат дал ему свое поручение
устно. Но надо, чтобы он имел его при себе написанным черным по белому,
только тогда король поверит вам, что нашелся человек, который осмелился
поднять на него руку.
- Да и трудно этому поверить, - признался старый воин. - Священная
особа, победитель и великий король. Но с каким бы правом он ни почитал
себя неприкосновенным и в безопасности, вы, мадам, глядите зорко. Прика-
зывайте, я повинуюсь.
Вот каким делом усердно занималась Габриель, а потому не позаботилась
о себе самой. Все случилось так, как она предвидела. Король и герцогиня
де Бофор проезжали в полдень верхом по Луврскому мосту, - не обычным
своим путем, но он хочет видеть, что произойдет, а она знает это зара-
нее. Через сводчатые ворота они сворачивают в старый двор, именуемый ко-
лодцем, вокруг него расположены присутственные места. Люди, которые за-
являли, что пришли по делу, могли собираться здесь беспрепятственно. При
появлении герцогини многие бросились вдруг в ее сторону, выкрикивая
проклятия, которым их обучили. Так как она - повернула лошадь и оставила
короля одного, толпа постепенно отхлынула от него. Не тронулся с места
только один-единственный человек, которого легко было захватить, когда
он в пяти шагах от короля обнажил нож.
- Сир! - сказал господин де Фронтенак. - На сей раз вы обязаны жизнью
только госпоже герцогине. - Старый соратник короля был очень взволнован.
Придворный не сказал бы этого. Король слез с лошади. Бледный от гнева,
он подбежал к страже в сводчатых воротах; платье на его бесценной пове-
лительнице было разорвано, солдаты с трудом охраняли ее от нападающей
толпы. Он приказал повесить тех, что оказались впереди.
- Сир, - сказала Габриель, - в благодарность за ваше спасение прошу
вас сохранить жизнь этим людям, ибо это все обманутые. Ваш народ думает
по-иному.
Генрих не отвечал. Он не хотел терять время на утешения и благодар-
ность.
- На коней, мадам! - И он даже не подставил свою руку под ногу Габри-
ели. Торопливой рысью проехал он рядом с ней через мост и последние во-
рота. Всей страже было приказано сопровождать его, но как ни бежали сол-
даты, а все-таки потеряли из виду обоих всадников, только господин де
Фронтенак верхом, со шпагой наголо, не отставал от них ни на шаг.
Они направились не прямо к дому герцогини, король поехал по самым
людным улицам; он пустил коня еще более скорой рысью, не обращая внима-
ния на прохожих; тем приходилось разбегаться с середины мостовой. Кто
правил каретой и не сворачивал немедленно, того офицер торопил ударом и
окриком:
- Дорогу королю!
Все видели, что король бледен от гнева, и спрашивали:
- Что случилось?
Женщины заметили, что на герцогине де Бофор разорвано платье, и молва
понеслась быстрее, чем может спастись бегством даже король.
Едва он проезжал, как за его спиной начинались толки:
- Теперь он бежит с ней, потому что его хотели убить из-за его любов-
ных шашней.
- И ее с ним, - добавлялось немедленно.
- Неужто это достойный конец для короля, который зовется великим?
- Он любит, - возражали женщины. - Вы его не понимаете, потому что вы
ничтожные мужчины, - говорили пожилые увядшие женщины, у которых были
рабочие руки, а на лице запечатлелась забота о насущном хлебе.
Молодые люди, выпячивая грудь, утверждали:
- А все-таки он добьется своего, и мы поступили бы, как он.
Некий священник повторял на каждом перекрестке:
- Но госпожа герцогиня сделала сегодня больше. - При этом священник
многозначительно кивал головой, хотя всякий раз исчезал раньше, чем ему
успевали задать вопрос. Папский легат строжайше приказал ему оставаться
неузнанным.
После подобных слов не наступала тишина, какая бывает, если есть над
чем призадуматься. В толпе настроение меняется резко, даже посреди шума
и крика. Когда король, его возлюбленная и офицер ехали обратно прежней
улицей, вместо того, чтобы скрыться или вернуться с подмогой, о бегстве
словно и речи не было. Напротив, тот же самый народ теснился за ними
следом, иные даже опередили их, двое взяли лошадей под уздцы - они шли
теперь шагом. Таким образом народ проводил своего короля и свою короле-
