позволяет исследовать стратегические проблемы: насколько велика вероятность
сохранения существующего политического курса; каковы основные черты набора
мероприятий, отвечающего условиям равновесия на политических рынках: в чьих
интересах будет осуществляться экономическое регулирование.
"Монополистический подход", напротив, может с успехом использоваться для
рассмотрения тактических проблем, связанных рутинной деятельностью
правительства по определению конкретного распределения прав собственности и
элементов ценового вектора.
С учетом сказанного выше очевидно, что теория общественного выбора и, в
особенности, одна из ее субдисциплин - теория эндогенного определения
экономической политики - открывают широкие горизонты изучения проблем,
связанных с взаимодействием экономической и политической сфер общественной
жизни. Этим обусловлена несомненная привлекательность использования этих
теорий для изучения процессов, происходящих в экономике переходного типа.
Как представляется, они дают возможность по-новому осветить некоторые
аспекты преобразований, осуществляемых сегодня в России, а также выделить
причины их недостаточной эффективности и адекватности.
Поскольку выбор стратегии трансформации, ее глубины, скорости и
последовательности стадий затрагивает жизненно важные интересы практически
всех экономических субъектов" они неизбежно будут оказывать интенсивное
влияние на принятие государственных решений.4) Наиболее существенным
является то, что процесс перехода к либеральному рыночному порядку от
административно-централизованной системы с высоким уровнем государственного
вмешательства предполагает широкое перераспределение хозяйственных
полномочий и прав собственности от государства к рыночным субъектам. В
соответствии с логикой теории эндогенного определения экономической политики
очевидно, что такое перераспределение будет происходить в интересах
представителей элитных групп, тесно связанных с властными кругами, а также
групп давления, способных обеспечить максимальные трансферты ресурсов (в
виде легальных и нелегальных "пожертвований", взносов в предвыборные фонды и
т.д.) в пользу субъектов принятия решений. Закономерным результатом данного
развития событий является экспоненциальное нарастание неопределенности на
политических рынках. Причины этого явления достаточно ясны. Процесс
концентрации хозяйственных полномочий и прав собственности в руках членов
групп, способных влиять на принимаемые правительством и парламентом решения,
порождает большое количество "обделенных". К ним относятся как члены групп
давления, которые не сумели реализовать свои интересы, так и рядовые
граждане, лишенные доступа к приватизируемой собственности и другим "благам
реформ". Испытываемое ими недовольство может кристаллизоваться в поддержку
оппозиционных правительству политических сил, декларирующих цели нового
перераспределения хозяйственных полномочий и прав собственности.
Рост конкуренции со стороны оппозиции, делая неопределенными шансы
сохранения субъектами принятия политических решений занимаемых ими властных
позиций - а значит, и шансы сохранения проводимого политического курса,
создает дополнительные стимулы к усилению лоббирования со стороны
экономических агентов, заинтересованных в сохранении сложившейся в ходе
реформ структуры хозяйственных отношений. В этом заключается одно из
ключевых негативных последствий неопределенности на политических рынках:
значительная доля ресурсов будет изыматься из хозяйственного оборота и
направляться на цели изыскания политической ренты, т.е. находить
непроизводительное применение.
Само по себе отвлечение ресурсов из экономической сферы в политическую
является неизбежным следствием взаимодействия субъектов политического рынка.
В традициях теории общественного выбора лоббистская деятельность, смысл
которой состоит в целенаправленном
влиянии на процесс принятия государственных решений, признается такой же
естественной для экономических субъектов, как и хозяйственная
(производственная, торговая и т.д.) деятельность. Часть своих ресурсов они
будут инвестировать на хозяйственные цели, а часть - на цели извлечения
политической ренты, т.е. на приобретение преимуществ, связанных с
функционированием существующей политической системы. При этом критерий
оптимальности распределения ресурсов требует, чтобы предельная эффективность
их использования в обеих сферах была одинакова.5) Существенную роль, однако,
играет то обстоятельство, что по мере роста неопределенности на политических
рынках предельная эффективность инвестиций в лоббирование также возрастает.
В российских условиях этот феномен может быть особенно четко прослежен на
примере борьбы за сохранение итогов приватизации. Ускоренные - если не
сказать обвальные -темпы приватизации обусловили тот факт, что передача
многих из имущественных объектов в частные руки происходила по чисто
символическим ценам. Это обеспечило высокую прибыльность инвестиций в
политическое лоббирование на этапе получения доступа к правам собственности,
т.е. непосредственно на этапе приватизации: ведь фактическая стоимость
приватизируемых активов, как правило, намного превышала расходы на их
приобретение (сумму выкупных платежей и средств, направленных на
лоббирование). В настоящее время можно наблюдать следующий раунд борьбы: те
группы давления, интересы которых не были учтены в ходе приватизации,
инвестируют ресурсы на поддержку политических сил, обещающих пересмотреть ее
итоги с учетом пожеланий своих "спонсоров"; напротив, выигравшие в ходе
приватизации субъекты активно контрлоббируют с целью противодействия
пересмотру итогов приватизации, поскольку обратный выкуп имущественных
объектов (не говоря уже о безвозмездной национализации) приведет к потере
первоначально полученного чистого прироста богатства. Благодаря этому по
мере нарастания неопределенности на политических рынках основной целью
экономических субъектов станов
ится не получение дохода путем хозяйственных операций, а приобретение или
сохранение богатства путем лоббистской деятельности. Имеет место своего рода
заколдованный круг: высокая прибыльность инвестиций на цели лоббирования
обусловливает высокий уровень неопределенности на политических рынках, и
наоборот.
Неопределенность на политических рынках оказывает и другие негативные
последствия на хозяйственную систему. Усиление зависимости правительства от
поддерживающих его групп давления приводит к нарастанию степени
субоптимальности проводимых им экономических мероприятий, - иными словами,
увеличивает объем диспропорций, вносимых в экономическую систему. Чем выше
объем ресурсов, который могут предоставить те или иные субъекты, тем выше
вероятность того, что именно их интересы будут удовлетворяться при
формулировании политических решений, даже если при этом наносится
значительных ущерб другим, "менее важным" с точки зрения правительства
группам хозяйствующих субъектов, или даже самому государству. Правительство
становится "близоруким" и отдает предпочтение тактическим, а не
стратегическим выгодам, поскольку не уверено, что "доживет" до реализации
последних.6)
Два упомянутых типа экономических потерь - обусловленных
непроизводительным использованием ресурсов и экономическими диспропорциями -
являются в значительной мере альтернативными друг другу. Действительно,
результатом взаимодействия групп давления на политическом рынке может быть
минимизация потерь, связанных с фактором диспропорций,7) однако в процессе
такого взаимодействия может быть растрачено значительное количество
экономических ресурсов. Возникает еще один заколдованный круг: в условиях,
когда минимизируются экономические потери одного типа, максимизируются
экономические потери другого типа, и наоборот. Следовательно, сама по себе
конкуренция между группами давления, имеющими противоположные интересы, не
может рассматриваться как противоядие от неэффективного использования
ресурсов. В отличие от конкуренции на экономических рынках, конкуренция на
политических рынках даже в теории не мажет обеспечить достижение
хозяйственного оптимума.
Однако наиболее важным следствием неопределенности на политических рынках
является то обстоятельство, что она делает совершенно невозможным сколь-либо
конструктивное государственное экономическое регулирование. С одной стороны,
оно становится все более ориентированным на специфические интересы групп
давления, оказывающих политическую поддержку существующей власти. С другой
стороны, существуют мощные стимулы игнорировать "неприятные" государственные
предписания, поскольку реальный контроль за их выполнением отсутствует, а
сами они в любой момент могут быть заменены другими, скорее всего совершенно
отличными.
При обострении конкурентной борьбы на политических рынках (например в
преддверие выборов) данный фактор мажет привести к полному параличу
"созидательной" (т.е. не направленной на удовлетворение интересов групп
давления) деятельности государства. Рекордное падение доходов
государственного бюджета в 1-2-м кварталах текущего года является одной из
наиболее впечатляющих иллюстраций этого тезиса. Хозяйствующие субъекты,
оперируя в нетранспарентной экономико-политической среде, просто игнорируют
свои обязательства перед государством, зная, что правительство не
заинтересовано уличать их в нарушениях и наказывать за это: ведь тем самым
оно лишилось бы их поддержки. Правительство же, по сути, молчаливо
согласилось с правилами "игры в одни ворота": чем больше сумма задолженности
бюджету, тем выше вероятность ее списания в будущем и, следовательно, тем
выше стимулы к ее наращиванию.
За относительно короткую историю российской экономической реформы это уже
не первый случай, когда неопределенность на политических рынках приводит к
такого рода "игре в одни ворота". Достаточно вспомнить острейший кризис
неплатежей 1992-1993 гг., который во многом был спровоцирован политической
неопределенностью, связанной с противостоянием правительства и Верховного
Совета. Несмотря на отсутствие денег на счетах предприятий, их руководители
продолжали продавать и покупать продукцию в кредит, с полным основанием
ожидая, что субъекты политических рынков в конце концов будут вынуждены
прибегнуть к массовому списанию долгов, чтобы заручиться поддержкой
"капитанов промышленности". Общая схема была тогда очень похожей: чем больше
сумма взаимной задолженности, тем выше вероятность ее списания, - и тем
целесообразнее ее дальнейшее увеличение.
Разумеется, неопределенность на политических рынках может поражать не
только страны с переходной экономикой, но именно в них она принимает
наиболее острые формы. В таких странах существуют все предпосылки для ее
экспоненциального нарастания: быстрая поляризация общества на "выигравших" и
"проигравших" в ходе борьбы за первичное перераспределение хозяйственных
полномочий и прав собственности; высокие ставки в борьбе вокруг перспектив
их вторичного перераспределения; наличие политических сил, выдвигающих
радикально отличные от проводимых правительством экономические программы. В
то же время именно для стран с переходной экономикой такая неопределенность
наиболее опасна: ведь она может не только помешать поиску эффективных путей
выхода из трансформационного кризиса, но и вообще заставить забыть о целях
