выдержать нешуточное сражение с замочной скважиной. В коленопреклоненной позе
так ничего и не удалось добиться, ключ неизменно выпадал из замка, а следом
валился и сам Шрагин.
Наконец он приставил себя к двери и стал медленно тянуться ввысь, только
тогда и удалось овладеть замочной скважиной. Дверь распахнулась и Шрагин рухнул
на бетонный пол.
Обошлось без сотрясения мозга (мозг и так уже был как кисель), но в перечень
ранений, травм и уродств добавились еще расквашенные губы. А в список
достижений можно было внести значительное восстановление двигательных
способностей.
Теперь можно было и встать, в прямом смысле этого слова, сделаться из
четвероногого двуногим, хотя до гордой стойки современного человека было еще
далеко.
Новоявленный хомо эректус обходил гараж, свесив руки к бетонному полу --
красоты мало, но зато страховка при падении.
Какая из автомашин станет его трофеем? Можно, наверное, угадать по марке, но
что-то ее плохо видно, так что остается только обшаривать эмблемы на капоте.
По счастью, с автомашинами в гараже в этот неприемный час было негусто. Два
фургона ФИАТ "Ивеко" -- явно не то. Мерседес и БМВ последней модели -- тоже не
годятся скромному технику. Шикарная Хонда "Аккорд" -- сомнительно.
Скорее годятся ему этот Опелек или тот Фордик. Но здесь ключ не подошел.
Кстати, время уже отключившемуся технику включиться и завопить нечеловеческим
голосом. А вдруг его машина стоит где-нибудь снаружи? Уже вполне безнадежно
Шрагин попробовал ключом Хонду. Подошло!
Шрагин запихнул себя в машину и рванул с места, чуть не проломив выходные
ворота. Впрочем, те поддались сигнализатору на брелке, украшавшем связку
трофейных ключей.
Последний раз автолюбитель Шрагин водил машину полгода назад. И это
кончилось плохо. Но тогда он кое-что видел на дороге. А сегодня он едва
различал разделительную линию. Каждое переключение скоростей сопровождалось
конвульсивными рывками. Каждый поворот заносом. Тоета прежних дней ездила по
бездорожью и на русской равнине, а эта Хонда -- по иностранной дороге в
гористом регионе. По какой стороне тут вообще ездят, по левой или правой?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо было вспомнить, в каком
царстве-государстве он находится. Да, поездка нынче могла закончиться не
просто в крепких объятиях местных гаишников, а на придорожном столбе, где
окажутся и яйца всмятку и гоголь-моголь из мозгов.
Но что-то помогало Шрагину не превратиться в яичницу на первом же
придорожном столбе -- то ли Элла нашептывала ему путь, то ли его сенсорные
коннекторы подсели на какие-то неведомые каналы, которые уходили, как усики
гигантского насекомого, в темноту и делали ее немного осязаемой.
Теперь главное, не превышать скорость, скажем, в семьдесят камэ. Иначе его
ухватит какой-нибудь радар и через десять минут он окажется в полицейском
участке, с расквашенной физиономией и с вырванным глазом. Или ему надо именно в
полицию? Нет, в полицию лучше потом. Полиция ему не поверит, сочтет все за
клевету русского бандита на добропорядочных граждан объединенной Европы. А вот
за Хонду угнанную придется отвечать немедленно. Нет, надо добраться до
Германии, еще лучше до Бонна, до российского генерального консульства. Нет,
это тоже не годится. Там быстро всплывет, что его разыскивает родная милиция.
Шрагин посмотрел в зеркальце и увидел какие-то шмотки на заднем сидении.
Похоже, бывший владелец Хонды, придя на работу, переоделся в фирменную
униформу, а свою цивильную одежду оставил в салоне.
Как там верно выразился один французский маршал во время сражения на Марне,
"мой левый фланг разбит, мой правый фланг разбит, я перехожу в наступление."
Наступление начнем с утреннего туалета, то есть надо переодеться и умыться.
Справа от дороги смутно мерцало какое-то озерцо. Шрагин своевременно заметил
съезд, предназначенный для купальщиков и рыболовов, и омыл колеса трофейной
Хонды в люксембургской воде.
Затем искупался сам -- температура воды не имела сейчас никакого особенного
значения, потому что кожа потеряла какую-либо чувствительность.
Смыл кровавую маску с лица. Натянул шмотки срубленного техника -- хороший
костюм, лишь немного широковатый в плечах, с этим у него всегда проблемы, и
бизнес-туфли. Съел пару обезболивающих таблеток из бардачка, потому что на
смену всеобщей вялости приходила боль в ранах и особенно давала знать о себе
кровавая дыра на месте глаза. Ублюдки, ублюдки! Сейчас, когда ему удалось
унести задницу от расчленителей, ярость с обидой корежили его, усиливая боль. А
все началось с этого чертова олигарха Шермана. Нашел кого жалеть. Дельцы - не
люди. Никого нельзя жалеть, кроме самого себя. Возлюби самого себя, а потом,
если успеешь, уже все остальное. Он стал инвалидом, уродом, трехпалым,
почти-слепцом -- кому и как он может помочь? Ну разве что тем макаром, который
изображен на известной картине Брейгеля.
Огорченный, но умытый Шрагин хлопнул дверью и рванул машину -- видимо для
того, чтобы при въезде на автобан подрезать другую машину.
В бесконечной истории неприятностей начиналась новая глава.
Из подрезанного Ауди выскочил маленький вертлявый и чернявый человечек.
Понесся к нему с быстротой молнии. Что-то дерганно затарахтел на одном из
многочисленных южноазиатских языков, в руке его прыгал мобильник. Но потом
человечек увидел лицо Шрагина в свете фар и резко перешел на спокойный и четкий
немецкий язык, даже мобильник положил в карман.
-- Я думаю, мы можем обойтись без привлечения полиции.-- сказал этот
типчик.-- Дверца помята, молдинг сломан, бампер поцарапан. Триста евро минимум.
Или вы привыкли считать в долларах?
-- Я привык считать в бутылках. Слушайте... может, возьмете запасным
колесом?-- предложил Шрагин.
-- Но у меня есть уже запасное колесо,-- несколько озадаченно произнес
человечек, видимо, полагая еще, что в Хондах "Аккорд" ездят приличные, пускай и
несколько побитые люди.
Шрагин понял, что время пошло на секунды, которые истекут, и, несмотря на
некоторый испуг, человечек из помятого Ауди попробует вызвать полицию. Так что,
угомонить азиатца? Ударить, например ближайшей каменюкой? Ударить можно, но
можно и промахнуться, фары слепят. Да и вроде этот типчик ни в чем не виноват.
-- У меня есть некоторая проблема с наличностью.-- признался Сережа.
-- Но, может, у вас есть чековая книжка? Или кредитная карта? Мы могли бы
доехать до ближайшего банк-автомата.
-- Да нет у меня кредитки, потерялась куда-то.
Человек, сотканный сейчас из страха за свою жизнь и обиды за покалеченное
имущество, пребывал в глубоких сомнениях, как же ему поступить.
-- Вы чем занимаетесь, у вас есть визитная карточка?-- занудил южноазиат.
Все, пора трахнуть его булыганом, пусть даже наугад -- достал гад.
-- А что с вашим глазом?-- спросил вдруг человечек.
-- Продал,-- нашелся Шрагин.
-- А еще что вы продаете?
Шрагин вытащил из бардачка пенал.
-- Это похоже на гипофизы.-- сказал собеседник авторитетным голосом.-- Три
человеческих гипофиза. У меня в машине анализатор лежит. Давайте-ка ко мне в
салон.
Пару минут спустя южноазиат оторвался от дисплейчика своего анализатора и
поинтересовался:
-- Сколько вы хотите за это?
-- А сколько вы даете?-- незамысловато отреагировал Шрагин.
-- На официальном рынке это стоит порядка двадцати тысяч евро. Но вы же
понимаете, там нужны документы. На полуофициальном рынке в Люксембург-штадте
это котируется где-то на уровне десять тысяч евро. Но там тоже нужны кое-какие
документы или по крайней мере рекомендации. Здесь, на темной дороге, это стоит
не более пяти тысяч.
-- А вы наличными будете расплачиваться?-- спросил Шрагин, стараясь не
выдать радостный трепет.
-- Если вы не согласны взять чек, то наличными будет еще меньше. Четыре
тысячи.
Что он будет делать с этим чеком? На обслуживание чека любой банк в
Германии возьмет два-три дня и чем это закончится -- неизвестно.
-- Наличными. Но в евро немецкого выпуска.
-- Окей. Почему-то считается, что немецкие купюры подделываются меньше, чем
итальянские или греческие.
4.
Сделка состоялась. Причем каждая из сторон считала, что серьезно надула
другую. Скорее всего, Сережа напоролся на одного из торговцев человеческими
органами и тканевыми препаратами, для которых Люксембург стал настоящей
органической Меккой в последнее время. Возможно, этот человек направлялся
именно в Музей Человека, чтобы совершить там какие-то сделки, например,
приобрести эти самые человеческие гипофизы, столь необходимые для изготовления
геронтологических лекарств...
В любом случае комок купюр в кармане стимулировал выделение эндорфинов и
функционировал получше любого обезболивающего средства.
В предместье Люксембург-штадта Сережа бросил трофейную Хонду и прошел пару
сотен метров в сторону яркоосвещенных шпилей местного Нотр-Дама, размышляя о
своем дальнейшем перемещении в пространстве.
Возможно тут бы сцапала бы полиция, но он нечаянно влился в толпу борцов с
обществом массового потребления, так называемых "контр-глобализаторов", шедших
маршем через Европу. Большинство борцов были то ли психопатами, то ли
наркоманами, их украшали кровоподтеки, не сколько от столкновений с полицией,
сколько от падений на дорогах и внутренних споров. Так что Шрагин на их фоне не
особо выделялся. Несмотря на разрядку внутренней напряженности, Шрагина
огорчила неспособность борцов сформулировать какие-то осмысленные цели. Лозунг
"Работа -- это говно" на роль ведущего явно не годился. Лишь несколько
более-менее причесанных людей, именующих себя "продуктивной контрой", выступали
за переход к некоему натуральному "интегральному" хозяйству, где образованный
человек будущего станет сочетать создание компьютерных вирусов с выращиванием
кур.
Ближе к центру завязалась борьба с полицейскими машинами, которые стали
лупить "контру" большими пластиковыми мешками, пытаясь направить их по другому
руслу, мимо герцогского дворца.
"Контра" валилась как скошенная пулеметом. Чтобы не быть погребенным под
кучей тел, Шрагин метался словно подраненный заяц. Каким-то чудом ему удалось
выскочить из гущи сражения.
Разгром "контры" в центре Люксембург-штадта сослужил ему хорошую службу и на
некоторое время вперед -- теперь его жуткая внешность уже не привлекала особого
внимания. Шрагин поймал такси, и не вылезал из него уже до самого Дюссельдорфа.
Минус двести еврок и он на Дюссельдорфском вокзале, где тихо-мирно в камере
хранения вещи дожидались своего непутевого хозяина. Шрагин чуть не всплакнул
от зависти -- бездушным шмоткам и железкам никто и ничто не могло причинить
вреда.
Там, на вокзале, полицейский патруль опасно приблизился к нему, он успел
повернуть свою изуродованную физиономию к какой-то витрине, оставив на
обозрение только спину в хорошей пиджачной ткани. Затем отогнал парочку
Schwul'ей и заперся в платном общественном туалете. По счастью, в рюкзаке
имелись запасные очки, а также белый антисептический крем, подходящий для
улучшения цвета и вида лица.
Подумав, Шрагин решил выбрать гостиницу подешевле, из тех, что никогда не
рекламирует свои услуги, где номер-сингл только тридцать "евро-тугриков" за
ночевку. Нашелся такой с позволения сказать отель в паре километров от
вокзала, в перестроенном пакгаузе.
Шрагину понравилось, что портье как будто не разглядывает его, да и сам
похож на шута горохового. Вымазанные блестящей гадостью и зализанные вперед
волосики, десяток колечек в ушах, бабья кофта в обтяжку на тощем тельце.
Расположившись на сильно продавленном диване в недавно прокуренном номере,
Шрагин стал мечтать о дальнейшем улучшении своего внешнего вида.
Как же улучшить вид и заодно защититься от возможных инфекций и прочих
осложнений? Ответ простой, надо обратиться к доктору, воспользовавшись немецкой
медицинской страховкой. Впервые с посадки в дюссельдорфском аэропорту Шрагин
