использовать, спросил меня Динст, если уже появились новые эффективные методики
по обеспечению совместимости тканей. И мы оба порешили, что делать новых людей
из старых -- это здорово, и им приятно, и нам.
-- Но это ж все равно расходы! А где доходы?
-- Доходы -- завтра. Когда правительство или корпорации будут платить мне
за каждого нового гражданина, каждого нового работника. Но, дожидаясь светлого
завтра, мы уже отработали немало бизнес-технологий. И домино-трансплантации, и
конвейерные пересадки, и пересадки долями, и временные пересадки органов в
промежуточного носителя, скажем в животное.
-- А почему нельзя новых граждан просто клонировать, господин Энгельманн?
Это как будто модная тема.
-- Потому что, господин Кураев, моя технология на порядок дешевле, чем
технология клонирования. Трупы ведь практически бесплатное удовольствие. А
займитесь вы клонированием и ваша касса начнет швырять деньги направо и налево,
как автомат по продаже поп-корна. Операции ядерного трансфера, услуги
суррогатной мамы или, предположим, инкубатор, многолетнее выращивание эмбриона,
младенца, ребенка - за все отстегни, отстегни, отстегни. Плюс полная
юридическая неопределенность, суды, адвокаты, кто есть мать, кто отец, какое
гражданство, религия, выплачиваются ли социальные пособия и так далее, до
бесконечности. Мои же творения принадлежат только мне, сконструированной мной
существа -- это не граждане, не налогоплательщики, не люди. Это композиции из
частей трупов. Впрочем, я и клонирования полностью не отвергаю. Для выращивания
отдельных органов и тканей это вполне годится...
Шрагин, незримо метавшийся в своем плену, понял, что экскурсия подходит к
концу. Экспонаты остались где-то позади. То, где он сейчас оказался, можно было
смело назвать операционной.
Над ним вспыхнул ослепительный после музейных сумерков свет. А Энгельманн с
Динстом стали советоваться, давать ли анестезию господину Шрагину.
Господи, неужели они хотят замучить его, эти европейские интеллектуалы, эти
лощеные господа? Да еще и пожалеть денег на анестезию.
Это же Европа, Европа. Здесь этого не может быть, здесь все тихо и
благопристойно. Слышится звон инструментов, их звон пробирает до костей.
Где-то рядом гнусно шипит жидкий азот.
-- Антуан, -- сказал Йозеф Динст,-- анестезию лучше дать. С болевым шоком мы
уже однажды имели дело, в крови половина факторов заплясала.
-- Ладно, без особых возражений,-- согласился Антуан.-- Знаешь, Йошка, я
заметил, что с трупами мучеников как-то неприятно работать, даже инструменты из
рук выпадают.
-- Абсолютно с вами согласен,-- добавил Руслан,-- пусть ты при жизни полный
мудак, а замучают тебя и станешь святым. И бабы, встав в оральную позицию,
будут взасос целовать твои мощи.
Какое-то подобие облегчения - значит, в цивилизованной Европе уже не
потрошат без наркоза даже врагов мира и прогресса. Здесь действительно все тихо
и благопристойно.
Шрагин ухватил взглядом руку Энгельманна, подносящую шприц. На пальце было
странное кольцо -- с насечкой, изображающей молнию и рядом деревцо в круге.
Где-то он уже это видел... О какой ерунде он сейчас думает ... Но все-таки этот
рисунок он уже видел... в книге по истории Waffen SS . Руна "гибор"-- сила в
потомстве. Какое потомство у Энгельманна, хотя... может быть оживленная
мертвечина?
Вот так номер, Энгельманн поднес шприц к собственному предплечью, уже
перехваченному жгутом, и сделал себе укол. При этом смазливая его рожица
ненадолго исказилось в жутковатую личину смертносной богини вроде Кали. Блин,
да он еще наркоман. Творит под кайфом.
Исследователи себе раньше такого не позволяли, максимум чем они
стимулировали себя, так это булочками с изюмом и марципановые сладости.
И снова блестит игла, Шрагину кажется что над ним вьется человек-оса. Жало
входит точно в вену парализованной жертвы и она сразу понимает, что случилось
что-то непоправимое.
Тело как будто поехало вниз, но свет нагонял и обволакивал его, одновременно
становясь густым, пестрым и многоструйным.
Свет что-то делает со Шрагиным, у него исчезает тело, слух, зрение, чувства,
мысли, остается разве что набор безжизненных деталей, лежащих в темном пыльном
ящике. Потом не стало ни света, ни ящика. Осталось только ощущение
бесконечного падения.
Когда-то время возникло вновь.
Сквозь тьму стал просачиваться туман, а вместе с ним обрывки звуков,
образов, ощущений. Фрагменты боли, струи дурноты. А вместо тела -- камень.
Рядом с натужным попискиванием фурычил какой-то прибор. Не разглядеть, что
за хрен. Шрагин видел один лишь потолок своим левым глазом, слабым и
ненадежным, ну еще трубку от капельницы. Плохо видел, мутно. А что второй,
куда более сильный правый глаз?
Второй был чем-то залеплен. И на этом месте пробуждалась тяжелая надрывная
боль, уходящая вглубь черепа.
Кто-то был рядом.
-- Очнулся, спящий красавец? Это я, Руслан, твой двойник, твоя ожившая тень,
если так угодно. Эпопея, дружок, подходит к концу. По-моему, неплохо все
получилось. Динст и Энгельманн были на высоте. И обошлись сегодня без защиты
прав человека и прочего соуса. Ушел от тебя глаз. Завтра подправят тебе еще нос
и уши. И станешь ты такой как я. А я стану такой как ты.
Мне надо чуть протрезветь, и на пересадку ложиться. И на тех фотках, где я
в компании с Вахой Абдуллаевым, окажешься ты.
Слыхал про этого интересного господина, который живет и работает в гористой
местности? Классический похититель-потрошитель людей. Ваха, можно сказать,
продает свою торговую марку. Кто с ним появился на одном фото -- уже крутой
парень. И уж ты, конечно, хочешь стать крутым.
В конце недели надо будет забирать товар у Вахи. Поехали со мной на юга,
Серега, зачем нам терпеть этот дождь и туман? Ты ведь теперь такой же Кураев,
как и я сам, то есть должен любить солнышко. Пару деньков сестричка поколет
тебе в ягодичку по кубику модельного психотропа и ты отреагируешь абсолютно
правильно на мое предложение... Или вместо сестрички ты предпочитаешь
дядю-хирурга, который покрутит тебе винтики прямо в мозгах? На рентгеновском
снимке, кстати, обнаружилось какое-то странное квадратное затемнение в районе
твоей левой решетчатой кости. У тебя чаем там кто-нибудь не поковырялся, пока
ты занимался программированием на благо родины? Ладно, начальство пусть
разбирается, если ему надо. А мне надо по-большому.
Шрагин почувствовал, как колышется пол под чьими-то крепкими ногами. Кто-то
душный покинул близлежащее пространство.
Если бы и ему можно было также уйти от этой боли. Боли, удачно грызущей
камень.
Элла, Эллочка, где ж ты? Преврати меня в машину, почини меня. Честное слово,
больше я не стану тебя стесняться. Ну, зачем мне бояться безумия, если только
лишь безумие может мне помочь?..
Если она приходила, то никогда не упрекала его. Не разругается и сейчас.
Если только придет, если спустится с какого-то неведомого адреса в одном из
бесчисленных виртуальных пространств, откликнувшись на имя... Она не отвергнет
его, не отвергнет. Она придет, как правильно вызванный TCP/IP-пакет .
И Элла пришла. Более того, впервые Шрагин так явно ощутил ее.
Впервые с тех пор, как три года назад сшибся с катушек. Сейчас он уже не
стеснялся ее присутствия, сейчас он хотел любой близости, на мгновение ему даже
показалось, что у нее длинные волосы золотистого оттенка...
Элла коснулась ласковыми пальцами той груды щебня, которой он сейчас был, и
началось превращение.
Элла показала схему его краниальных и спинальных нейроканалов в
ортогональной проекции. Вот краниальный вагус, вот паутинка спинальных нервов.
И они уже разблокированы.
Системная хранительница провела пальцами по его нейроканалам, как по струнам
арфы, и они отозвались вибрациями.
Схема была такой же ясной, как и на экране компьютера. Но схемы ему сейчас
не помогут. Ему помогла бы психопрограммная консоль.
Шрагин как будто почувствовал кресло и руки его словно легли на точки ввода,
почти как на клавиши. Он снова стал подпрограммистом во внутреннем
подпространстве.
Мало-помалу, очень медленно, как мед из банки, сквозь тоску и бессилие
протекали очертания задачи.
Из груды щебня превратить тело в набор управляемых элементов, в объект типа
"телесная оболочка", а сознание из тухлятины в виртуальную машину, в платформу
внутреннего программирования.
Подпрограммист заиграл на клавишах психоконсоли. Но пока лишь немногие
команды достигали цели. Главное - не запаниковать снова, не наделать в
виртуальные штаны. Это просто работа над собой.
Перед ним была черная глыба его тела и он вбивал в нее клинья
психоинтерфейсов. Где поддалось, там и расширять интерфейсы . Расширенные
интерфейсы превращались в инструменты управления телом и сенсорные коннекторы.
Психоинтерфейс инкапсулирует поток боли.
Сенсорный коннектор подсоединяется к входному нейроканалу.
Шрагин видит прозрачный контейнер, заполненный чем-то очень холодным,
наверное, жидким азотом. В азоте плавает пакет, пристегнутый проводками к
мигающему чипу. В пакете лежит глаз.
Это не просто какой-то и чей-то глаз. Это его глаз, вон даже заметно
пятнышко, где циркулем случайно кольнул в пятом классе. Глаз - это его
достояние, гораздо более важное, чем сорок миллиардов баксов у Билла Гейтса.
Глаз нам дается всего один раз и Шрагин еще им, можно сказать, ничего хорошего
и не видел. Только серые стены, свиные рыла, холодные котлеты...
В конце концов он не обязан ни с кем делится частями тела.
Он не дерево типа яблони - подошел, сорвал то, что нужно.
Но даже яблоня стоит за высоким забором, а он лежит здесь, распаляя
хирургическую похоть потрошителей.
Превосходящий разум Энгельманна уже просчитал партию на десять ходов вперед.
Глаз господина Шрагина прыгает в глазницу господина Кураева, шпок-шпок, с
помощью наноманипуляторов соединены нервы, пристегнуты кровеносные сосуды.
Простым вычитанием и прибавлением некто Шрагин превращается в преступника, а
господин Кураев выходит из-под подозрения.
Милиция, действуя по простейшему сценарию, ищет одноглазого (по фотороботу,
сделанному в Ростове) и она его находит. Это
безусловно гражданин Шрагин, ныне скрывающийся от правосудия то ли в горах
Кавказа, то ли на берегах Рейна.
На всех фото, где Кураев в компании разных злодеев, следователи теперь будут
узнавать Шрагина. Да еще и новые снимки появятся, где гражданин Шрагин в
компании Абдуллаева и тому подобных специалистов.
Есть, конечно, нестыковка во времени -- в момент похищения Ани Шерман у
Сергея Шрагина были еще все глаза на месте... но ведь их прикрывали очки со
специально затемненными для работы у компьютера стеклами -- похожие на те, что
носил Кураев.
К тому же все нестыковки легко заглаживаются, если умело поработать, если
милиция куплена, по крайней мере, куплена в лучшей ее части. Если заброшен
компромат в его квартиру. А ведь наверняка заброшен. Скорее всего, давно уже
там лежит, недаром заклинило вдруг навесной шкафчик в ванной и стул в комнате
не на своем месте стоял.
Перспективный господин Кураев будет преуспевать и дальше, и больше, найдется
применение и набору потрошков с этикеткой "С.Ш.".
Отправятся в путь-дорогу вслед за глазом и другие его органы.
Все уже обмыслено, все просчитано, разработаны уже "бизнес-технологии".
Конвейерные пересадки, пересадки долями, и в итоге происхождение органов
теряется в тумане. Кто из доноров дал согласие на донорство, кто не дал --
конечному покупателю совершенно неведомо. Трухлявые внутренности богатого
пенсионера N. меняются на относительно свежие, вырезанные из некоего Ш. Дырявые
мозги господина NN. снабжаются снабжаются крупными красивыми нейронами,
извлеченными из головы некоего Ш.
И при том конечные пользователи остаются абсолютно безгрешными. Он ведь
ничего не ведают, и ведать не хотят. Они заплатили своими честно заработанными
