- Что не удастся, Аврора?
- Стать моим хозяином... купить меня!..
И бедняжка опустила голову, словно стыдясь своего положения. Горячие
слезы брызнули у нее из глаз.
- Почему вы так думаете?
- Потому что уже многие пытались меня купить. Они давали много денег,
гораздо больше, чем вы предполагаете, но из этого ничего не вышло: им не
продали меня. Ах, как я была благодарна мадемуазель Эжени! Она всегда
была моей защитницей. Она не хотела расставаться со мной. Как я была
счастлива тогда! Но теперь... теперь совсем другое дело. Теперь как раз
наоборот.
- Ну, так я дам еще больше. Я отдам все мое состояние. Этого, навер-
но, хватит. Раньше вас хотели купить с дурными целями, такими, как у Га-
йара. Ваша хозяйка знала об этом и потому не соглашалась.
- Это правда. Но она откажет и вам. Я так боюсь!
- Нет, я во всем сознаюсь мадемуазель Эжени. Я скажу ей, что у меня
самые честные намерения. Я вымолю у нее согласие. И я уверен, что она
мне не откажет. Если она мне благодарна...
- Ax, - воскликнула Аврора, прерывая меня, - она вам очень благодар-
на, вы даже не знаете, как благодарна! И все же она никогда не согласит-
ся, никогда! Вы не знаете всего... Увы, увы!
Из глаз ее снова брызнули слезы, она склонилась на диван, и густые
кудри скрыли от меня ее лицо.
Ее слова озадачили меня, и я уже хотел просить у нее объяснения, ког-
да услышал шум подъезжающей коляски. Я бросился к открытому окну и
взглянул поверх апельсиновой рощи. Над деревьями показалась голова, и я
узнал кучера мадемуазель Безансон. Коляска подъехала к воротам.
Я был так взволнован, что не хотел встречаться с ней, и, наспех поп-
рощавшись с Авророй, вышел из комнаты. С веранды я увидел, что если пой-
ду по главной аллее, то могу столкнуться с мадемуазель Эжени. Я знал,
что к конюшне можно пройти через боковую калитку и оттуда есть дорога в
лес. Таким образом, я мог добраться до Бринджерса кружным путем. Спус-
тившись с веранды, я прошел через эту калитку и направился к конюшне.
Глава XXVI. НЕГРИТЯНСКИЙ ПОСЕЛОК
Вскоре я вошел в конюшню, где моя лошадь приветствовала меня радост-
ным ржаньем. Сципиона там небыло.
"Он, наверно, занят, - подумал я. - Должно быть, встречает свою гос-
пожу. Не беда, я не буду его звать. Лошадь оседлана, я сам взнуздаю ее.
Жаль только, что Сципион не получит обычной мелочи на чай". Взнуздав ло-
шадь, я вывел ее за ворота и вскочил в седло.
Дорога, которую я выбрал, вела в негритянский поселок, а затем через
поля в густой кипарисовый лес. Там ее пересекала тропинка, которая снова
выходила к береговой дороге. Я много раз ездил по этой тропинке и хорошо
ее знал.
Негритянский поселок находился примерно в двухстах ярдах от господс-
кого дома: пятьдесят или шестьдесят небольших чистеньких хижин стояло по
обе стороны широкой дороги. Все хижины были как две капли воды похожи
одна на другую, и перед каждой из них росла большая магнолия или краси-
вое китайское дерево с густой кроной и душистыми цветами. В тени этих
деревьев множество негритят с утра до вечера возились в пыли. Они были
всех возрастов, от крошечных ползунков до голенастых подростков, и все-
возможных оттенков - от светлокожих квартеронов до черных бамбара, на
коже которых, как острили американцы, "даже уголь оставляет светлые пят-
на". Если не считать толстого слоя пыли, ничто не прикрывало их наготу,
ибо они целый день бегали голышом. Эти черные и желтые пострелята с утра
до вечера копошились перед хижинами, играя стеблями сахарного тростника,
арбузными корками и кукурузными кочерыжками, такие же счастливые и без-
заботные, как какой-нибудь маленький лорд в своей увешанной коврами
детской, среди дорогих заграничных игрушек.
В негритянском поселке вам бросаются в глаза воткнутые перед многими
хижинами высокие шесты или крепкие стебли тростника, на которых насажены
громадные пустые желтые тыквы с пробитой сбоку дырой.
Это домики красных стрижей, самой красивой породы американских ласто-
чек, которых очень любят здешние негры, как когда-то любили их красноко-
жие обитатели этих мест.
Вы увидите, что на стенах хижин висят гирляндами длинные связки зеле-
ного и красного стручкового перца, а кое-где и пучки сухих лекарственных
трав, которыми пользуется "негритянская медицина". Их повесила сюда ка-
кая-нибудь тетушка Феба, или тетушка Клеопатра, или бабушка Филис; а при
виде восхитительного кушанья, которое может изготовить любая из них,
взяв описанные выше красные и зеленые стручки и сдобрив их разными паху-
чими травами, растущими в маленьком огороде возле хижины, у самого тон-
кого гурмана потекут слюнки.
На стенах некоторых хижин вы увидите и шкуры представителей животного
царства: кролика, енота, опоссума или серебристой лисы, иногда мускусной
крысы и даже болотной дикой кошки, или рыси. Хозяин хижины, на которой
сушится шкура рыси, становится героем дня, ибо рысь - самый редкий
зверь, встречающийся теперь на берегах Миссисипи. Вы не увидите здесь
шкур кугуара и лани; хотя эти животные и водятся в ближних лесах, но они
недоступны для негритянского охотника, которому запрещено пользоваться
огнестрельным оружием. Более мелких животных, о которых мы говорили,
можно изловить и без ружья, и шкуры, висящие около хижин, - это трофеи
многих ночных охот, добыча, принесенная каким-нибудь Цезарем, Сципионом,
Ганнибалом или Помпеем. Слыша в негритянском поселке все эти имена, вы
можете вообразить себя в древнем Риме или Карфагене.
Однако этим носителям громких имен никогда не доверяют такого опасно-
го оружия, как карабин. Своими успехами на охоте они обязаны только
собственной ловкости; оружием им служат лишь палка да топор, а вместо
гончей собаки - простая дворняжка. Многочисленные представители этой по-
роды валяются в пыли вместе с негритянскими ребятишками и, видимо,
чувствуют себя не менее счастливыми, чем они. Охотничьи трофеи развешаны
на стенах домов не для украшения. Нет, их повесили просушить, а потом
заменят другими, а эти отнесут на продажу. В воскресенье, когда дядя Сиз
или Зип, дядя Хэнни или Помп в праздничной одежде отправятся в город,
каждый из них захватит с собой сверток со шкурками. Они зайдут потолко-
вать к лавочнику, а тот выложит им пик12 за мускусную крысу, бит (ис-
панский реал) за енота и четвертак за лису или "кошку", после чего четы-
ре дяди-охотника обменяют полученные монеты на всякого рода гостинцы для
четырех оставшихся дома тетушек; эти "излишества" служат дополнением к
обычному рациону риса со свининой, который получают негры на плантации.
Такова нехитрая экономика негритянского поселка.
Войдя в негритянскую деревню (негритянский поселок при крупной план-
тации можно вполне назвать деревней), вы можете сами наблюдать эти мел-
кие подробности ее жизни. Они видны и невооруженному глазу.
Вы увидите также стоящий на отшибе дом надсмотрщика. В поместье Бе-
зансонов он находился на краю поселка, фасадом к проезжей дороге.
Дом был, конечно, совсем в другом роде, с претензией на архитектуру:
двухэтажный, с жалюзи на окнах и с верандой.
Невысокая ограда оберегала его от вторжения негритянских ребятишек,
однако страх перед ременной плетью делал эту предосторожность совершенно
излишней.
Когда я подъехал к поселку, мне сразу бросилось в глаза его своеобра-
зие; дом надсмотрщика, возвышавшийся над маленькими лачугами, казалось,
сторожил и оберегал их, словно наседка выводок цыплят.
Большие красные ласточки стрелой носились взад и вперед, на минуту
замирали у входа в свои домики-тыквы и с веселым щебетом - туить-ту-
ить-туить - улетали прочь. Весь поселок был наполнен ароматом китайских
деревьев и магнолий, который далеко разносился вокруг.
Подъехав еще ближе, я услышал смутный гул голосов, мужских, женских и
детских, с характерными для негритянской речи интонациями. Я заранее
представлял себе уже не раз виденную мной картину: мужчины и женщины за-
няты разными домашними делами; одни, сидя перед своими хижинами в тени
деревьев, отдыхают после полевых работ (в этот час они уже окончены)
или, собравшись кучками, весело болтают между собой; другие чинят у по-
рога рыболовные сети или силки, с помощью которых надеются поймать
"большую кошку" или выловить в тихой заводи буйвол-рыбу; кое-кто из муж-
чин колет дрова, вытаскивая их из общей большой поленницы, а длинноногие
подростки относят их в хижины, где черные тетушки готовят вечернюю тра-
пезу.
Эта патриархальная картина навела меня на размышления о кое-каких
преимуществах единовластия в деревне, если не в образе рабовладельца, то
в духе Раппа13 и социальных экономистов.
"Вот как при таком патриархальном строе можно обходиться без сложного
государственного аппарата, - говорил я себе. - Как это просто и мило и
вполне достигает цели!"
Да, конечно. Но я проглядел одно обстоятельство - - несовершенство
человеческой природы: проглядел возможность, даже вероятность, увы, чаще
всего неизбежность превращения патриарха в деспота.
Но что это? Громкий голос... вернее, крик.
Крик радости? Нет, напротив, в нем слышится страдание. Болезненный
стон, крик смертельной муки. Другие долетавшие до меня голоса звучали
взволнованно, даже зловеще и не были похожи на обычный деревенский го-
мон.
Снова раздался этот крик смертельной муки, еще громче и протяжней. Он
слышался из негритянского поселка. В чем дело?
Я пришпорил свою лошадь и галопом поскакал в деревню.
Глава XXVII. ДЬЯВОЛЬСКИЙ ДУШ
Через несколько секунд я выехал на широкую дорогу между двумя рядами
хижин и, натянув поводья, осмотрелся вокруг.
Зрелище, которое я увидел, мигом развеяло мои мечты о патриархальной
идиллии. Передо мной была картина тирании и пыток - сцена из трагической
жизни рабов.
На самом краю поселка, в стороне от дома надсмотрщика, за оградой
виднелось большое здание - сахароварня. Внутри ограды стоял огромный на-
сос высотой в десять футов с водоотливом на верхнем конце. Насос снабжал
водой сахароварню, куда вода стекала по узкому желобу. Под насосом был
устроен помост высотой в два-три фута, чтобы человек, качающий воду, мог
достать до его ручки.
Я сразу обратил внимание на этот помост, так как мужчины обступили
его плотным кольцом, а женщины и дети, столпившись вдоль ограды, смотре-
ли туда же.
Все собравшиеся казались мрачными и подавленными, их лица выражали
жалость и испуг. Я слышал ропот, короткие восклицания и всхлипывания,
свидетельствующие об общем сочувствии кому-то, кто страдает. Я видел су-
рово сдвинутые брови, говорившие о жажде мести. Но таких было немного; у
большинства лица выражали лишь ужас и покорность.
Нетрудно было догадаться, что услышанный мною крик раздавался среди
тех, кто стоял вокруг насоса, и, взглянув туда, я сразу понял, в чем де-
ло. Здесь наказывали кого-то из рабов.
Сбившиеся в кучу люди заслоняли от меня несчастного раба, но я увидел
над их головами обнаженного по пояс негра Габриэля, стоявшего на площад-
ке и изо всех сил качавшего воду.
Габриэль был высокий и очень сильный негр-бамбара; на плечах у него
было выжжено клеймо - королевская лилия. Этот человек свирепого вида от-
личался, как мне говорили, жестоким и грубым нравом; его боялись не
только негры, но даже белые, которым приходилось иметь с ним дело. Сей-
час наказывали не его - наоборот, он, видимо, служил орудием пытки.
Да, это наказание было настоящей пыткой, я хорошо знал его.
Желоб, проводящий воду, был отодвинут; жертва стояла под насосом, на
том месте, куда падала струя воды. Несчастного крепко привязали к
кольям, так что он не мог пошевелиться, и струя непрерывно лилась ему на
темя.
"И это пытка?" - спросите вы. Вы, может быть, не верите? Вы думаете,
что это вовсе не так мучительно? Просто купанье, холодный душ - и ничего
