-- Мило поболтали?
-- Навесил ему лапшу на уши. То, о чем мы говорили в
самолете.-- Он взглянул на сержантов.-- Кто-нибудь говорит
по-немецки?
Все дружно отрицательно покачали головами.
-- Прекрасно. Советую забыть также и английский. Если вас
спросят, вы ничего не знаете.
-- Даже если меня не спросят,-- язвительно добавил
Рейнольдс,-- я все равно ничего не знаю.
-- Тем лучше,-- одобрительно заметил Меллори.-- Значит, вы
никому ничего не расскажете, верно?
Он замолчал и повернулся. Дрошный и Нойфельд показались в
дверях барака. Нойфельд подошел ближе
и сказал:
-- Не желаете немного выпить и подкрепиться, пока мы ждем
подтверждения вашей информации? -- Как только что Меллори до
этого, он повернулся и прислушался к доносящемуся издалека
пению.-- Но прежде я хочу познакомить вас с нашим менестрелем.
-- Мы готовы обойтись выпивкой и закуской,-- заметил
Андреа.
-- Вы сейчас поймете, что были не правы. Пойдемте.
Столовая, если ее можно было так назвать, находилась ярдах
в сорока. Нойфельд распахнул дверь наспех сколоченной времянки,
и они оказались в длинной, неуютной комнате. Два деревянных
стола на козлах и четыре скамьи стояли на земляном полу. В
дальнем конце комнаты горел очаг. Ближе к печке, за дальним
концом стола, расположились трое мужчин. Судя по шинелям с
поднятыми воротниками и висящим на ремнях винтовкам,-- недавно
сменившиеся часовые. Они пили кофе и слушали тихое пение
человека, сидящего на полу у огня.
На плечи певца была накинута видавшая виды куртка,
залатанные брюки заправлены в драные сапоги. Его лицо
невозможно было разглядеть под копной густых черных волос и
темными очками в металлической оправе.
Рядом с ним сидела девушка. Она дремала, положив голову
ему на плечо. Обтрепанная английская шинель, доходящая ей до
пят, прикрывала ноги. Пышные русые волосы, небрежно
разметавшиеся по плечам, сделали бы честь жительнице
Скандинавии, но широкие выдающиеся скулы, густые черные брови и
длинные ресницы выдавали славянское происхождение.
Нойфельд прошел в дальний конец комнаты и остановился у
печки. Он наклонился к певцу и тронул его за плечо:
-- Я хочу тебя кое с кем познакомить, Петар. Петар опустил
гитару, поднял голову и тронул девушку за рукав. Она тотчас
встрепенулась и широко раскрыла глаза. Ее взгляд напоминал
взгляд попавшего в капкан зверя. Она быстро оглянулась и
вскочила на ноги. Потом наклонилась и помогла встать гитаристу.
По тому, как неуверенно он схватился за руку девушки, стало
ясно, что он слепой.
-- Это Мария,-- сказал Нойфельд.-- Мария, познакомься с
капитаном Меллори.
-- Капитан Меллори,-- медленно повторила она тихим и
немного хриплым голосом. Ее английское произношение было
практически безупречным.-- Вы англичанин, капитан Меллори?
Меллори решил, что сейчас не время и не место рассказывать
о своем новозеландском происхождении. Он улыбнулся.
-- В некотором роде. Мария улыбнулась в ответ.
-- Всегда мечтала встретить англичанина.-- Она подошла к
Меллори вплотную, отвела в сторону протянутую было руку и со
всего размаху влепила ему звонкую пощечину.
-- Мария! -- вмешался Нойфельд.-- Он на нашей стороне.
-- Значит, он не только англичанин, но еще и предатель! --
Она снова размахнулась, но тут ее рука оказалась в тисках
пальцев Андреа. Она отчаянно вырывалась, пока не убедилась в
бесплодности своих попыток. Глаза ее горели от ярости. Андреа
поднял свободную руку и ностальгически потер левую щеку.
-- Боже мой, она напомнила мне мою Марию! -- с восхищением
произнес Андреа, потом повернулся к Меллори: -- Эти югославы
скоры на руку.
Меллори, поглаживая пострадавшую щеку, обратился к
Нойфельду:
-- Вероятно, Петар, или как там его, мог бы...
-- Нет,-- перебил его Нойфельд.-- Об этом позже, а сейчас
надо подкрепиться.-- Он подошел к столу и жестом пригласил
остальных садиться.-- Простите. Виноват. Это можно было
предвидеть.
-- Она случайно... хм... не того? -- деликатно осведомился
Миллер.
-- Вы считаете, что она слишком вспыльчива?
-- Мне кажется, общение с ней небезопасно.
-- Эта девушка окончила факультет иностранных языков
белградского университета. С отличием, между прочим. Потом
вернулась домой в боснийские горы и нашла изуродованные трупы
родителей и двух младших братьев. С тех пор она немного не в
себе, как видите.
Меллори повернулся и опять взглянул на девушку. Она, в
свою очередь, не спускала с него глаз, и взгляд ее был
откровенно враждебным. Он снова повернулся к Нойфельду.
-- Кто это сделал? Я имею в виду ее семью.
-- Партизаны,-- с яростью выпалил Дрошный.-- Партизаны,
будь они трижды прокляты! Родители Марии были четниками.
-- А при чем здесь певец?
-- Это ее старший брат.-- Нойфельд покачал головой.--
Слепой от рождения. Без нее ни шагу. Она -- его глаза, его
жизнь.
Они сидели молча, пока не принесли еду и вино. Если верно
говорят, что армия сильна набитым брюхом, то эта армия далеко
не уйдет, отметил про себя Меллори. Он слышал, что положение с
продовольствием у партизан отчаянное, но, судя по всему, немцам
и четникам было немногим лучше. Без энтузиазма он зачерпнул
ложкой -- вилка в данном случае была бесполезна -- немного
сероватой кашицы неопределенного происхождения, где одиноко
плавали жалкие кусочки вареного мяса, и с завистью посмотрел на
Андреа, перед которым стояла уже пустая тарелка. Миллер, не
глядя в тарелку, деликатно потягивал из стакана красное вино.
Трое сержантов на еду и не посмотрели. Они никак не могли
оторвать глаз от девушки. Нойфельд, глядя на них,
снисходительно улыбнулся.
-- Я согласен с вами, джентльмены, эта девушка очень
красива. Только Богу известно, как она еще похорошеет, если ее
помыть, но она не для вас. И не для кого. Она уже повенчана.--
Он оглядел обращенные к нему лица и покачал головой.-- Не с
мужчиной, а с мечтой. С мечтой о возмездии партизанам.
-- Очаровательно,-- прошептал Миллер. Остальные
промолчали, да и что тут было говорить. Они ели молча, под
аккомпанемент заунывного пения. Голос звучал мелодично, но
гитара, казалось, была совсем расстроена. Андреа отодвинул от
себя пустую тарелку и обратился к Нойфельду.
-- О чем он поет?
-- Это старинный боснийский романс, как мне сказали. Очень
грустная песня. Она существует и в английском варианте.-- Он на
мгновенье задумался.-- Вспомнил. Называется "Моя одинокая
любовь".
-- Попросите его сменить пластинку,-- пробурчал Андреа.
Нойфельд удивленно посмотрел на него, но ничего не ответил.
Подошедший немецкий сержант что-то прошептал ему на ухо. Он
удовлетворенно кивнул.
-- Итак,-- глубокомысленно изрек Нойфельд,-- мы обнаружили
остатки вашего самолета. Его баки действительно были пусты.
Думаю, нам нет смысла дожидаться радиограммы из Падуи. А вы как
считаете, капитан Меллори?
-- Я ничего не понимаю.
-- Это не важно. Вы когда-нибудь слышали о генерале
Вукаловиче?
-- О ком, простите?
-- О Вукаловиче.
-- Это не наш человек,-- уверенно произнес Миллер.-- По
фамилии видно.
-- Вы, должно быть, единственные в Югославии, кто о нем не
слышал. Всем остальным он хорошо известен. Партизанам,
четникам, немцам, болгарам. Всем. Он здесь настоящий
национальный герой.
-- Будьте любезны, еще вина,-- попросил Андреа.
-- Лучше послушайте,-- раздраженно сказал Нойфельд.--
Вукалович командует партизанской дивизией, которая уже три
месяца находится в окружении. Эти люди, как и сам Вукалович,
безумны. У них нет путей к отступлению. Не хватает оружия,
боеприпасов. Почти не осталось продовольствия. Они одеты в
лохмотья. У них нет никаких шансов.
-- Что мешает им уйти? -- поинтересовался Мел-лори.
-- Это невозможно. С востока -- ущелье Неретвы, с севера и
запада -- непроходимые горы. Единственный путь к отступлению --
на юг, по мосту через Неретву. Но здесь их поджидают две наши
бронетанковые дивизии.
-- А через горы? -- спросил Меллори.-- Должны же быть
перевалы.
-- Их два. Оба блокированы нашими подразделениями.
-- Тогда почему они не сдаются? -- резонно заметил
Миллер.-- Неужели им не известны правила ведения войны?
-- Они безумны, я же вам говорил,-- сказал Нойфельд.--
Совершенно безумны.
В это самое время Вукалович со своими партизанами
демонстрировали немцам степень своего безумия.
Вот уже три долгих месяца отборные немецкие части, к
которым недавно присоединились подразделения альпийских
стрелков, безуспешно пытались форсировать западный перевал --
узкий каменистый проход в горах, открывающий путь к Клети
Зеницы. Несмотря на значительные потери и отчаянное
сопротивление партизан, немцы с завидным упорством
предпринимали попытки прорвать оборону.
Этой холодной лунной ночью их наступление было продумано
профессионально, с типично немецкой скрупулезностью. Они
поднимались по ущелью тремя колоннами, на равном расстоянии
друг от друга. Белые маскхалаты делали их незаметными на фоне
снега. Они продвигались перебежками в те редкие минуты, когда
луна пряталась за облаками. Однако обнаружить их не
представляло труда: судя по непрекращающемуся огню из винтовок
и автоматов, они не испытывали недостатка боеприпасов. Чуть
подальше от переднего фланга атаки, из-за каменной гряды,
раздавался треск тяжелых пулеметов, ведущих заградительный
огонь.
Партизаны обосновались на перевале, укрывшись за грудами
камней и поваленными деревьями. Несмотря на глубокий снег и
пронизывающий восточный ветер, шинели на партизанах были
редкостью. Вместо них -- пестрая смесь английской, немецкой,
итальянской, болгарской и югославской военной формы.
Единственное, что их объединяло,-- неизменная красная звезда с
правой стороны пилоток, ушанок, папах. Видавшая виды форма не
спасала от холода, людям приходилось двигаться, чтобы не
замерзнуть. Среди партизан оказалось множество раненых. Почти у
каждого были перебинтованы рука, нога или голова. Но
удивительней всего были их лица. Усталые, голодные и
изможденные до крайности, они светились спокойствием и
уверенностью. Этим людям терять было нечего. В центре группы
партизан, под прикрытием двух чудом уцелевших под вражеским
огнем сосен, стояли двое. Густая с проседью шевелюра и глубокие
морщины на усталом лице одного из них выдавали генерала
Вукаловича. Его темные глаза блестели, как всегда, ярко, когда
он наклонился, чтобы прикурить сигарету у своего спутника --
смуглого, с крючковатым носом и вьющимися черными волосами,
выбивающимися из-под потемневшей от крови повязки на голове.
Вукалович улыбнулся.
-- Конечно, я спятил, мой дорогой Стефан. И ты тоже, иначе
бы уже давно отошел с этой позиции. Мы все сумасшедшие. Разве
не знал?
-- Как же не знать,-- майор Стефан провел рукой по
подбородку, поросшему недельной щетиной.-- Но то, что вы решили
прыгать с парашютом в расположение нашей части, настоящее
безумие. Вы же могли...-- он внезапно осекся и посмотрел туда,
где только что раздался щелчок ружейного выстрела. Паренек лет
семнадцати, отведя винтовку в сторону и приставив к глазам
бинокль, вглядывался в белесую мглу ущелья.-- Попал?
Парень вздрогнул и отвел бинокль. "Мальчишка,-- с
отчаянием подумал Вукалович.-- Совсем еще ребенок. Ему бы в
