Шрагин прилепил пьезоэлектронное "ухо", купленное когда-то по случаю около
Крупы .
Кураев собирался в Люксембург, хотя и не сегодня, потому что ждал "босса".
Скорее всего, Энгельманна. Босс должен был пожаловать завтра. Значит, этим
днем можно воспользоваться...
От Люксембург-штадта Сергей взял такси. Герцогство оказалось страной
контрастов. Жестокосердные и ограниченные гномы обитались в красивых краях:
поросшие кленом и буком долины; озера, похожие на спокойные глаза вечности;
высоты, как будто сгустившиеся в зелень облака.
Выйти пришлось просто на шоссе, где ничего похожего на стоянку. Лишь только
грунтовый съезд в кленовую рощицу. Но за ней обнаружилась стройка весьма
солидных масштабов.
Основное здание чем-то напоминало сдвоенную пирамиду. Намек на египетские
города мертвых. Намек усилен до невозможности изваянием Сфинкса, который должен
был встречать посетителей сразу за воротами. У огромной скульптуры,
выполненной в традициях национал-социалистического реализма, было тело хищника,
женские сиськи а-ля Долли Бастер и развратная физиономия гомосексуалиста.
Неподалеку от пирамид имелся котлован, похоже, что под отель или ресторан,
где людей должны были отвлекать земными радостями от мыслей о вечности.
Место было живописным даже по люксембургским канонам. Вдали, на склоне,
многобашенный замок очередного графа -- смотрится как сильно потрепанный
инопланетный корабля. Неподалеку озерко, в озерке отражается яркое слегка
сжатое высотами небо. Парк, если точнее слегка переделанный лес, состоящий из
теплых широколиственных пород, где так уютно местным эльфам, был нелепо
заставлен фигурами различных божеств, заведующих царствами мертвых различных
религий. В общем, райский уголок.
Шрагин нацепил темные очки и полюбовался своим отражением в стеклянном
портале главного здания. Похож на этого блатного Руслана. Весьма даже похож.
Кое-кто даже может их спутать.
Затем перед ним распахнулась одна из дверей и он оказался под могучими
сводами "пирамиды". Из-за какого-то саркофага вышел охранник. Мрачный тип,
отчетливо смахивающий на основоположника нацизма. Античеловеческий взгляд
хищной рыбы. Сережа едва взял себя под контроль и внушил, что никакой дурной
приметы тут нет, просто это австриец или баварец наверное. Надо, как и
запланировал, назваться Кураевым и побазарить с кем-нибудь из местного
начальства. Если ему скажут: вы вовсе не Кураев, тогда можно назваться братом
Кураева, если ему снова скажут, вы вовсе не тот, за кого себя выдаете, тогда
надо просто развернуться и дать деру. И никто не имеет права его задерживать.
-- Mein Name ist Kuraev. Kann ich mit jemandem von Ihrer Fuehrung sprechen?
Охранник связался с кем-то из начальства при помощи мобильника, потом сказал
с лаящими интонациями и заметным верхненемецким акцентом.
-- Zimmer Achtundzwanzig. Zweite Etage nach oben.
Этот тип сказал "Второй этаж вверх". Не похоже на ошибку. Выходит, имеется и
второй этаж вниз. А, чуть не забыл, счет этажей европейцы начинают с нуля,
значит, этот второй -- на самом деле третий.
Шрагин шел по гулким и сумеречным музейным залам, декорированным под
египетские склепы, и им постепенно завладевал густой первобытный ужас. Кругом
были эти пластинаты. Мертвые как живые. Сценки за столом, при игре в шахматы,
у телевизора. Показанные с помощью сечений и разрезов анатомические детали.
Мягкие части тела остались мягкими. То, что сгибалось при жизни, сгибается и
сейчас.
Неожиданно луч света выхватил из темноты женщину с прозрачными кожными
покровами -- она плыла к нему, сверкая словно бы посеребренными внутренностями.
Изо рта лился мелодичный голос : "Die topografische Gliederung des menschlichen
Koerpers umfasst Kopf, Hals, Rumpf..." Боже, это же Зинаида!
Призрак замер в каком-то полуметре от Шрагина, продолжая двигать челюстью и
прозрачными губами.
Шрагин с трудом унял панику в собственном теле. Всего лишь экспонат с
обесцвеченными мягкими тканями. Вся эта автоматика, в том числе подсветка и
имплантированные сервомеханизмы, включились при приближении посетителя.
Несмотря на естественно-научное объяснение, Шрагин устремился в кабинет
номер 28 почти неприкрытым бегом. И едва не потерялся.
В следующем музейном зале царило веселье. Зал изображал шикарный супермаркет
типа "Реала". Эскалаторы, имеюшие вид водопадов, зимние сады, фонтаны, играющие
брызгами под лазерными лучами, чучела экзотических зверей. При появлении
Шрагина оркестр заиграл самбу.
Толпа экс-людей отоваривается на полную катушку. Нет, приставка "экс" должна
быть отменена. Шопинг продолжается, жизнь тоже, причем райская жизнь.
В религиях без моральных претензий, кажется, рая не было. Ничего лучшего,
чем скучное теневое прозябание, старорежимные жрецы придумать не могли. Поэтому
история и смела всяких там друидов. Когда религии стали дрессировать народы
моральными предписаниями, в награду за хорошее поведение и муторную жизнь был
предложен интересный выбор посмертных услуг.
Шрагину показалось, что Энгельманн-Ферреро как будто внушает свой, третий
вариант. Будут вам посмертные услуги, шопинг на полную катушку, и при том
никакого занудства на моральные темы.
Заплатил и пользуйся на здоровье, которое теперь железное, если точнее
пластиковое...
За дверью номер 28, в противовес жуткому пространству музейных залов, было
довольно уютно. Обычная конторская и в то же время довольно неформальная
обстановка. Пара улыбчивых девушек наводила порядок с папками. На стремянке
возле высокого шкафа сидел ученого вида человек, в старомодных очках, с
симпатичными залысинами, он снимал папки с верхней полки и передавал
какой-нибудь из девушек.
-- У нас вначале даже не было компьютера,-- сказал очкарик на очень четком и
понятном немецком. Все на бумаге. Музей еще не открыт, а мы уже запутались в
документации. Вы, значит, господин Кураев. А я -- Йозеф Динст. Пройдемте, не
будем мешать девушкам.
Он показал рукой на смежную дверь. Похоже, что сработало. Этот хренов Динст
ничего не заподозрил.
Соседняя комната была кабинетом. Здесь не было и следа какого-либо лоска,
столь любимый многими менеджерами. Здесь занимались делом. Хотя на полках
стояли удачные образцы пластинатов: головы, руки, другие бывшие члены
человеческого тела, в хозяине кабинета трудно было признать какого-то Кощея или
Харона.
-- До завтрашнего дня шеф вряд ли появится, поэтому рабочие вопросы можно
решить со мной. Что представляет собой ваш товар?
-- В принципе, выбор сейчас достаточно широк.-- уклончиво произнес
Лже-Кураев.
-- Детские экземпляры нас уже не интересуют.- предупредил господин Динст.--
Детский сад мы уже собрали. Хотя от зародышевых тканей мы не откажемся, однако
в ваших условиях подготовить и сохранить их практически невозможно. Но вот
другая тема: сейчас мы оборудуем зал патологий.
Патологии в отличии от предыдущей темы вселили в Шрагина некоторый оптимизм.
-- Ну, этого у нас больше чем достаточно.
-- Здесь, в Европе, тоже немаленький выбор... Так что нам нужно от вас нечто
особенькое. По данным ВОЗ сейчас в двух селениях на юге вашего региона
свирепствует геморрагическая лихорадка, занесенная, видимо, гостями с Нила.
Мне нужны целые головы, а не только лишь мозговые ткани.
Шрагин представил отрубленную раздувшуюся обсиженную мухами голову своего
собеседника и у него случился первый в Музее Человека приступ тошноты.
-- Но...
-- Я понимаю, что это достаточно опасно. И для вас, и для нас тоже, пока мы
не произведем необходимого обеззараживания. Но, если быть внимательным и не
облизывать кое-что лишний раз, то можно отделаться только легким испугом. Если
вас заинтересует это предложение, то технологию консервации препарата мы
оговорим несколько позже.
-- А что еще вас интересует?-- поддержал разговор Лже-Кураев.
-- Что-нибудь свеженькое. Нам нужны живые ткани. Что такое смерть де-факто и
де-юре? Это необратимое отключение некоторых отделов мозга. Но тело-то еще на
девяносто девять процентов живое!-- подчеркнул с заметным воодушевлением
господин Динст.-- У нас есть портативные холодильники разного размера -- для
сохранения и перевозки внутренних органов, конечностей, целых торсов -- мы
могли мы вам предоставить их под определенный залог. А у вас -- прекрасные
возможности работать, так сказать, без излишних формальностей. На то, чтобы
изъять нужные нам ткани, у вас имеется от пяти минут в теплую погоду до
получаса в прохладную. Улавливаете? У вас в запасе не слишком много времени...
Для того, чтобы унять головокружение, Шрагин стал внушать себе что он в
принципе тоже людоед, что его мама не была кандидатом филологических наук, что
Пушкин бил в барабан на берегах Нила, а Глинка играл где-то там на там-тамах.
Немного помогло.
-- Так что ж, мне самому убивать и самому расчленять, чтобы протухнуть не
успело?-- деловито справился Шрагин.
-- Зачем самому убивать, у каждого своя работа, которую надо делать
качественно. Например, вам становится известно, что кто-то хочет казнить
преступника, зарезать заложника или расстрелять пленного, и вы сразу
оговариваете свои права, желательно с заключением договора. Чтобы там никакого
разбрасывания внутренностей по всей округе и швыряния голов в кусты. Все должно
быть аккуратно, а не так, как у вас там, в горах, принято. Кстати желательно,
чтобы человек перед смертью не был подвержен сильному стрессу, иначе в крови
появляется слишком много разрушающих факторов. Договоритесь о передаче
казнимому успокоительных средств.
-- Да, мы обязательно поработаем над хорошим настроением,-- поддержал
Шрагин, несмотря на одолевавшую его тошноту.
Тут в кармане у господина препаратора заиграло турецкое рондо.
-- Это шеф вернулся, почему-то на день раньше. Ну и славно, он же знает вас
лично.
Внутри у Шрагина все упало с ускорением три "же".
-- Шеф у меня смешной.-- поделился Динст.-- Он всегда звонит со входа, как
будто в служебное время я могу заниматься любовью с посторонними. Но он,
действительно, очень деликатен... Все, упавшее внутри Шрагина, расплескалось
где-то на полу, как раз дверь открылась и в комнате появился Антуан
Энгельманн-Ферреро, а вместе с ним истинный Руслан Кураев. Дальнейшее Шрагин
воспринимал с изрядной долей отстраненности, находясь примерно на том же
расстоянии от событий, что и телезритель от телеэкрана.
Энгельманну натикало, сутя по косвенным данным, лет сорок пять, но у него
было изящно вылепленное лицо, покрытое тонкой свежей кожей. Шрагин не раз уже
видал в Германии сомнительные лица, но физиономия господина директора скорее
подошла бы девушке. И вместо рукопожатия Энгельманн поцеловался со своим
замом. Кураев ни с кем не поцеловался, а вместо этого пробуравил Лже-Кураева
злым взглядом своего единственного глаза.
-- А я с герцогом и герцогиней,-- похвастал Энгельманн,-- они пока
осматривают новинки на третьем этаже.
-- Ну, этот парень в короне к тебе просто не равнодушен.
После поцелуя Энгельманн-младший подошел к Шрагину и уже вполне стандартно
протянул руку. Сильно смутившийся визитер встал из кресла и пожал некрупную,
однако предельно твердую "хирургическую" руку директора Музея и распорядителя
Фонда.
-- Вы -- господин...-- начал Энгельманн.
-- Кураев.-- охотно подсказал Динст.-- Это господин Кураев.
-- Что за хрен? Это я -- Кураев, а не этот урод.-- взревел истинный Кураев и
повторил по-немецки, ударяя себя в грудь кулаком.-- Их бин эхтер Кураев.
-- Нет я,-- отважно заявил Шрагин.
Энгельманн предусмотрительно отошел на два шага от Лже-Кураева, однако
сохранял дистанцию и до Кураева истинного.
-- Их не может быть двое?-- справился шеф у зама.-- Ты в базе данных
смотрел? В таблице поставщиков.
-- Еще нет.-- Динст защелкал клавишами старомодного компьютера.
-- Нет, тут всего один Кураев. Как же узнать, кто из них настоящий?
Энгельманн задумался.
-- А у вас, господа, есть национальные паспорта?
