часто оказывалось жутким, и, возможно, в случае с Фредом так и должно было
произойти. Он съежился, словно придавленный тяжестью угрожающей ему
опасности.
- Наибольшую глупость ты совершил, взяв с собой Дорис.
- Знаю. Но она хотела ехать со мной.
- Зачем?
- Чтобы увидеть Милдред Мид, если бы мне удалось ее найти... Вы же
знаете, что эта женщина была главной причиной семейных неурядиц родителей
Дорис. Мне казалось, что будет хорошо, если Дорис с ней поговорит,
понимаете?
Я понимал. Подобно другим беспомощным и растерянным глупцам, Фреду
было необходимо помогать людям, лечить их при помощи психотерапии, даже
если их это могло сломать. Сейчас, пожалуй, он сам как никто нуждался в
помощи. "Будь осторожен, - сказал я себе, - сейчас ты сам возомнишь себя
психотерапевтом и начнешь помогать Фреду. Оглянись на свою собственную
жизнь, Арчер!"
Но оглядываться мне и вовсе не хотелось. Объектом моих исследований и
участия были другие: забитые люди в меблированных комнатах, стареющие
мальчики, неспособные стать мужчинами, но с наступлением ночи внезапно
превращающиеся в стариков. Если ты сам врач, тебе не нужна терапия. Если
ты охотник, за тобой не охотятся. Но так ли это на самом деле?..
- У Дорис сейчас трудное время, - проговорил Фред. - Я пытался помочь
ей собраться...
- Увезя ее в машине на край света?
- Она сама хотела поехать, настаивала на этом. Я подумал, что лучше я
возьму ее с собой, чем она будет сидеть на месте и накачиваться
наркотиками!
- Ты удивительно прав.
Он несмело и мимолетно улыбнулся мне из-под усов.
- Кроме того, не забывайте, мистер, что эти места для Дорис вовсе не
край света. Она родилась в Копер-Сити и провела в Аризоне почти полжизни.
Здесь ее дом.
- Не слишком счастливое возвращение к родным пенатам...
- Не слишком. Она была ужасно разочарована. Я думаю, возвращение
невозможно, как говорил Томас Вульф...
Вспомнив высокий дом с крутой крышей, в котором жил Фред с
родителями, я задался вопросом, кому хотелось бы вернуться туда.
- Ты всегда жил в Санта-Терезе?
Он ненадолго задумался.
- С тех пор, как я был маленьким, мы жили в том же доме на
Олив-Стрит. Он не всегда был такой трущобой, как сейчас. Мама намного
лучше следила за ним, а я помогал ей. У нас были всякие квартиранты,
медсестры из клиники и тому подобное... - он говорил таким тоном, словно
проживание квартирантов являлось Бог весть какой привилегией. - Самое
лучшее время у нас было перед приездом отца из Канады... - он уставился в
стену за моей спиной, на которой подрагивала тень моей всклокоченной
шевелюры.
- А что он делал в Канаде?
- Работал на разных должностях, преимущественно в Британской
Колумбии. Когда-то он любил работу. Мне кажется, что они с матерью и тогда
уже не слишком ладили. Позднее я понял, что он, видимо, потому и не жил
дома. Но меня это очень огорчало, насколько помню, я впервые увидел отца,
когда мне было шесть или семь лет.
- А сколько тебе сейчас?
- Тридцать два, - неохотно признался он.
- У тебя было достаточно времени, чтобы излечиться от обиды,
вызванной отсутствием отца...
- Я не это имел в виду! - он был зол и обижен. - Я не собираюсь
оправдываться за его счет!
- А я этого и не говорил.
- В сущности, он был мне хорошим отцом, - он задумался над своим
утверждением и слегка поправился. - Во всяком случае, сразу после своего
возвращения из Канады, когда он еще не пил так. Я в самом деле любил его
тогда! Иногда мне кажется, что я до сих пор люблю его, несмотря на все эти
кошмарные штучки.
- Какие именно?
- Несет чушь, рычит, ломает мебель, угрожает матери, рыдает... Не
может удержаться ни на одной работе... Изобретает все новые безумные идеи,
пьет тайком вино - только на это он теперь и способен! - голос его стал
высоким и ломким, как у оскорбленной жены. Я подумал, не повторяет ли Фред
подсознательно интонации своей матери.
- А кто приносит спиртное?
- Мать. Я не знаю, зачем она это делает, но доставляет ему выпивку
весьма исправно. Иногда, - прибавил он совсем тихо, - мне кажется, что она
так ему мстит...
- За что?
- За то, что он поломал жизнь себе и ей. Я как-то видел, как она
стоит и смотрит на него, мотающегося от стены к стене, так, словно это
зрелище доставляет ей удовольствие. И в то же время она - его преданная
рабыня и приносит ему выпивку. Такая утонченная форма мести... Эта женщина
отреклась от всего женского в себе...
Фред поразил меня: исследуя жизнь, являвшуюся основным источником его
тревог, он избавился от привычного комплекса неполноценности, тон его стал
глубже и серьезней, худое мальчишечье лицо и длинный нос словно бы уже не
так контрастировали с усами. Я почувствовал, что во мне пробуждается
что-то вроде уважения к нему и даже надежда на лучшее.
- Она несчастная женщина, - сказал я.
- Знаю. Они оба несчастны. Трагедия в том, что они встретились - это
было плохо для обоих. Думаю, мой отец имел все задатки для того, чтобы
стать достаточно уважаемым человеком. Разумеется, мать на голову ниже его
и, возможно, это ее раздражает, но и она многого достигла. Она имеет
диплом сестры милосердия и немалый опыт, а кроме того ухитряется
параллельно с работой присматривать за отцом. Это нелегко.
- Люди часто руководствуются в своих действиях чувством долга.
- Она сделала больше. Благодаря ей я смог закончить колледж. Не
представляю, где она брала на это деньги.
- У нее нет дополнительных источников дохода?
- Были до момента, когда съехал последний квартирант, уже очень
давно.
- Кроме того, как я узнал прошлой ночью, она потеряла место в
клинике.
- Это не совсем так. Она ушла сама, - голос Фреда утратил
мужественность и стал пискливым. - В этом пансионате, "Ла Палома", ей
предложили значительно лучшие условия...
- Это не кажется мне правдоподобным, Фред.
- Честное слово! - он еще повысил голос, глаза его болезненно
блестели, усы топорщились. - Вы что, обвиняете мою мать во лжи?!
- Все мы ошибаемся...
- Вот и вы ошиблись, говоря так о моей матери! Возьмите обратно свои
слова!
- Какие именно?
- То, что вы сказали о матери! Она не торгует наркотиками!
- Я никогда не обвинял ее в этом, Фред.
- Но вы имели это в виду! Вы имели в виду, что ее выгнали из клиники,
потому что она крала наркотики для продажи!
- Руководство клиники это утверждает?
- Да! Это банда жестоких лгунов! Моя мать никогда бы так не
поступила! Она всегда была порядочной женщиной! - слезы потекли из его
глаз, оставляя на щеках влажные полосы. - Я был ненормальным, жил в стране
фантазий, а сейчас вижу это...
- Что ты имеешь в виду, Фред?
- Я верил, что мне удастся совершить открытие, которое прославит меня
среди людей искусства. Думал, что, если мне удастся добраться до миссис
Мид, она поможет мне найти этого художника, Хантри. Но я оказался в
дураках и причинил своей семье еще большие неприятности!
- Ты сделал все, что мог, Фред.
- Неправда! Я идиот!
Он повернулся спиной ко мне. Дыхание его постепенно выравнивалось, да
и я дышал все спокойнее. Перед тем как заснуть я вдруг понял, что начинаю
любить его.
Ночью я проснулся, почувствовав тяжесть, словно на грудь навалилась
гора, и зажег маленькую лампу, стоящую на столике у кровати. Затеки на
стенах напоминали размытые следы дурных снов.
Я не стал расшифровывать их, а погасил лампу и снова погрузился в
сон, вздыхая в унисон с моим незадачливым приемышем.
23
Когда я на следующее утро встал, Фред еще спал, прикрыв локтем глаза,
словно боялся света наступающего дня. Я попросил дежурного офицера на
посту приглядывать за ним и двинулся на своей взятой напрокат машине в
Копер-Сити, ориентируясь по висящей в воздухе дымовой туче.
Парикмахер за четыре доллара побрил меня, за сходную цену я получил
завтрак и рекомендацию, как доехать до отделения "Саутвестерн Сэвингс".
Банк располагался в центре города, в деловом районе, похожем на
кусочек Южной Калифорнии, оторвавшийся от земли и перенесенный через
пустыню. Казалось, из окружающего городка все жизненные соки высосал
лежащий невдалеке прииск, а воздух был отравлен выбросами
металлургического завода. Дым реял над городом, будто огромное нелепое
знамя.
Табличка на стеклянных дверях "Саутвестерн Сэвингс" сообщила мне, что
банк открыт с десяти часов. Мои часы показывали около девяти, жара
нарастала.
Я нашел телефонную будку и принялся искать Пола Граймса в телефонной
книге. Он в списке не значился, но я нашел два номера его жены, домашний и
рабочий - в магазине "Пол Граймс. Художественные и школьные товары".
Магазин, как оказалось, помещался в центре, в нескольких шагах от моей
будки.
Это оказался маленький магазинчик в одной из боковых улочек, полный
блокнотов, бумаги и репродукций, но явно мало посещаемый покупателями.
Длинное низкое полутемное помещение напомнило мне доисторическую пещеру,
хотя висящие на стенах современные картины были менее реалистичны, чем
пещерная роспись.
Вышедшая из задней комнаты женщина казалась сестрой Паолы. Она была
широкоплечей, с тяжелой грудью, темной кожей и широкими скулами. Одежду ее
составляла пестрая блуза, обшитая позвякивающими украшениями, широкая
длинная юбка и сандалии. Довершали картину блестящие цвета воронова крыла
волосы и тонкие черты лица. У меня сложилось впечатление, что ее
переполняет не находящая выхода энергия.
- Чем могу служить, сэр?
- Видите ли, я друг вашей дочери, - я назвал себя.
- Ах да, конечно, мистер Арчер, Паола говорила мне о вас по телефону.
Это вы нашли тело Пола?
- К сожалению.
- И вы детектив, не так ли?
- Да, именно это и есть мое занятие.
Она испытующе глянула на меня.
- В данный момент вы находитесь при исполнении служебных
обязанностей?
- Человек моей профессии, к сожалению, вынужден работать двадцать
четыре часа в сутки...
- Я под подозрением?
- Этого я не знаю. А что, есть причины для того, чтобы подозревать
вас?
Она покачала своей красивой головой.
- Я не виделась с Полом уже год. А развелись мы много лет назад.
Когда Паола вышла из детского возраста, у нас не было ни малейших поводов
оставаться вместе. Все кончилось уже давно.
Ее открытость и непосредственность произвели на меня хорошее
впечатление. Однако, она, видимо, поняла, что сказала больше, чем
следовало, и прикрыла рот левой рукой. Я увидел, что ее красные ногти
почти совсем обкусаны и мне стало неприятно, что я напугал ее.
- Я не думаю, что кто-либо в чем-либо станет подозревать вас, миссис.
- И это было бы справедливо, я не причинила Полу ни малейшего зла, я
лишь пыталась сделать из него мужчину. Возможно, Паола придерживается
другого мнения... она всегда становилась на его сторону. Но я делала для
него все, что было в моих силах, если только он позволял. Честно говоря,
ему вообще не следовало жениться.
Ее тайная внутренняя жизнь и воспоминания времен замужества,
казалось, всплывали из глубины под темной гладкой кожей ее лица и почти
уже вышли на поверхность.
Я вспомнил то, о чем говорила мне Паола, и спросил напрямик:
- Он был гомосексуалистом?
- Любил и мужчин, и женщин. В то время, когда я была его женой, он, я
думаю, не водился с мальчиками. Но всегда любил общество молодых людей, в
