лось солнце. Михаил почувствовал дергающую боль в челюстях и на лбу,
как будто стальные тиски стали сжимать его череп. Из глаз брызнули
слезы и потекли по щекам. Теперь изменялась его левая рука, пальцы
втягивались и укорачивались, обрастая шерстью и выставляя молодые бе-
лые коготки. Что-то происходило с его зубами, а в деснах было такое
ощущение, будто их резали. Во рту ощущался вкус крови. Перепуганный
Михаил беспомощно смотрел на Франко; Франко лишь пялил на него остек-
леневшие глаза, кровь капала с его подбородка. Она напомнила Михаилу
своим запахом красное вино, которое, вспомнилось ему, пили его отец и
мать из бокалов в какой-то другой жизни. Мышцы у него сводило, они
дрожали, утолщаясь на плечах и спине. Черная шерсть неудержимо проби-
валась у него в паху, под грязной одежонкой.
- Нет,- услышал Михаил собственный стон, хрип испуганного живо-
тного.- Пожалуйста... Нет! - Он этого не хотел. Он не в силах вынести
это, пока не в силах вынести; он упал на колени в листья, потому что
гнущиеся кости и растягивающиеся мышцы были нестерпимо давящим бреме-
нем.
Мгновение спустя черная шерсть, охватившая его плечо, стала уби-
раться назад, спустилась вниз по руке, пальцы лапы удлиннились и сно-
ва стали обычными человеческими пальцами. Кости вытянулись, а мышцы
снова стали тонкими, мальчишескими. Челюсть и лицевые кости при пере-
стройке издавали легкие потрескивающие звуки. Он ощутил, как зубы
вошли назад в свои гнезда, и это вероятно было самой худшей болью.
Менее чем через сорок секунд после того, как превращение началось,
оно полностью завершилось в обратном направлении; Михаил моргал
сквозь слезы, которые жгли его глаза, и смотрел на свои человечьи
безволосые руки. Из-под ногтей сочилась кровь. Непривычная напряжен-
ность новых мышц пропала. Он языком пощупал человеческие зубы и ощу-
тил вкус крови.
Совершилось.
- Ты, говнюк,- сказал Франко, но большая часть его злобы уже ис-
парилась. Из него будто выпустили пар.- Не мог такое сделать, да? -
Он приложил руку к своей процарапанной щеке и посмотрел на испачкан-
ную красным ладонь.- Мне надо бы убить тебя,- сказал он.- Ты поднял
на меня руку. Мне надо бы разорвать тебя на куски, ты, говнюк.
Михаил попытался встать. Ноги у него ослабли и не подчинялись.
- Но ты даже не стоишь того, чтобы тебя убивать,- решил Франко.-
Ты еще слишком человек. Мне надо бы оставить тебя тут, ведь ты никог-
да не найдешь дорогу назад, верно? - Он стер кровь с кровоточащих ца-
рапин и опять посмотрел на ладонь.- Говно! - сказал он со злобой.
- За что... вы так меня ненавидите? - удалось спросить Михаилу.-
Я ничего такого вам не сделал.
Какое-то время Франко не отвечал, и Михаил решил, что он и не
собирается. Потом Франко заговорил, голос его был кислым.
- Виктор считает, что ты какой-то особенный.- Он пробурчал слово
"особенный" так, будто оно было ему ненавистно.- Он говорит, что ни-
когда не видел, чтобы кто-нибудь так боролся за жизнь, как ты. О, у
него на тебя большие виды.- Он горестно фыркнул.- Послушай меня: ты -
жалкий щенок, но должен признать, что тебе повезло. Виктор прежде ни
для кого не охотился. Он делает теперь это для тебя, потому что, как
он говорит, ты еще не готов к превращению. Послушай, ты или станешь
одним из стаи, как все, или мы тебя сожрем. И тогда именно я размозжу
твой череп и высосу твои мозги. Как тебе это нравится?
- Я... думаю...- Михаил опять попытался встать. Пот заливал ему
лицо. Он поднялся только усилием воли, совершая насилие над измучен-
ными мышцами. Ноги его чуть было опять не подкосились, но он все-таки
стоял, тяжело дыша, и смотрел в лицо Франко.- Я думаю... однажды...
мне придется убить вас! - сказал он.
Франко воззрился на него. Молчание затягивалось; вороны вдалеке
перекликались друг с другом. И тут Франко засмеялся - на самом деле,
скорее даже зарычал - и часто заморгал от смеха, прижимая пальцы к
разодранной щеке.
- Ты? Убить меня? - он снова засмеялся, снова заморгал. Глаза у
него были ледяными и грозили жестокостью.- Я думаю, сегодня стоит ос-
тавить тебя в живых,- сказал он, будто бы из милосердия. Михаил дога-
дался, что на самом деле причина заключается в страхе, который Франко
испытывал перед Виктором.- Как я уже сказал, тебе повезло.
Он огляделся, глаза его сузились, чувства были настороже. При-
знаков берсеркера не было, если не считать развороченных могил и пе-
реломанных костей; вскопаная земля и кучи листьев не сохранили ника-
ких следов, не было и клочьев шерсти, зацепившихся за колючки в тра-
ве; берсеркер к тому же покатался в гниющей плоти, чтобы отбить свой
запах. Святотатство против стаи было совершено вероятно часов шесть-
семь назад, подумал Франко. Берсеркер уже давно исчез. Франко сделал
несколько шагов, нагнулся и согнал мух, подобрал маленькую истерзан-
ную руку, кисть еще держалась на ней, и поднялся в полный рост. Он
нежно трогал пальчики, распрямил их, как лепестки странного цветка.
- Это от моего,- услышал Михаил его тихие слова.
Франко опять наклонился, разгреб горстью землю, положил истер-
занную ручонку и тщательно засыпал ее землей. Он примял ее и прикрыл
опавшими бурыми листьями. Затем долго сидел на корточках, а мухи жуж-
жали над его головой в поисках исчезнувшей плоти. Несколько их сели
на окровавленную щеку Франко и пировали там, но он не шевелился. Он
неподвижно уставился на сочетание цветных пятен земли и листьев перед
собой.
Затем он резко встал, повернулся спиной к потревоженному саду и
быстро зашагал прочь в лес, не оглянувшись на Михаила.
Михаил дал ему уйти, потому что знал дорогу домой. Да даже если
бы он и потерялся, то смог бы идти по запаху Франко. Силы возвраща-
лись к нему, пульсирующая боль в голове и сердце утихла. Он смотрел
на сад с раскиданными скелетами, думая о том, где будут лежать его
собственные кости и кто зароет их. Он отвернулся, отгоняя эти мысли
прочь, и пошел по следам Франко, чуя их на потревоженной земле.
Глава 3
Еще три весны наступили и ушли, и двенадцатое лето жизни Михаила
обжигало леса. В течение этого времени Рената чуть не умерла, зара-
зившись от больного кабана. Виктор сам выхаживал ее и охотился для
нее, доказывая, что и гранит может размягчиться. Поля родила девочку,
которую произвел Франко; той же ночью дитя умерло, тельце ее было ис-
коверкано и покрыто светло-бурой шерсткой; ей было всего лишь два ме-
сяца от роду. Никита осеменил чрево Олеси, но росточек вышел наружу
кровью и плотью, когда не прошло еще и четырех месяцев.
Михаил ходил в одежде из оленьей шкуры и в сандалиях, которые
сшила ему Рената, его старая одежда совсем на него не лезла и изорва-
лась в клочья. Он рос, становился неуклюжим, на предплечьях и ногах
стали расти густые черные волосы. Разум его тоже рос на пище из книг
Виктора: математике, русской истории, языках, классической литерату-
ре - всех тех яствах, которыми потчевал его Виктор. Иногда учение шло
легко, в другое время Михаил только и делал, что спотыкался на чем-
то, но громовой голос Виктора в большом зале руководил его вниманием.
Михаил даже полюбил Шекспира, в особенности тревоги и волнения Гамле-
та.
Чувства его тоже развивались. Теперь для него не существовало
абсолютной тьмы; самая черная ночь была как сероватое свечение с су-
ществами из плоти и крови, очерченными чудным светло-голубым светом.
Когда он действительно сосредотачивался, отбрасывая все, что могло
отвлекать, он мог найти в белом дворце любого из стаи, определяя его
по особому ритму сердцебиения: например, у Олеси оно всегда было час-
тым, как от маленького оркестрового барабана, в то время как у Викто-
ра - размеренное, с четкостью великолепно настроенного инструмента.
Цвета, звуки, ароматы стали более насыщенными. При дневном свете он
мог видеть бегущего через густую чащу оленя на расстоянии в сотню са-
женей. Михаил познал преимущества скорости и ловкости: он с легкостью
ловил крыс, белок и зайцев, чем немного способствовал пищевому снаб-
жению стаи, но дичь покрупнее от него ускользала. Он часто просыпался
и обнаруживал, что его рука или нога покрылась черной шерстью и при-
няла волчью форму, но полноценное превращение его все еще ужасало.
Хотя тело его, возможно, было к этому готово, сознание его готово еще
не было. Он почитал за чудо, что другие могут переходить туда и об-
ратно между мирами, почти будто бы одним только желанием. Конечно,
самым скорым был Виктор; ему требовалось не более сорока секунд, что-
бы завершить переход от человеческого облика к серой волчьей шкуре.
Следующим по быстроте был Никита, который выполнял превращение чуть
дольше сорока пяти секунд. У Олеси была самая красивая шкура, а у
Франко самый громкий вой. Поля была самая робкая, а Рената самая до-
брая: она часто позволяла мелкой, самой беззащитной жертве спастись,
даже если загоняла ее до изнеможения. Виктор бранил ее за такие воль-
ности, и Франко ругал ее, но она делала так, как ей нравилось.
После осквернения сада спокойно-яростный Виктор взял с собой Ни-
киту и Франко в долгие бесплодные розыски логова берсеркера. За про-
шедшие три года берсеркер выдавал себя оставленными им вокруг белого
дворца маленькими кучками помета, а однажды стая услышала, как он выл
ночью; низкий хриплый насмешливый вызов, менявшийся по направлению,
так как берсеркер искусно менял свое положение. Это был вызов на бит-
ву, но Виктор не поддался; он предпочел не попадать в западню берсер-
кера. Поля клялась, что снежной ночью в начале ноября видела берсер-
кера, когда бежала рядом с Никитой по следу оленя. Рыжий зверь выско-
чил к ней из снега, достаточно близко, чтобы почуять его явное безу-
мие, и глаза его были холодными черными пропастями ненависти. Он ра-
зинул свою слюнявую пасть, чтобы разорвать ей горло,- но тут Никита
прыгнул к ней, и берсеркер исчез в снегопаде. Поля клялась в этом, но
она иногда путала ночные кошмары с реальностью, а Никита не помнил,
чтобы видел что-нибудь, кроме ночи и летевших снежных хлопьев.
Ночью в середине июля снежных хлопьев не было, были лишь золоти-
стые мушки, поднимавшиеся с лесной подстилки, когда Михаил и Никита в
человечьем облике тихо бежали по лесу. Из-за засушливой погоды стада
поредели, и в последний месяц охота стала скудной. Виктор приказал
Михаилу и Никите что-нибудь принести, что угодно съедобное, и сейчас
Михаил бежал за старшим изо всех сил. Никита следовал саженях в двад-
цати перед ним и был впереди Михаила всю дорогу. Они ровным темпом
направлялись к югу, и вскоре Никита перешел на скорую ходьбу.
- Куда мы двигаемся? - шепотом спросил Михаил.
Он вгляделся в ночной сумрак, выглядывая что-нибудь живое. Но
даже беличий глаз не сверкнул в свете звезд.
- К железнодорожным путям,- ответил Никита.- Посмотрим, не уда-
стся ли нам там поживиться.
Часто стая находила мертвого оленя, кабаргу или животное помень-
ше, сбитых поездами, которые с мая по август дважды в день пробегали
через лес, направляясь днем на восток, а ночью на запад.
Там, где лес упирался в нагромождение скал и утесов, уходящее к
югу, из грубо обтесанного туннеля вырывались рельсы, вились вниз по
склону поросшего лесом оврага по меньшей мере саженей шестьсот, а за-
тем вели в другой туннель с западной стороны. Михаил пошел следом за
Никитой вниз по откосу, и они перешли на рельсы, глазами выискивая
темные очертания тела и ноздрями вынюхивая в теплом воздухе свежую
кровь. В эту ночь на рельсах никого не убило. Они дошли до западного
туннеля, и тут Никита вдруг сказал:
- Слушай.
Михаил прислушался и тоже услышал мягкий рокот, словно где-то в
отдалении непрерывно грохотал гром, только небо было ясным, и звезды
