гремели зенитные орудия.
Потом все затихло, и целую минуту слышались только звуки их ды-
хания. Сердца их колотились, и Майкл ощущал, как тело Габи вздрагива-
ло от ударов сердца. В другом помещении кто-то закашлял, и голос Мак-
Каррена прокричал: - Кто-нибудь ранен?
Отвечали различные голоса, сообщая, что раненых нет.
- Габи? - позвал Мак-Каррен.- Ты и бритт в полном порядке?
Она попыталась ответить, но ноздри и глотка у нее были забиты
пылью и она чувствовала, что готова отключиться. Она ненавидела тем-
ноту, ощущение заточения в малом пространстве, и молотом грохотавшие
взрывы, которые возбудили воспоминание о страшных мгновениях четыре
года назад, когда она и ее семья сидели в подвале, пока самолеты
"Люфтваффе" в щепки разносили деревню.
- Габи? - с легкой нервозностью прокричал Мак-Каррен.
- С нами все в порядке,- спокойно сказал Майкл.- Просто немного
потрясло.
Шотландец издал вздох облегчения и продолжил поверку.
Габи не могла справиться с дрожью. Ее вызывала и холодная вода,
и собственная стылая кровь. Она держала голову на плече мужчины, и
внезапно ей пришло в голову, что она не знает - да и не должна
знать - его настоящее имя. Это было одним из правил игры. Но она ощу-
щала запах его тела сквозь запах носившейся в воздухе древней пыли и
подумала на мгновенье - нет, конечно, такого не могло быть - что от
его кожи несло едва уловимым духом зверя, похоже на то, как пахнет от
животных. Это не было неприятно, просто... по-другому, она не могла
точно выразить, как.
Электрические лампочки замигали. Зажглись и погасли, зажглись и
погасли, когда кто-то - немецкая рука - поворачивал выключатели, да-
вавший электрический ток. Затем они зажглись и остались гореть, хотя
и тусклым желтоватым светом.
- Все успокоилось,- сказал Майкл, и Габи посмотрела ему в лицо.
Казалось, что его глаза слегка светились, как будто вобрали в себя
весь имевшийся свет, и это испугало ее, хотя она не могла в точности
понять, почему. Этот мужчина был другим; было в нем что-то неопреде-
лимое. Она встретилась с ним взглядом, пока время измерялось ударами
сердца, и ей показалось, что в глубине зеленых глаз она увидела ка-
кую-то вспышку - промелькнувшую единичную частичку света, как огонь
сквозь заиндевевшее стекло. Она ощутила жар его тела, пар, начинавший
выходить изо всех пор его кожи, и хотела было заговорить о чем-то,
сама не заня о чем, но четко осознала, что когда голос ее зазвучит, в
нем будет дрожь.
Майкл заговорил первый, своим телом. Он отвернулся, пошел вверх
по ступенькам к полке с полотенцами, взял одно для себя и другое для
нее.
- Вы замерзнете до смерти,- сказал он Габи, предлагая полотенце
как приманку, чтобы она вышла из холодной воды.
Она вышла, и Майкл ощутил как отзывалось его тело, пока вода от-
крывала ее груди, затем низ живота и заблестевшие бедра. А потом она
стояла перед ним, вода капала с нее, черные волосы были мокры и при-
лизаны, и Майкл мягко обернул ее полотенцем. В горле у него сдавило,
но он все же решился сказать:
- Мне надо бы сейчас отдохнуть,- сказал он, глядя ей в глаза.- У
меня была беспокойная ночь.
- Да,- согласилась Габи.- У меня тоже.
Она затянулась в полотенце и за ней на полу оставались мокрые
следы, когда она шла к своей одежде и собирала ее.
- Ваша комната - вниз по этому коридору.- Она показала в его
сторону.- Она через второй проход справа. Надеюсь, вы не возражаете
против раскладушки, но одеяло хорошее и толстое.
- Это звучит прекрасно.- Он мог заснуть и на земле, когда уста-
вал, и знал, что уснет через две секунды после того, как уляжется на
раскладушку.
- Я зайду за вами, когда будет пора вставать,- сказала она ему.
- Я на это надеюсь,- ответил он, суша волосы.
Он слышал ее шаги, когда она покидала помещение, а когда опустил
полотенце, Габи уже не было. Потом он насухо вытер тело, собрал одеж-
ду и пошел по коридору, указанному ею. На полу около второго прохода
была свеча в бронзовом подсвечнике и коробка спичек, и Майкл задер-
жался, чтобы зажечь фитиль. Он вошел, держа перед собой свечу, в свою
комнату, которая оказалась древним помещением с сырыми стенами, в ко-
тором проживала только узкая, к его досаде, и выглядевшая неудобной
раскладушка, и была металлическая палка в стене, с которой свисали
несколько плечиков для одежды. Майкл развесил свою одежду; от нее
пахло потом, пылью и выхлопом немецкого танка с примесью паленого мя-
са. Майкл подумал, что после того, как закончится война, он мог бы
подрабатывать на своем чутье, быть может, у изготовителей парфюмерии.
Однажды на лондонской улице он нашел белую женскую перчатку и уловил
на ней запахи бронзовой цепочки от ключей, чая с лимоном, духов "Ша-
нель", сладкого землянистого благоухания дорогого белого вина, дух
испарений от нескольких мужчин, отдаленный намек на аромат застарев-
шей розы и, конечно, запах резиновых покрышек "Данлоп", которые про-
ехали по перчатке, лежавшей на дороге. Накопив с годами опыт, он по-
нял, что для него обоняние - такое же мощное чувство, как и зрение.
Его способность была, конечно, еще сильнее, когда он проходил через
превращение, но многое от нее входило и в его жизнь как человека.
Майкл расправил на раскладушке одеяло и лег на нее. Перекладина
впилась ему в спину, но ему приходилось спать и на более острых ве-
щах. Он примостился под одеялом, а потом задул свечу и лег головой на
подушку, набитую гусиным пухом. Тело его устало, но разум бодрство-
вал, как зверь, мечущийся за решеткой. Он уставился во тьму и вслуши-
вался в звуки медленно капавшей с потолка воды.
~Ваша битва - она где-то внутри~, сказала Габи. ~Да?~
Да,- подумал Майкл. И к нему вновь пришло то, над чем он размыш-
лял каждый день и каждую ночь, с тех пор, как был ребенком в россий-
ском лесу: ~Я не человек. Я не животное. Кто я?~
Ликантроп. Слово, пущенное психиатром, который изучал буйных па-
циентов в палатах умалишенных, глаза которых застывали при свете пол-
ной луны. У крестьян России, Румынии, Германии, Австрии, Венгрии,
Югославии, Испании и Греции для таких были разные названия, но все
они сводились к одному смыслу: оборотень.
Не человек. Не животное,- думал Майкл. Тогда кто же я в глазах
Божьих?
О, здесь в гуще мыслей был еще один образ. Часто Майкл представ-
лял себе Бога как громадного белого волка, скачущего по заснеженной
равнине под небесами, излучающими звездный свет, и глаза Божьи были
золотистыми и очень ясными, а белые клыки Божьи были очень, очень ос-
трыми. Бог мог чуять ложь и измену сквозь небесный свод и вырывал
сердца у неверных и съедал их, истекающими кровью. И нельзя было
скрыться от холодной справедливости Бога, Короля Волков.
Но как тогда человеческий Бог относился к ликантропу? Как к
смертельно вредному или как к чуду? Майкл конечно, мог только рассуж-
дать, но он одно знал твердо: очень редко бывало так, что ему не хо-
телось бы стать на всю жизнь зверем и бегать свободным и диким в зе-
леных просторах Божьих. Две ноги были для него оковами, четыре ноги
позволяли ему летать.
Теперь пора было спать, набираться сил к предстоящему утру и ра-
боте. Многое предстоит узнать, многого надо опасаться. Париж был кра-
сивым капканом с зазубренными челюстями, который мог переломить и че-
ловеческую и волчью шею с одинаковой легкостью. Майкл закрыл глаза,
переходя от наружной тьмы к внутренней. Он слушал, как капает вода -
кап... кап... кап... Он набрал до предела полные легкие воздуха, тихо
выпустил его и отключился от этого мира.
Часть четвертая. Превращение
Глава 1
Он сел и прислушался к тому, как вода капает со стен из древних
камней. Зрение его застилали дремота и дурманящая лихорадка, но по-
среди помещения тлел небольшой костер из сосновых веток, и при его
красноватом свете Михаил увидел фигуру стоявшего над ним человека. Он
сказал первое, что пришло ему в голову: - Папа?
- Я тебе не отец, мальчик.- Это был голос Виктора, говорившего с
оттенком скрытого раздражения.- Ты меня так больше не называй.
- Мой... папа,- Михаил моргнул, стараясь вглядеться. Над ним
возвышался Виктор, одетый в оленью шкуру с воротником из белого зай-
ца, его седая борода спускалась на грудь.- Где... моя мама!
- Мертва. Все они мертвы. Ты об этом и сам знаешь; почему же ты
упрямишься, зовешь духов?
Мальчик прижал руку к лицу. Он обливался потом, но внутри у него
все было ледяным, будто снаружи его тела был июль, а в крови - ян-
варь. Суставы его ломило, будто тупым топором перерубали ствол из же-
лезного дуба.
Где я нахожусь? - думал он.- Папа, мама, сестра... где они?
К нему стали возвращаться из потускневшей памяти: пикник, вы-
стрелы на поляне, тела, лежащие на обрызганной красным траве. И люди,
гнавшиеся за ним, стук копыт, следующий за подростком по пятам. Вол-
ки. Волки. Тут его сознание затуманивалось, и воспоминания убегали,
как дети от кладбища. Но глубоко внутри своего сознания он знал, где
находится - в лабиринтах белого дворца,- и знал, что человек, стояв-
ший перед ним, словно король варваров, был и более, и менее, чем че-
ловек.
- Ты с нами уже шесть дней,- сказал Виктор.- Ты ничего не ешь,
даже ягоды. Ты хочешь умереть?
- Я хочу домой,- ответил Михаил слабым голосом.- Я хочу к маме и
папе.
- Теперь твой дом здесь,- сказал Виктор.
Кто-то яростно закашлялся, и Виктор глянул своими пронзительными
янтарными глазами туда, где, укрытая одеждами, лежала фигура Андрея.
Кашель перешел в задыхающийся хрип, и тело Андрея выгнулось.
Когда звуки, порождаемые смертельной болезнью, затихли, Виктор
обернулся к мальчику.
- Слушай меня,- приказал он и уселся перед Михаилом на корточ-
ках.- Ты скоро заболеешь. Очень скоро. Тебе понадобятся все силы, ес-
ли хочешь после этого выжить.
Михаил держался за живот, который вздулся и горел.- Я и теперь
болен.
- Это еще что, будет гораздо хуже.- Глаза Виктора светились в
красноватом свете как бронзовые монеты.- Ты - тощий доходяга,- резю-
мировал он.- Разве твои родители не кормили тебя мясом?
Он не ожидал ответа, а схватил Михаила за подбородок искривлен-
ными пальцами и задрал лицо мальчика повыше, чтобы на него попало
больше света от костра.
- Бледный, как молоко,- сказал Виктор.- Ты не сможешь выдержать!
Это уж точно.
- Выдержать что, сударь?
- Выдержать превращение. Ту болезнь, которая приближается к те-
бе.- Виктор отпустил его подбородок.- Тогда можешь не есть. К чему
понапрасну переводить вкусную еду? Тебе ведь и так конец, верно?
- Я не знаю, сударь,- сознался Михаил и вздрогнул от холода,
пронизавшего его до костей.
- Зато я знаю. Я научился отличать сильные тростинки от слабых.
В нашем саду слабых полно.- Виктор показал наружу, в сторону от поме-
щения, и на Андрея накатился еще один приступ кашля.- Все мы рождаем-
ся слабыми,- сказал Виктор мальчику.- Нам приходится учиться, как
стать сильными, иначе мы гибнем. Это - элементарные факты жизни и
смерти.
Михаил обессилел. Он подумал про тряпку на палке, которой, он
однажды видел, Дмитрий мыл экипаж, и почувствовал себя таким же, по-
хожим на эту швабру. Он опять лег на подстилку из травы и соснового
лапника.
- Мальчик? - сказал Виктор.- Ты что-нибудь понимаешь в том, что
с тобой происходит?
- Нет, сударь.- Михаил закрыл глаза и крепко зажмурил их. Лицо у
него было как будто сделано из расплавленного свечного воска, в кото-
рый он, бывало, опускал палец и смотрел, как он застывает.
- Они никогда не знают,- сказал Виктор, скорее самому себе.- Те-
